Дверь отперта. Переступи порог.
Мой дом раскрыт навстречу всех дорог.
В прохладных кельях, беленных извёсткой,
Вздыхает ветр, живёт глухой раскат
Волны, взмывающей на берег плоский,
Полынный дух и жёсткий треск цикад.
Войди, мой гость, стряхни житейский прах
И плесень дум у моего порога…
Со дна веков тебя приветит строго
Огромный лик царицы Таиах.
Мой кров убог. И времена - суровы.
Но полки книг возносятся стеной.
Тут по ночам беседуют со мной
Историки, поэты, богословы.
Я принял жизнь и этот дом как дар
Нечаянный, - мне вверенный судьбою,
Как знак, что я усыновлён землёю.
Всей грудью к морю, прямо на восток,
Обращена, как церковь, мастерская,
И снова человеческий поток
Сквозь дверь её течёт, не иссякая.
/ Максимилиан Волошин./
"В поэзии Волошина, в его изумительной кисти, рождающей идею им открытого Коктебеля, во всём быте жизни начиная с очерка дома, с расположения комнат, веранд, лестниц до пейзажей художника, его картин, коллекций камушков, окаменелостей и своеобразного подбора книг его библиотеки встаёт нам творчески пережитый и потому впервые к жизни культуры рождённый Коктебель."
/Андрей Белый/
В 1893 году мама поэта, Елена Оттобальдовна Кириенко-Волошина, знаменитая Пра, купила за гроши участок у подножия горы Карадаг. Спустя десять лет, в 1903 году уже сам поэт по своему оригинальному проекту строит свой причудливый волошинский замок. В 1908 году Елена Оттобальдовна построила еще один большой дом с флигелем, который составил единую усадьбу с домом и флигелем Волошина. Оба эти дома сохранились и сегодня. И кто в них только не жил из русских литературных гениев?...
Будучи по природе своей - собирателем - людей, книг, растений, каменьев, Волошин и на дачу свою заманивал всех русских писателей со всей России. В доме поэта гостили Марина и Анастасия Цветаевы, Осип Мандельштам, Андрей Белый, Николай Гумилев, Михаил Булгаков, Алексей Толстой, Александр Грин...
"В море прямо с обеда, презирая медицину, сидеть в воде час, и снова, и снова сидеть до того, что по телу - гусиная кожа, и в морских волнах остается не часть, подвластная физическому закону учебника, сданного и забытого, а вес худеющего без меры тела (так что через неделю-две кружится голова и ходишь как в сонной одури, - и ни матери, ни бабушки, ни теток - остановить. Небо, и вода, и горы, и коктебельские камни - таковы были дни нашей юности…).
Кроме купанья, все в этот день были вместе, то на одной террасе, где обедали, то на разных балконах Макса, куда вели наружные лесенки, то в его мастерской.
- Ну как? - спросила меня Марина, когда мы расставались у ее двери. - Нравится Коктебель? Ты еще не была нигде -ни в деревне, татарской, под Сюрию-Кайя, - та, с остриями, ни на Святой горе; там, высоко, могила их святого, татарского. Увидишь Сердоликовую бухту! Лучше, чем Нерви…
- Море так шумит - как люди спят? Точно совсем рядом…
- А оно и есть рядом - ведь Максин дом на берегу."
/Анастасия Цветаева. "Воспоминания". Глава 6. "В Коктебель."/
Дворик у дома поэта.
Здесь каждый год проходит волошинский фестиваль поэзии.
Молодежная творческая группа читают стихи Волошина.
Мой пыльный пурпур был в лоскутьях,
Мой дух горел: я ждал вестей,
Я жил на людных перепутьях,
В толпе базарных площадей.
Я подходил к тому, кто плакал,
Кто ждал, как я... Поэт, оракул -
Я толковал чужие сны...
И в бледных бороздах ладоней
Читал о тайнах глубины
И муках длительных агоний.
Но не чужую, а свою
Судьбу искал я в снах бездомных
И жадно пил от токов темных,
Не причащаясь бытию...
Да, я помню мир иной -
Полустертый, непохожий,
В нашем мире я - прохожий,
Близкий всем, всему чужой.
Ряд случайных сочетаний
Мировых путей и сил
В этот мир замкнутых граней
Влил меня и воплотил.
И было так, как будто жизни звенья
Уж были порваны... успокоенье
Глубокое... и медленный отлив
Всех дум, всех сил... Я сознавал, что жив,
Лишь по дыханью трав и повилики.
Восход Луны встречали чаек клики...
А я тонул в холодном лунном сне,
В мерцающей лучистой глубине,
И на меня из влажной бездны плыли
Дожди комет, потоки звездной пыли...
«Я странник и поэт, мечтатель и прохожий…»
Волошины у своего дома в Коктебеле.
В биографической экспозиции Дома-музея представлены множество фотографий,картин,личных вещей, повествующих об интереснейшей биографии Максимилиана Волошина.
Теперь я мертв. Я стал строками книги
В твоих руках...
И сняты с плеч твоих любви вериги,
Но жгуч мой прах.
Меня отныне можно в час тревоги
Перелистать,
Но сохранят всегда твои дороги
Мою печать.
Похоронил я сам себя в гробницы
Стихов моих,
Но вслушайся - ты слышишь пенье птицы?
Он жив - мой стих!
Не отходи смущенной Магдалиной -
Мой гроб не пуст...
Коснись единый раз на миг единый
Устами уст.
М.Волошин со своими гостями.
Двойным огнем ты очищалась, мать, -
свершая все, что смелось пожелать,
ты вознесла в слияньи целокупном
в себе самой возлюбленную плоть...
Но, как прилив сменяется отливом, -
так с этих пор твой каждый день Господь
отметил огненным разрывом.
Дитя растет, и в нем растет иной -
не женщиной рожденный, непокорный,
но связанный твоей тоской упорной,
твоею вязью родовой.
Я знаю, мать, твой каждый час - утрата,
Как ты во мне, так я в тебе распят.
И нет любви твоей награды и возврата,
затем, что в ней самой - расплата и возврат!
Авторский рисунок матери поэта.
Неопалимая Купина
Кто ты, Россия? Мираж? Наважденье?
Была ли ты? есть или нет?
Омут... стремнина... головокруженье...
Бездна... безумие... бред...
Все неразумно, необычайно:
Взмахи побед и разрух...
Мысль замирает пред вещею тайной
И ужасается дух...
В минуты грусти просветленной
Народы созерцать могли
Ее - коленопреклоненной
Средь виноградников Земли.
И всех, кто сном земли недужен,
Ее целила благодать,
И шли волхвы, чтоб увидать
Ее - жемчужину жемчужин.
Нет у меня ничего,
Кроме трех золотых листьев и посоха
Из ясеня,
Да немного земли на подошвах ног,
Да немного вечера в моих волосах,
Да бликов моря в зрачках…
"львиная грива - греческая голова... босиком... и... не хитон, а балахон" /Марина Цветаева/
Я много видел. Дивам мирозданья
Картинами и словом отдал дань…
Но грудь узка для этого дыханья,
Для этих слов тесна моя гортань.
Заклёпаны клокочущие пасти.
В остывших недрах мрак и тишина.
Но спазмами и судорогой страсти
Здесь вся земля от века сведена.
И та же страсть, и тот же мрачный гений
В борьбе племён и в смене поколений.
Доселе грезят берега мои
Смолёные ахейские ладьи,
И мёртвых кличет голос Одиссея,
И киммерийская глухая мгла
На всех путях и долах залегла,
Провалами беспамятства чернея...
Вышел незваным, пришел я непрошеным,
Мир прохожу я в бреду и во сне...
О, как приятно быть Максом Волошиным -
Мне!
«Макс широченной улыбки и гостеприимства, Макс - Коктебеля» (М. Цветаева)
…И мир, как море пред зарею,
И я иду по лону вод,
И подо мной и надо мною
Трепещет звездный небосвод…
Свои многочисленные акварели М.А. Волошин писал не только с натуры, но и по памяти!
Я иду дорогой скорбной в мой безрадостный Коктебель…
По нагорьям терн узорный и кустарники в серебре.
По долинам тонким дымом розовеет внизу миндаль,
И лежит земля страстная в чёрных ризах и орарях.
Припаду я к острым щебням, к серым срывам размытых гор,
Причащусь я горькой соли задыхающейся волны,
Обовью я чобром, мятой и полынью седой чело.
Здравствуй, ты, в весне распятый, мой торжественный Коктебель!
Макс Волошин был страстным геологом и археологом. Необычный поэт и художник питал такую же необычную любовь к камням. Он окружал себя ими везде: находил на реке, на земле, специально искал, находил случайно. Изображал камни на своих картинах, посвящал им стихи. Для Максимилиана камни значили нечто большее, чем просто природный материал.
Надежда Мандельштам вспоминала: "В Коктебеле все собирали приморские камешки. Больше всего ценились сердолики. За обедом показывали друг другу находки..." Эти коктебельские сердолики и агатики, наверное, хранятся у сотен русских писателей и их потомков, хоть раз побывавших или в гостях у Макса Волошина, или позже - в Доме творчества писателей. Это уже был общий писательский обряд, запечатленный в стихотворении Мандельштама :
Исполню дымчатый обряд:
В опале предо мной лежат
Чужого лета земляники -
Двуискренние сердолики
И муравьиный брат - агат,
Но мне милей простой солдат
Морской пучины - серый, дикий,
Которому никто не рад.
«Сколько бы ни писал картин о крымском небе, горах, море, крымская природа давала мне ещё и ещё новые темы для моих полотен».
/Константин Богаевский./
Волошин и Богаевский в мастерской Волошина. Коктебель. 1930 г
Фотографии Волошина с друзьями.
В судьбе Марины Цветаевой Волошин сыграл очень значимую роль. Именно в Коктебеле, Цветаева познакомилась со своим мужем Сергеем Эфроном. Она написала о Сергее:
Так, утомлённый и спокойный,
Лежите, юная заря,
Но взглянете - и вспыхнут войны,
И горы двинутся в моря,
И новые зажгутся луны,
И лягут яростные львы
По наклоненью вашей юной
Великолепной головы.
Марина Цветаева писала: «Максу я обязана крепостью и открытостью моего рукопожатия и с ними пришедшему доверию к людям. Жила бы как прежде - не доверяла бы, как прежде; может быть, лучше было - но хуже».
С волошинским Коктебелем крепко связан и Николай Гумилев. Алексей Толстой, тоже часто гостивший у Волошина в Коктебеле, вспоминал: «…Гумилёв приехал на взморье, близ Феодосии, в Коктебель. Мне кажется, что его влекла туда встреча с Дмитриевой, молодой девушкой, судьба которой впоследствии была так необычна...
Елизавета Дмитриева позже уверяла, что Гумилев тогда же, в 1909 году, сделал ей предложение выйти замуж, но получил от неё отказ. В Коктебеле Гумилев написал своих знаменитых «Капитанов»:
На полярных морях и на южных,
По изгибам зелёных зыбей,
Меж базальтовых скал и жемчужных
Шелестят паруса кораблей.
Быстрокрылых ведут капитаны,
Открыватели новых земель,
Для кого не страшны ураганы
Кто изведал мальстремы и мель…
Мы поднимаемся на второй этаж Дома-музея в мастерскую поэта и художника.
Продолжение следует...