130 лет со дня рождения Александра Вертинского /21.03.1889. - 21.05.1957./
Я всегда был за тех, кому горше и хуже,
Я всегда был для тех, кому жить тяжело.
А искусство мое, как мороз, даже лужи
Превращало порой в голубое стекло.
Я любил и люблю этот бренный и тленный.
Равнодушный, уже остывающий мир,
И сады голубые кудрявой вселенной,
И в высоких надзвездиях синий эфир.
Трубочист, перепачканный черною сажей.
Землекоп, из горы добывающий мел.
Жил я странною жизнью моих персонажей,
Только собственной жизнью пожить не успел.
И, меняя легко свои роли и гримы.
Растворяясь в печали и жизни чужой,
Я свою - проиграл, но зато Серафимы
В смертный час прилетят за моею душой!
/Александр Вертинский. 1952 г./
Александр Вертинский для многих из нас останется легендой, ставшей действительностью, но не потерявшей при этом своего очарования. Его творчество - яркая страница отечественной художественной культуры. И сам он останется в нашей памяти таинственным Пьеро эстрады, поэтом и композитором, изысканно слагавшим музыкальные новеллы, певцом, принесшим на сцену высочайший артистизм, музыкальность и вкус.
Романс «То, что я должен сказать», был написан Александром Вертинским под впечатлением гибели трехсот московских юнкеров в дни Октябрьской революции 1917 года в Москве.
Выдающийся русский эстрадный артист, киноактёр, композитор, поэт и певец Александр Вертинский родился 21 марта 1889 года в Киеве.
Отец Александра Вертинского, частный поверенный Николай Петрович Вертинский, был родом из семьи железнодорожного служащего, и помимо адвокатской практики занимался журналистикой - его фельетоны публиковались в «Киевском слове» под псевдонимом Граф Нивер. Мама Вертинского Евгения Степановна Сколацкая была дворянкой. Николай Петрович не смог жениться на ней, поскольку его первая жена не давала развода, и был вынужден несколько лет спустя усыновить собственных детей - старшую дочь Надежду и младшего Александра. По воспоминаниям Александра Вертинского родители слишком любили друг друга, чтобы обращать внимание на условности: «Я вырос на берегах Днепра, этой богатой, привольной, цветущей земли, которой нет равной в мире! Я - киевлянин. Вот тут, недалеко, против Золотоворотского садика, в доме № 43 по улице Короленко, бывшей Большой Владимирской, - я родился. Каждый камень этого города - я знаю. Каждый каштан - был при мне еще юношей, а теперь он высокий, кудрявый, раскидистый красавец-мужчина!».
Когда Александру Вертинскому было три года, умерла его мама, а спустя два года погиб от чахотки отец. После смерти родителей Александр и его сестра Надежда оказались в разных семьях у сестер их матери. Всячески препятствуя их общению, тетки сообщили Александру неправду о смерти его сестры, но позже Александр и Надежда встретились и очень сблизились.
В девятилетнем возрасте Александр Вертинский на отлично сдал экзамен в Первую императорскую Александрийскую гимназию, но через два года был оттуда исключён за неуспеваемость и дурное поведение, и был переведён в Четвёртую Киевскую классическую гимназию, считавшуюся учебным заведением «попроще». Там он увлёкся театром, некоторое время играл на любительской сцене и был статистом в киевском театре Соловцова, хотя позже признавал свой первый актёрский опыт крайне неудачным. В отличие от эстрадных звезд начала XX века, пришедших на эстраду с опереточной или с оперной сцены, Вертинский вышел из литературной среды. Он писал: «Я не могу причислить себя к артистической среде, а скорее к литературной богеме. К своему творчеству я подхожу не с точки зрения артиста, а с точки зрения поэта, меня привлекает не только исполнение, а подыскание соответствующих слов, которые зазвучат на мой собственный мотив». Его развитие как творческой личности, его мировоззрение и творческий стиль начали складываться в киевском литературном собрании Софьи Николаевны Зелинской, в доме которой собирались многие поэты Михаил Кузмин, Владимир Эльснер, художники Александр Осмеркин, Казимир Малевич, Марк Шагал и Натан Альтман. Вертинский проникся их философией и эстетикой, приобрел духовный и творческий опыт. Он писал театральные рецензии на выступления знаменитостей Ф. Шаляпина, А. Вяльцевой, М. Вавича, Дж. Ансельми, М. Каринской и Т. Руффо, публиковал небольшие рассказы в местных газетах. В газете «Киевская неделя» были опубликованы рассказы Вертинского «Портрет», «Папиросы Весна», «Моя невеста», а в еженедельнике «Лукоморье» был опубликован рассказ «Красные бабочки». Имя Вертинского постепенно стало известным в среде киевской творческой интеллигенции. Сам Вертинский в то время зарабатывал себе на жизнь продажей открыток, работал грузчиком, корректором в типографии, играл в любительских спектаклях, так же в его трудовой биографии был более чем странный опыт работы бухгалтером в гостинице «Европейская», закончившийся увольнением.
В 1909 году Вертинский, в надежде сделать себе литературную карьеру, переехал в Москву, где со своей сестрой Надей, ставшей актрисой, поселился в Козицком переулке в доме Бахрушина. Здесь он начал выступления в литературных и драматических сообществах, в том числе в качестве режиссёра поставив одну из пьес Александра Блока «Балаганчик», произведения которого были очень популярны в творческой молодежной среде. О поэзии Блока, во многом сформировавшей его мировоззрение, Вертинский писал позже как о «стихии, формирующей наш мир»: «В нашем мире богемы каждый что-то таил в себе, какие-то надежды, честолюбивые замыслы, невыполнимые желания, каждый был резок в своих суждениях, щеголял надуманной оригинальностью взглядов и непримиримостью критических оценок. А надо всем этим гулял хмельной ветер поэзии Блока, отравившей не одно сердце мечтами о Прекрасной Даме». Вертинский не подражал Блоку, но находился под впечатлением от его поэтических образов и собственное тогдашнее жизневосприятие впоследствии называл «очень блоковским».
В начале 1912 года Вертинский поступил в театр миниатюр М.А.Арцибушевой, где выступал с небольшими пародиями. Одной из первых его работ стал номер под названием «Танго»: балетная пара танцевала танго, а он, стоя у кулис, исполнял песенку-пародию на действие на сцене. Номер имел успех, и Вертинский получил рецензию в прессе: полторы строчки в «Русском слове». Это была настоящая победа над безвестностью, и в 1913 году он попытался исполнить свою мечту - поступить в МХТ, однако не был принят из-за дефекта дикции: экзамен принимал сам Станиславский, которому не понравилось, что молодой человек плохо выговаривает букву «р».
В 1912 году состоялся кинодебют Вертинского в фильме сына Льва Николаевича Толстого Ильи Толстого по рассказу отца «Чем люди живы?». В фильме Вертинскому досталась роль Ангела, который падал «с небес» в снег. Позже Вертинский снялся в нескольких немых фильмах студии Ханжонкова во второстепенных ролях. В основу сценария одной из картин легла история, рассказанная Вертинским в стихотворении «Бал Господень». В 1915 году в фильме «Король без венца» Вертинский сыграл бродягу, а в 1916 году в фильме «От рабства к воле» ему предложили роль антиквара. На съемочной площадке Вертинский подружился со звёздами русского кино начала XX века Иваном Мозжухиным и Верой Холодной. Именно Вертинскому Вера Холодная была обязана своим стремительным взлётом. Он первым разглядел «демоническую красоту и талант актрисы в скромной, никому не известной жене прапорщика Холодного» и привел ее на кинофабрику Ханжонкова. Александр Вертинский был тайно влюблен в Холодную и посвятил ей свои песни «Маленький креольчик», «За кулисами» и «Ваши пальцы пахнут ладаном».
В 1913 году Вертинский сблизился с футуристами и познакомился с Маяковским. При этом философия футуристов не была близка Вертинскому. Гораздо большее впечатление на него производили «поэзоконцерты» Игоря Северянина. Впрочем, о поэзии Северянина Вертинский писал, что «в его стихах было подлинное чувство, талант и искренность, но не хватало вкуса, чувства меры и неподдельности чувств». Что же касается футуристов, то за исключением Маяковского, талантом которого Вертинский искренне восхищался, они, по мнению артиста, просто «эпатировали буржуа, писали заумные стихи, выставляли на выставках явно издевательские полотна и притворялись гениями».
В конце 1914 года во время Первой мировой войны Александр Вертинский отправился добровольцем на фронт, где служил санитаром на 68-м санитарном поезде Всероссийского союза городов, курсировавшим между передовой и Москвой. Под началом графа Никиты Толстого он прослужил на фронте до января 1915 года, и получив лёгкое ранение, вернулся в Москву, где его ждало страшное известие - от передозировки кокаина умерла его сестра.
Дебют Александра Вертинского на эстраде состоялся в 1915 году, в Арцыбушевском театре миниатюр, которому он предложил свою программу под названием «Песенки Пьеро». Арцыбушева одобрила идею, и для выступления артиста была изготовлена экзотическая декорация, подобрано специальное «лунное» освещение. Загримированный Вертинский выходил на сцену в специально сшитом костюме Пьеро под мертвенным, лимонно-лиловым светом рампы. Исполняя песни как на собственные стихи, так и на стихи поэтов Серебряного века Марины Цветаевой, Игоря Северянина и Александра Блока, Вертинский выработал собственный стиль выступления, важным элементом которого стал певучий речитатив с характерным грассированием. Стиль этот позволял стихам «оставаться именно стихами на оттеняющем фоне мелодии». Вертинский и его искусство «представляли феномен почти гипнотического воздействия не только на обывательскую, но и на взыскательную элитарную аудиторию».
Основу репертуара Вертинского того периода составил оригинальный материал: «Маленький креольчик», «Ваши пальцы пахнут ладаном», «Лиловый негр» (три песни, посвящённые Вере Холодной); «Сероглазочка», «Минуточка», «Я сегодня смеюсь над собой», «За кулисами», «Панихида хрустальная», «Дым без огня», «Безноженка», «Бал Господень», «Пес Дуглас», «О шести зеркалах», «Jamais», «Я маленькая балерина» (в соавторстве с Н.Грушко), «Кокаинетка» (текст В.Агатова).
Использование «маски» в качестве сценического образа было характерно для того времени. На выбор Вертинского оказала влияние поэзия Блока, в частности пьеса «Балаганчик» и цикл «Маски». Сам артист утверждал, что этот грим появился спонтанно, когда он и другие молодые санитары давали небольшие «домашние» концерты для раненых, и «был необходим на сцене исключительно из-за сильного чувства неуверенности и растерянности перед переполненным залом». Эта маска помогала артисту входить в образ. Его Пьеро был «комичный страдалец, наивный и восторженный, вечно грезящий о чем-то, печальный шут, в котором сквозь комичную манеру видны истинное страдание и истинное благородство»
Для Вертинского было характерно написание цикла стихов как «вариаций на тему», представление своеобразной галереи символов одного образа, перенесение человеческих эмоций на неодушевленные предметы, использование экзотических названий и неожиданных сравнений для того, чтобы ослабить или же снять довлеющее ощущение материальности мира. В своих стихах он стремился показать, что никем не понятый и одинокий человек беззащитен перед лицом огромного безжалостного мира, которому было безразлично, что смерть близкого человека, разлука с любимой женщиной, безответная любовь и измена являются трагедией в масштабах маленькой вселенной отдельно взятого человека. Именно поэтому его песни оказались «впору каждому»: каждый мог увидеть в них себя. Вместе с тем Вертинский не придерживался традиций русского романса и предложил эстраде другую более утонченную песню, связанную с эстетикой новейших течений в искусстве и культуре. Вертинскому удалось создать новый жанр, которого еще не было на русской эстраде - авторскую, художественную песню. Сам артист неоднократно говорил: «Я был больше, чем поэтом, больше, чем актером. Я прошел по нелегкой дороге новаторства, создавая свой собственный жанр».
В 1916 году Вертинский пользовался всероссийской популярностью, а к 1917 году артист объехал почти все крупные города Российской империи, где выступал с неизменным успехом. Он отказался от маски Пьеро и начал выступать в концертном фраке, никогда не отступая от этого сценического костюма, ставшего своеобразным символом.
В день начала Октябрьской революции 25 октября 1917 года в Москве проходил бенефис Вертинского. Его отношение к происходящим революционным событиям, выразилось в романсе «То, что я должен сказать», написанного под впечатлением гибели трехсот московских юнкеров. Романс возбудил интерес Чрезвычайной комиссии, куда автора вызвали для объяснений. Согласно легенде, когда Вертинский заметил представителям ЧК: «Это же просто песня, и потом, вы же не можете запретить мне их жалеть!», он получил ответ: «Надо будет, и дышать запретим!».
В конце 1917 года Вертинский выехал на гастроли по южным городам России, вслед за отступающей Белой армией. Почти два года он провёл на юге, выступая в Одессе, Ростове, Екатеринославе, на Кавказе и в Крыму. В 1919 году Вертинский уехал в Киев, оттуда перебрался в Харьков, где дал множество концертов и познакомился с актрисой Валентиной Саниной, затем оказался в Одессе и, наконец, в Севастополе. В ноябре 1920 года на пароходе «Великий князь Александр Михайлович», вместе с белыми офицерами, Александр Вертинский переправился в Константинополь, где начал снова давать концерты в клубах «Стелла» и «Чёрная роза». О причинах, предопределивших эмиграцию, Александр Николаевич написал в своей книге: «Что толкнуло меня на это? Я ненавидел Советскую власть? О нет! Советская власть мне ничего дурного не сделала. Я был приверженцем какого-либо другого строя? Тоже нет: Очевидно, это была страсть к приключениям, путешествиям. Юношеская беспечность».
Некоторое время спустя, купив греческий паспорт на имя Александра Вертидиса, который обеспечил ему свободу передвижения, Вертинский уехал в Румынию, где выступал в ночных клубах и много гастролировал по Бессарабии перед русскоязычным населением. Позже певец говорил, что именно эмиграция превратила его из капризного артиста в трудягу, который зарабатывал на кусок хлеба и кров. Несмотря на то, что в Румынии Вертинский был принят очень тепло и мог петь свои песни, выступая перед русскими зрителемя, Вертинский был выслан из страны как неблагонадежный элемент, разжигающий антирумынские настроения среди русского населения присоединенной Бессарабии. Причиной подобного обвинения послужил ошеломляющий успех у русских песни «В степи молдаванской».
В 1923 году с импресарио Кирьяковым Вертинский переехал в Польшу, где ему был оказан прекрасный приём, за которым последовали многочисленные гастроли. В Польше его песни и романсы уже знали по публикациям нотных издательств, были сделаны их переводы на польский язык и они исполнялись на сцене польскими певцами.С 1923 года начались выступления Вертинского в Варшаве и по всей стране - в Лодзи, Кракове, Познани и Белостоке. Восточный провинциальный Белосток Александр Николаевич особенно любил, куполами православных церквей город напоминал ему русские города. Вертинский останавливался в самой лучшей из гостиниц города - отеле «Ritz», находившемся на одной из центральных улиц. В апреле 1924 года и в ноябре 1925 года Вертинский выступал в белостоцком театре «Palace», где ему аккомпанировал польский пианист Игнацы Стерлинг. Его выступления и здесь имели почти гипнотическое воздействие на публику, особенно на её женскую часть. Популярность его баллад и романсов росла со дня на день. В зените своей славы Вертинский начал записывать песни на пластинки. В 1931-32 годах немецкими фирмами «Parlophon» и «Odeon» было записано 48 его песен, а английской фирмой «Columbia» - 22 песни.
В декабре 1932 года польская фирма «Syrena Electro» выпустила на музыкальный рынок 15 пластинок с лучшими песнями и романсами артиста. В студии во время записи Вертинскому аккомпанировал автор песен «Утомлённое солнце» и «Синий платочек» известный композитор и пианист-виртуоз Eжи Петербургский. Все польские пластинки Вертинского были выпущены фирмой «Syrena Electro» с уникальными этикетками бордового цвета, на других пластинках этот цвет никогда не применялся.
В фешенебельном приморском курорте Сопот Вертинский познакомился с очаровательной и интеллигентной девушкой из богатой еврейской семьи, которую звали Рахиль Яковлевна Потоцкая. Об избраннице артиста сохранилось очень мало сведений. В 1924 году в Берлине состоялось бракосочетание молодой пары, но у Вертинского всегда была склонность к мистификации. В свидетельстве о браке и в паспорте его жена получила новое имя: Ирена Владимировна Вертидис. Совместная жизнь с Рали, как он ласково называл жену, не сложилась, они промучились вместе, то разлучаясь, то сходясь, шесть лет, и официальный развод был оформлен в Шанхае незадолго перед вторым браком Александра Николаевича.
Александр Вертинский дважды в эти годы обращался к советскому правительству с просьбой разрешить ему возвращение на Родину. Но, несмотря на то, что на первом прошении поставил положительную резолюцию тогдашний советский полпред в Польше П.Л. Войков, а второе прошение было направлено лично Луначарскому - ему отказали.
В 1925 году Вертинский переехал во Францию, где продолжил активную концертную деятельность и создал, возможно, лучшие свои песенные произведения: «Пани Ирена», «Венок», «Баллада о седой госпоже», «В синем и далёком океане», «Концерт Сарасате», «Испано-Сюиза», «Сумасшедший шарманщик», «Мадам, уже падают листья», «Танго „Магнолия“», «Дни бегут», «Piccolo Bambino», «Femme raffinee», «Джимми», «Рождество», «Палестинское танго», «Оловянное сердце», «Марлен», «Жёлтый ангел» и «Ирине Строцци».Годы, проведённые в Париже были расцветом творческой жизни Вертинского. В Париже, выступая в ресторане «Казбек» на Монмартре, «Большом Московском Эрмитаже», «Казанове», «Шахерезаде», он познакомился с представителями Романовых, великими князьями Дмитрием Павловичем и Борисом Владимировичем, европейскими монархами (Густав, король Швеции, принц Уэльский), знаменитостями сцены и экрана Чарли Чаплином, Марлен Дитрих и Гретой Гарбо. В эти годы Вертинский сдружился с Анной Павловой, Тамарой Карсавиной и особенно Иваном Мозжухиным, с которым он сформировал своего рода тандем, снимаясь в кино в свободное от работы на эстраде время. Близкая дружба связала Вертинского на долгие годы и с Фёдором Шаляпиным.
В 1933 году Вертинский покинул Францию и отправился по ангажементу в Ливан и Палестину. Здесь он дал концерты в Бейруте, Яффе, Тель-Авиве, Хайфе, Иерусалиме, где Вертинский выступил перед семитысячной аудиторией, которая принимала его очень тепло.
Начиная с осени 1934 года, Вертинский надолго обосновался в США, где стал регулярно и много гастролировать по стране, нередко давая по два концерта в день. На первом же концерте Вертинского в Нью-Йорке собрались многие известные представители русской эмиграции: Рахманинов, Шаляпин, Балиев, Болеславский, Рубен Мамулян, а также его парижская знакомая Марлен Дитрих, которой он позже посвятил песню «Марлен». Здесь состоялась премьера песни «Чужие города». После заключительной вещи, «О нас и о Родине», зал разразился овацией, которая «Относилась, конечно, не ко мне, а к моей Родине», - так говорил позже об этом артист. К этому времени репертуар Вертинского стал меняться: на смену экзотическим сюжетам пришли ностальгические мотивы («Чужие города», «О нас и о Родине»), театральные персонажи, исполненные надрывных страстей, стали уступать место обычным людям, испытывающим простые человеческие чувства.
Из Нью-Йорка Вертинский отправился на Тихоокеанское побережье. В Сан-Франциско он провёл серию концертов для русской общины. Одно из его выступлений прошло в знаменитом Hollywood Breakfast Club, где собирались миллионеры. Из США Вертинский вернулся во Францию, а оттуда в 1935 году перебрался в Китай, обосновавшись в Шанхае, где проживала большая русская колония. Здесь он познакомился с поэтессой Лариссой Андерсен, в которую одно время был безответно влюблён, и чьё творчество оценивал очень высоко. Артист выступал в кабаре «Ренессанс», в летнем саду «Аркадия», в кафешантане «Мари-Роуз», но концерты не приносили ему больших гонораров: именно в эти годы впервые в эмиграции он познал нужду.
26 мая 1942 года Александр Вертинский вступил во второй брак с двадцатилетней дочерью служащего КВЖД Лидией Циргвава, разница в возрасте с которой у него составляла 34 года. Судьба этой женщины была полна невзгод и лишений, но жизнь подарила ей любовь, какая редко встречается. Александр Вертинский не уставал признаваться жене в пылких чувствах, посвящал ей песни. «Это было в Шанхае в 1940-м. - вспоминала Лидия Николаевна. - Я работала в солидной пароходной конторе. Мне было 17 лет. Вертинский уже был очень знаменит. Но из-за разницы в возрасте моя мама была против наших встреч. Она предвидела многое, в том числе и мое вдовство. Но любовь была сильнее всего».
Александр Николаевич писал своей супруге удивительные трогательные письма, полные любви и нежности: «Пятница, 17 мая 1940 года. Наконец утром мне подали Ваше письмо, и все мои ночные страхи развеялись, как дым... Да, совершенно ясно, что мое настроение находится в концах Ваших тонких пальцев... Помните, что сказал мне на грузинском балу один человек? «Вертинский, вы - Кавказский пленник!» А с пленниками надо хорошо обращаться! Все эти дни я нервничал из-за Вашего молчания и плохо себя вел. Пил много. Теперь я успокоился... Я Вас обожаю, моя маленькая грузинка! Любимая моя! Я думал о том, что если бы Вас не было, то не стоило бы мне жить на свете!
23 июля 1943 у Вертинских родилась дочь Марианна. Это имя ей дала мать после просмотра голливудского фильма о Робин Гуде, где это имя носила возлюбленная Робин Гуда. Чтобы прокормить семью, Вертинскому приходилось давать по два концерта в день, но после вторжения в Китай японских войск материальное положение семьи резко ухудшилось. Лидия Владимировна Вертинская рассказывала, что во время оккупации Шанхая не было притока иностранных товаров, японцы не снабжали эмигрантов медикаментами, и даже таблетку аспирина достать было целой проблемой. Чтобы прокормиться, Александру Николаевичу пришлось сдать в ломбард свой концертный фрак, и перед каждым своим выступлением Вертинский выкупал фрак из ломбарда, а после выступлений сдавал его снова, до следующего раза. Во второй половине 1930-х годов Вертинский неоднократно обращался в советские представительства с просьбой разрешить ему вернуться на родину, и в 1937 году Вертинского пригласили в советское посольство в Китае, предъявив «официальное приглашение ВЦИКа, вдохновлённое инициативой комсомола». Чтобы расплатиться с долгами, артист стал совладельцем кабаре «Гардения», в надежде продемонстрировать лояльность советской власти - печататься в шанхайской советской газете «Новая жизнь», готовить воспоминания о своей жизни за рубежом. Но документы на въезд в СССР так и не были оформлены из-за начавшейся в 1939 году Второй мировой войны. В 1943 году Вертинский предпринял еще одну попытку вернуться в СССР и написал письмо на имя Молотова. Разрешение было получено, и в ноябре 1943 года Александр Николаевич приехал в Москву с женой и трёхмесячной дочерью Марианной. Они поселились в гостинице «Метрополь», и Вертинский начал гастролировать по стране, давая по несколько концертов в день.
Год спустя 19 декабря 1944 года у супругов родилась вторая дочь, которую они назвали Анастасия. Вертинский написал своей супруге письмо в роддом: «Москва, 20 декабря 1944 года. Дорогая Пекочка! Как ты себя чувствуешь? Как выглядит доченька? Как молоко? Сегодня звонил Тамаре начет кроватки для Настеньки. Она обещает устроить. Вчера пел концерт с огромным успехом. Это для раненых актеров ВГКО. Они были так благодарны мне за это и поднесли корзину чудных фруктов с бутылкой шампанского от Елисеева. Часть этих фруктов я через маму посылаю тебе. Карамель тоже от меня. Бибинька вчера вечером звала все время маму. Она хорошо себя ведет и гуляла вчера два часа и сегодня няня ее повезла на улицу. Мы все уже по тебе скучаем. Меня весь город поздравляет, целые дни звонки. Напиши, если что-нибудь захочешь. Завтра приеду к тебе. Биби тебя целует. Твой любящий муж, Бибин и Настенькин папа САШЕНЬКА»
Имя второй дочери тоже придумала Лидия Владимировна. Она рассказывала: «Однажды, вспоминая свои детские годы, Александр Николаевич рассказал мне, что, будучи мальчиком, был влюблен в девочку, дочь станционного смотрителя, которую звали Настенькой, и о том, какая прелестная она была. Вот я и решила доставить моему мужу полную радость и назвать нашу вторую дочь Анастасией, Настенькой…». Обеим девочкам Вертинский посвятил одну из самых своих известных песен того периода: «Доченьки».
У меня завелись ангелята,
Завелись среди белого дня!
Все, над чем я смеялся когда-то,
Все теперь восхищает меня!
Жил я шумно и весело - каюсь,
Но жена все к рукам прибрала.
Совершенно со мной не считаясь,
Мне двух дочек она родила.
Я был против. Начнутся пеленки...
Для чего свою жизнь осложнять?
Но залезли мне в сердце девчонки,
Как котята в чужую кровать!
И теперь, с новым смыслом и целью
Я, как птица, гнездо свое вью
И порою над их колыбелью
Сам себе удивленно пою:
«Доченьки, доченьки, доченьки мои!
Где ж вы, мои ноченьки, где вы, соловьи?»
Вырастут доченьки, доченьки мои...
Будут у них ноченьки, будут соловьи!
Много русского солнца и света
Будет в жизни дочурок моих.
И, что самое главное, это
То, что Родина будет у них!
Будет дом. Будет много игрушек,
Мы на елку повесим звезду...
Я каких-нибудь добрых старушек
Специально для них заведу!
Чтобы песни им русские пели,
Чтобы сказки ночами плели,
Чтобы тихо года шелестели,
Чтобы детства забыть не могли!
Правда, я постарею немного,
Но душой буду юн как они!
И просить буду доброго Бога,
Чтоб продлил мои грешные дни!
Вырастут доченьки, доченьки мои...
Будут у них ноченьки, будут соловьи!
А закроют доченьки оченьки мои -
Мне споют на кладбище те же соловьи.
В военные годы Вертинский гастролировал на фронте, исполняя патриотические песни как советских авторов, так и собственного сочинения - «О нас и о родине», «Наше горе», «В снегах России», «Иная песня», «Китеж». В 1945 году Вертинский написал песню «Он», посвящённую Сталину. Любовная лирика Вертинского, несмотря на счастливый брак, была отмечена нотками безысходности и трагизма - «Прощание», «Ненужное письмо», «Бар-девочка», «Убившей любовь», «Спасение», «Обезьянка Чарли», «В этой жизни ничего не водится», «Осень».
В дуэте с пианистом Михаилом Брохесом за 14 лет Вертинский дал более двух тысяч концертов, проехав по всей стране, выступая не только в театрах и концертных залах, но на заводах, в шахтах, госпиталях и детских домах. Из ста с лишним песен из репертуара Вертинского к исполнению в СССР было допущено не более тридцати, и на каждом концерте исполнителя присутствовал цензор. Концерты Вертинского в Москве и Ленинграде были редкостью, на радио его не приглашали, пластинок почти не издавали, и не было рецензий в газетах. Несмотря на огромную популярность певца, официальная советская пресса к его творчеству относилась со сдержанной враждебностью. Вскоре после окончания войны была развернута кампания против лирических песен, якобы уводящих слушателей от задач социалистического строительства, во время которой напрямую о Вертинском не говорилось, но подразумевалось. Немногие пластинки с песнями Вертинского изымались из продажи, и вычёркивались из каталогов. Ни одна его песня не звучала в эфире, газеты и журналы о триумфальных концертах Вертинского хранили молчание. Выдающегося певца как бы не существовало.
За год до смерти Вертинский писал заместителю министра культуры: «Где-то там: наверху всё ещё делают вид, что я не вернулся, что меня нет в стране. Обо мне не пишут и не говорят ни слова. Газетчики и журналисты говорят: «Нет сигнала». Вероятно, его и не будет. А между тем я есть! Меня любит народ (Простите мне эту смелость). Я уже по 4-му и 5-му разу объехал нашу страну, я заканчиваю третью тысячу концертов!..»
После войны Вертинский продолжил сниматься в кино. Режиссёры в основном эксплуатировали его характерную внешность и манеры: и то и другое он продемонстрировал в роли князя в фильме 1954 года «Анна на шее». За роль кардинала Бирнча в фильме «Заговор обречённых» он получил свою единственную государственную награду: Сталинскую премию. Была отмечена также его работа в фильме «Великий воин Албании Скандербег», где он сыграл роль дожа Венеции. Несмотря на это, артист в последние годы жизни пребывал в глубоком духовном кризисе. В 1956 году он писал жене: «Я перебрал сегодня в уме всех своих знакомых и «друзей» и понял, что никаких друзей у меня здесь нет! Каждый ходит со своей авоськой и хватает в неё всё, что ему нужно, плюя на остальных. И вся психология у него «авосечная», а ты - хоть сдохни - ему наплевать!... Ты посмотри эту историю со Сталиным. Всё фальшиво, подло, неверно… На съезде Хрущев сказал: «Почтим вставанием память 17 миллионов человек, замученных в лагерях». Ничего себе?! Кто, когда и чем заплатит за «ошибки» всей этой сволочи?! И доколе будут измываться над нашей Родиной? Доколе?...»
Непрерывный гастрольный график, постоянная необходимость выживать, молчаливое неприятие властей способствовали ухудшению здоровья артиста.
Последний концерт Вертинского состоялся 21 мая 1957 года в Доме ветеранов сцены имени Савиной. Лидия Вертинская вспоминала: «Мы созвонились с Никулиными и пошли ужинать в ВТО. Играл оркестр, и мой муж пригласил меня танцевать. На следующий день он уехал в Ленинград. Это был последний наш танец и последний вечер, когда я видела Вертинского живым... Где-то после десятой или двенадцатой песни кто-то робко попросил: «Прощальный ужин»! Вертинский сделал вид, что не расслышал, и стал петь что-то другое. Просьба повторилась. Наконец... к Вертинскому с места обратился Царев и поставленным голосом сказал: «Прощальный ужин!» Лукаво взглянув на часы, Вертинский... серьезно ответил: «Есть на ночь вредно». Грянул хохот. Но догадливый Брохес - партнер Вертинского - уже взял первые аккорды. Так в последний раз был исполнен один из самых знаменитых романсов Вертинского...»
Сегодня томная луна,
Как пленная царевна,
Грустна, задумчива, бледна
И безнадежно влюблена.
Сегодня музыка больна,
Едва звучит напевно.
Она капризна и нежна,
И холодна, и гневна.
Сегодня наш последний день
В приморском ресторане,
Упала на террасу тень,
Зажглись огни в тумане...
Отлив лениво ткет по дну
Узоры пенных кружев.
Мы пригласили тишину
На наш прощальный ужин.
Благодарю Вас, милый друг,
За тайные свиданья,
За незабвенные слова
И пылкие признанья.
Они, как яркие огни,
Горят в моем ненастье.
За эти золотые дни
Украденного счастья.
Благодарю Вас за любовь,
Похожую на муки,
За то, что Вы мне дали вновь
Изведать боль разлуки.
За упоительную власть
Пленительного тела,
За ту божественную страсть,
Что в нас обоих пела.
Я подымаю свой бокал
За неизбежность смены,
За Ваши новые пути
И новые измены.
Я не завидую тому,
Кто Вас там ждет, тоскуя...
За возвращение к нему
Бокал свой молча пью я!
Я знаю. Я совсем не тот,
Кто Вам для счастья нужен.
А он - иной... Но пусть он ждет,
Пока мы кончим ужин!
Я знаю, даже кораблям
Необходима пристань.
Но не таким, как я! Не нам,
Бродягам и артистам!
Александр Вертинский скончался от острой сердечной недостаточности 21 мая 1957 года в гостинице «Астория» в Ленинграде, куда приехал на гастроли. Он был похоронен на Новодевичьем кладбище в Москве.
Я всегда был для тех, кому жить тяжело.
А искусство мое, как мороз, даже лужи
Превращало порой в голубое стекло.
Я любил и люблю этот бренный и тленный.
Равнодушный, уже остывающий мир,
И сады голубые кудрявой вселенной,
И в высоких надзвездиях синий эфир.
Трубочист, перепачканный черною сажей.
Землекоп, из горы добывающий мел.
Жил я странною жизнью моих персонажей,
Только собственной жизнью пожить не успел.
И, меняя легко свои роли и гримы.
Растворяясь в печали и жизни чужой,
Я свою - проиграл, но зато Серафимы
В смертный час прилетят за моею душой!
/Александр Вертинский. 1952 г./
Александр Вертинский для многих из нас останется легендой, ставшей действительностью, но не потерявшей при этом своего очарования. Его творчество - яркая страница отечественной художественной культуры. И сам он останется в нашей памяти таинственным Пьеро эстрады, поэтом и композитором, изысканно слагавшим музыкальные новеллы, певцом, принесшим на сцену высочайший артистизм, музыкальность и вкус.
Романс «То, что я должен сказать», был написан Александром Вертинским под впечатлением гибели трехсот московских юнкеров в дни Октябрьской революции 1917 года в Москве.
Click to viewВыдающийся русский эстрадный артист, киноактёр, композитор, поэт и певец Александр Вертинский родился 21 марта 1889 года в Киеве.
Отец Александра Вертинского, частный поверенный Николай Петрович Вертинский, был родом из семьи железнодорожного служащего, и помимо адвокатской практики занимался журналистикой - его фельетоны публиковались в «Киевском слове» под псевдонимом Граф Нивер. Мама Вертинского Евгения Степановна Сколацкая была дворянкой. Николай Петрович не смог жениться на ней, поскольку его первая жена не давала развода, и был вынужден несколько лет спустя усыновить собственных детей - старшую дочь Надежду и младшего Александра. По воспоминаниям Александра Вертинского родители слишком любили друг друга, чтобы обращать внимание на условности: «Я вырос на берегах Днепра, этой богатой, привольной, цветущей земли, которой нет равной в мире! Я - киевлянин. Вот тут, недалеко, против Золотоворотского садика, в доме № 43 по улице Короленко, бывшей Большой Владимирской, - я родился. Каждый камень этого города - я знаю. Каждый каштан - был при мне еще юношей, а теперь он высокий, кудрявый, раскидистый красавец-мужчина!».
Когда Александру Вертинскому было три года, умерла его мама, а спустя два года погиб от чахотки отец. После смерти родителей Александр и его сестра Надежда оказались в разных семьях у сестер их матери. Всячески препятствуя их общению, тетки сообщили Александру неправду о смерти его сестры, но позже Александр и Надежда встретились и очень сблизились.
В девятилетнем возрасте Александр Вертинский на отлично сдал экзамен в Первую императорскую Александрийскую гимназию, но через два года был оттуда исключён за неуспеваемость и дурное поведение, и был переведён в Четвёртую Киевскую классическую гимназию, считавшуюся учебным заведением «попроще». Там он увлёкся театром, некоторое время играл на любительской сцене и был статистом в киевском театре Соловцова, хотя позже признавал свой первый актёрский опыт крайне неудачным. В отличие от эстрадных звезд начала XX века, пришедших на эстраду с опереточной или с оперной сцены, Вертинский вышел из литературной среды. Он писал: «Я не могу причислить себя к артистической среде, а скорее к литературной богеме. К своему творчеству я подхожу не с точки зрения артиста, а с точки зрения поэта, меня привлекает не только исполнение, а подыскание соответствующих слов, которые зазвучат на мой собственный мотив». Его развитие как творческой личности, его мировоззрение и творческий стиль начали складываться в киевском литературном собрании Софьи Николаевны Зелинской, в доме которой собирались многие поэты Михаил Кузмин, Владимир Эльснер, художники Александр Осмеркин, Казимир Малевич, Марк Шагал и Натан Альтман. Вертинский проникся их философией и эстетикой, приобрел духовный и творческий опыт. Он писал театральные рецензии на выступления знаменитостей Ф. Шаляпина, А. Вяльцевой, М. Вавича, Дж. Ансельми, М. Каринской и Т. Руффо, публиковал небольшие рассказы в местных газетах. В газете «Киевская неделя» были опубликованы рассказы Вертинского «Портрет», «Папиросы Весна», «Моя невеста», а в еженедельнике «Лукоморье» был опубликован рассказ «Красные бабочки». Имя Вертинского постепенно стало известным в среде киевской творческой интеллигенции. Сам Вертинский в то время зарабатывал себе на жизнь продажей открыток, работал грузчиком, корректором в типографии, играл в любительских спектаклях, так же в его трудовой биографии был более чем странный опыт работы бухгалтером в гостинице «Европейская», закончившийся увольнением.
В 1909 году Вертинский, в надежде сделать себе литературную карьеру, переехал в Москву, где со своей сестрой Надей, ставшей актрисой, поселился в Козицком переулке в доме Бахрушина. Здесь он начал выступления в литературных и драматических сообществах, в том числе в качестве режиссёра поставив одну из пьес Александра Блока «Балаганчик», произведения которого были очень популярны в творческой молодежной среде. О поэзии Блока, во многом сформировавшей его мировоззрение, Вертинский писал позже как о «стихии, формирующей наш мир»: «В нашем мире богемы каждый что-то таил в себе, какие-то надежды, честолюбивые замыслы, невыполнимые желания, каждый был резок в своих суждениях, щеголял надуманной оригинальностью взглядов и непримиримостью критических оценок. А надо всем этим гулял хмельной ветер поэзии Блока, отравившей не одно сердце мечтами о Прекрасной Даме». Вертинский не подражал Блоку, но находился под впечатлением от его поэтических образов и собственное тогдашнее жизневосприятие впоследствии называл «очень блоковским».
В начале 1912 года Вертинский поступил в театр миниатюр М.А.Арцибушевой, где выступал с небольшими пародиями. Одной из первых его работ стал номер под названием «Танго»: балетная пара танцевала танго, а он, стоя у кулис, исполнял песенку-пародию на действие на сцене. Номер имел успех, и Вертинский получил рецензию в прессе: полторы строчки в «Русском слове». Это была настоящая победа над безвестностью, и в 1913 году он попытался исполнить свою мечту - поступить в МХТ, однако не был принят из-за дефекта дикции: экзамен принимал сам Станиславский, которому не понравилось, что молодой человек плохо выговаривает букву «р».
В 1912 году состоялся кинодебют Вертинского в фильме сына Льва Николаевича Толстого Ильи Толстого по рассказу отца «Чем люди живы?». В фильме Вертинскому досталась роль Ангела, который падал «с небес» в снег. Позже Вертинский снялся в нескольких немых фильмах студии Ханжонкова во второстепенных ролях. В основу сценария одной из картин легла история, рассказанная Вертинским в стихотворении «Бал Господень». В 1915 году в фильме «Король без венца» Вертинский сыграл бродягу, а в 1916 году в фильме «От рабства к воле» ему предложили роль антиквара. На съемочной площадке Вертинский подружился со звёздами русского кино начала XX века Иваном Мозжухиным и Верой Холодной. Именно Вертинскому Вера Холодная была обязана своим стремительным взлётом. Он первым разглядел «демоническую красоту и талант актрисы в скромной, никому не известной жене прапорщика Холодного» и привел ее на кинофабрику Ханжонкова. Александр Вертинский был тайно влюблен в Холодную и посвятил ей свои песни «Маленький креольчик», «За кулисами» и «Ваши пальцы пахнут ладаном».
В 1913 году Вертинский сблизился с футуристами и познакомился с Маяковским. При этом философия футуристов не была близка Вертинскому. Гораздо большее впечатление на него производили «поэзоконцерты» Игоря Северянина. Впрочем, о поэзии Северянина Вертинский писал, что «в его стихах было подлинное чувство, талант и искренность, но не хватало вкуса, чувства меры и неподдельности чувств». Что же касается футуристов, то за исключением Маяковского, талантом которого Вертинский искренне восхищался, они, по мнению артиста, просто «эпатировали буржуа, писали заумные стихи, выставляли на выставках явно издевательские полотна и притворялись гениями».
В конце 1914 года во время Первой мировой войны Александр Вертинский отправился добровольцем на фронт, где служил санитаром на 68-м санитарном поезде Всероссийского союза городов, курсировавшим между передовой и Москвой. Под началом графа Никиты Толстого он прослужил на фронте до января 1915 года, и получив лёгкое ранение, вернулся в Москву, где его ждало страшное известие - от передозировки кокаина умерла его сестра.
Дебют Александра Вертинского на эстраде состоялся в 1915 году, в Арцыбушевском театре миниатюр, которому он предложил свою программу под названием «Песенки Пьеро». Арцыбушева одобрила идею, и для выступления артиста была изготовлена экзотическая декорация, подобрано специальное «лунное» освещение. Загримированный Вертинский выходил на сцену в специально сшитом костюме Пьеро под мертвенным, лимонно-лиловым светом рампы. Исполняя песни как на собственные стихи, так и на стихи поэтов Серебряного века Марины Цветаевой, Игоря Северянина и Александра Блока, Вертинский выработал собственный стиль выступления, важным элементом которого стал певучий речитатив с характерным грассированием. Стиль этот позволял стихам «оставаться именно стихами на оттеняющем фоне мелодии». Вертинский и его искусство «представляли феномен почти гипнотического воздействия не только на обывательскую, но и на взыскательную элитарную аудиторию».
Основу репертуара Вертинского того периода составил оригинальный материал: «Маленький креольчик», «Ваши пальцы пахнут ладаном», «Лиловый негр» (три песни, посвящённые Вере Холодной); «Сероглазочка», «Минуточка», «Я сегодня смеюсь над собой», «За кулисами», «Панихида хрустальная», «Дым без огня», «Безноженка», «Бал Господень», «Пес Дуглас», «О шести зеркалах», «Jamais», «Я маленькая балерина» (в соавторстве с Н.Грушко), «Кокаинетка» (текст В.Агатова).
Использование «маски» в качестве сценического образа было характерно для того времени. На выбор Вертинского оказала влияние поэзия Блока, в частности пьеса «Балаганчик» и цикл «Маски». Сам артист утверждал, что этот грим появился спонтанно, когда он и другие молодые санитары давали небольшие «домашние» концерты для раненых, и «был необходим на сцене исключительно из-за сильного чувства неуверенности и растерянности перед переполненным залом». Эта маска помогала артисту входить в образ. Его Пьеро был «комичный страдалец, наивный и восторженный, вечно грезящий о чем-то, печальный шут, в котором сквозь комичную манеру видны истинное страдание и истинное благородство»
Для Вертинского было характерно написание цикла стихов как «вариаций на тему», представление своеобразной галереи символов одного образа, перенесение человеческих эмоций на неодушевленные предметы, использование экзотических названий и неожиданных сравнений для того, чтобы ослабить или же снять довлеющее ощущение материальности мира. В своих стихах он стремился показать, что никем не понятый и одинокий человек беззащитен перед лицом огромного безжалостного мира, которому было безразлично, что смерть близкого человека, разлука с любимой женщиной, безответная любовь и измена являются трагедией в масштабах маленькой вселенной отдельно взятого человека. Именно поэтому его песни оказались «впору каждому»: каждый мог увидеть в них себя. Вместе с тем Вертинский не придерживался традиций русского романса и предложил эстраде другую более утонченную песню, связанную с эстетикой новейших течений в искусстве и культуре. Вертинскому удалось создать новый жанр, которого еще не было на русской эстраде - авторскую, художественную песню. Сам артист неоднократно говорил: «Я был больше, чем поэтом, больше, чем актером. Я прошел по нелегкой дороге новаторства, создавая свой собственный жанр».
В 1916 году Вертинский пользовался всероссийской популярностью, а к 1917 году артист объехал почти все крупные города Российской империи, где выступал с неизменным успехом. Он отказался от маски Пьеро и начал выступать в концертном фраке, никогда не отступая от этого сценического костюма, ставшего своеобразным символом.
В день начала Октябрьской революции 25 октября 1917 года в Москве проходил бенефис Вертинского. Его отношение к происходящим революционным событиям, выразилось в романсе «То, что я должен сказать», написанного под впечатлением гибели трехсот московских юнкеров. Романс возбудил интерес Чрезвычайной комиссии, куда автора вызвали для объяснений. Согласно легенде, когда Вертинский заметил представителям ЧК: «Это же просто песня, и потом, вы же не можете запретить мне их жалеть!», он получил ответ: «Надо будет, и дышать запретим!».
В конце 1917 года Вертинский выехал на гастроли по южным городам России, вслед за отступающей Белой армией. Почти два года он провёл на юге, выступая в Одессе, Ростове, Екатеринославе, на Кавказе и в Крыму. В 1919 году Вертинский уехал в Киев, оттуда перебрался в Харьков, где дал множество концертов и познакомился с актрисой Валентиной Саниной, затем оказался в Одессе и, наконец, в Севастополе. В ноябре 1920 года на пароходе «Великий князь Александр Михайлович», вместе с белыми офицерами, Александр Вертинский переправился в Константинополь, где начал снова давать концерты в клубах «Стелла» и «Чёрная роза». О причинах, предопределивших эмиграцию, Александр Николаевич написал в своей книге: «Что толкнуло меня на это? Я ненавидел Советскую власть? О нет! Советская власть мне ничего дурного не сделала. Я был приверженцем какого-либо другого строя? Тоже нет: Очевидно, это была страсть к приключениям, путешествиям. Юношеская беспечность».
Некоторое время спустя, купив греческий паспорт на имя Александра Вертидиса, который обеспечил ему свободу передвижения, Вертинский уехал в Румынию, где выступал в ночных клубах и много гастролировал по Бессарабии перед русскоязычным населением. Позже певец говорил, что именно эмиграция превратила его из капризного артиста в трудягу, который зарабатывал на кусок хлеба и кров. Несмотря на то, что в Румынии Вертинский был принят очень тепло и мог петь свои песни, выступая перед русскими зрителемя, Вертинский был выслан из страны как неблагонадежный элемент, разжигающий антирумынские настроения среди русского населения присоединенной Бессарабии. Причиной подобного обвинения послужил ошеломляющий успех у русских песни «В степи молдаванской».
В 1923 году с импресарио Кирьяковым Вертинский переехал в Польшу, где ему был оказан прекрасный приём, за которым последовали многочисленные гастроли. В Польше его песни и романсы уже знали по публикациям нотных издательств, были сделаны их переводы на польский язык и они исполнялись на сцене польскими певцами.С 1923 года начались выступления Вертинского в Варшаве и по всей стране - в Лодзи, Кракове, Познани и Белостоке. Восточный провинциальный Белосток Александр Николаевич особенно любил, куполами православных церквей город напоминал ему русские города. Вертинский останавливался в самой лучшей из гостиниц города - отеле «Ritz», находившемся на одной из центральных улиц. В апреле 1924 года и в ноябре 1925 года Вертинский выступал в белостоцком театре «Palace», где ему аккомпанировал польский пианист Игнацы Стерлинг. Его выступления и здесь имели почти гипнотическое воздействие на публику, особенно на её женскую часть. Популярность его баллад и романсов росла со дня на день. В зените своей славы Вертинский начал записывать песни на пластинки. В 1931-32 годах немецкими фирмами «Parlophon» и «Odeon» было записано 48 его песен, а английской фирмой «Columbia» - 22 песни.
В декабре 1932 года польская фирма «Syrena Electro» выпустила на музыкальный рынок 15 пластинок с лучшими песнями и романсами артиста. В студии во время записи Вертинскому аккомпанировал автор песен «Утомлённое солнце» и «Синий платочек» известный композитор и пианист-виртуоз Eжи Петербургский. Все польские пластинки Вертинского были выпущены фирмой «Syrena Electro» с уникальными этикетками бордового цвета, на других пластинках этот цвет никогда не применялся.
В фешенебельном приморском курорте Сопот Вертинский познакомился с очаровательной и интеллигентной девушкой из богатой еврейской семьи, которую звали Рахиль Яковлевна Потоцкая. Об избраннице артиста сохранилось очень мало сведений. В 1924 году в Берлине состоялось бракосочетание молодой пары, но у Вертинского всегда была склонность к мистификации. В свидетельстве о браке и в паспорте его жена получила новое имя: Ирена Владимировна Вертидис. Совместная жизнь с Рали, как он ласково называл жену, не сложилась, они промучились вместе, то разлучаясь, то сходясь, шесть лет, и официальный развод был оформлен в Шанхае незадолго перед вторым браком Александра Николаевича.
Александр Вертинский дважды в эти годы обращался к советскому правительству с просьбой разрешить ему возвращение на Родину. Но, несмотря на то, что на первом прошении поставил положительную резолюцию тогдашний советский полпред в Польше П.Л. Войков, а второе прошение было направлено лично Луначарскому - ему отказали.
В 1925 году Вертинский переехал во Францию, где продолжил активную концертную деятельность и создал, возможно, лучшие свои песенные произведения: «Пани Ирена», «Венок», «Баллада о седой госпоже», «В синем и далёком океане», «Концерт Сарасате», «Испано-Сюиза», «Сумасшедший шарманщик», «Мадам, уже падают листья», «Танго „Магнолия“», «Дни бегут», «Piccolo Bambino», «Femme raffinee», «Джимми», «Рождество», «Палестинское танго», «Оловянное сердце», «Марлен», «Жёлтый ангел» и «Ирине Строцци».Годы, проведённые в Париже были расцветом творческой жизни Вертинского. В Париже, выступая в ресторане «Казбек» на Монмартре, «Большом Московском Эрмитаже», «Казанове», «Шахерезаде», он познакомился с представителями Романовых, великими князьями Дмитрием Павловичем и Борисом Владимировичем, европейскими монархами (Густав, король Швеции, принц Уэльский), знаменитостями сцены и экрана Чарли Чаплином, Марлен Дитрих и Гретой Гарбо. В эти годы Вертинский сдружился с Анной Павловой, Тамарой Карсавиной и особенно Иваном Мозжухиным, с которым он сформировал своего рода тандем, снимаясь в кино в свободное от работы на эстраде время. Близкая дружба связала Вертинского на долгие годы и с Фёдором Шаляпиным.
В 1933 году Вертинский покинул Францию и отправился по ангажементу в Ливан и Палестину. Здесь он дал концерты в Бейруте, Яффе, Тель-Авиве, Хайфе, Иерусалиме, где Вертинский выступил перед семитысячной аудиторией, которая принимала его очень тепло.
Начиная с осени 1934 года, Вертинский надолго обосновался в США, где стал регулярно и много гастролировать по стране, нередко давая по два концерта в день. На первом же концерте Вертинского в Нью-Йорке собрались многие известные представители русской эмиграции: Рахманинов, Шаляпин, Балиев, Болеславский, Рубен Мамулян, а также его парижская знакомая Марлен Дитрих, которой он позже посвятил песню «Марлен». Здесь состоялась премьера песни «Чужие города». После заключительной вещи, «О нас и о Родине», зал разразился овацией, которая «Относилась, конечно, не ко мне, а к моей Родине», - так говорил позже об этом артист. К этому времени репертуар Вертинского стал меняться: на смену экзотическим сюжетам пришли ностальгические мотивы («Чужие города», «О нас и о Родине»), театральные персонажи, исполненные надрывных страстей, стали уступать место обычным людям, испытывающим простые человеческие чувства.
Из Нью-Йорка Вертинский отправился на Тихоокеанское побережье. В Сан-Франциско он провёл серию концертов для русской общины. Одно из его выступлений прошло в знаменитом Hollywood Breakfast Club, где собирались миллионеры. Из США Вертинский вернулся во Францию, а оттуда в 1935 году перебрался в Китай, обосновавшись в Шанхае, где проживала большая русская колония. Здесь он познакомился с поэтессой Лариссой Андерсен, в которую одно время был безответно влюблён, и чьё творчество оценивал очень высоко. Артист выступал в кабаре «Ренессанс», в летнем саду «Аркадия», в кафешантане «Мари-Роуз», но концерты не приносили ему больших гонораров: именно в эти годы впервые в эмиграции он познал нужду.
26 мая 1942 года Александр Вертинский вступил во второй брак с двадцатилетней дочерью служащего КВЖД Лидией Циргвава, разница в возрасте с которой у него составляла 34 года. Судьба этой женщины была полна невзгод и лишений, но жизнь подарила ей любовь, какая редко встречается. Александр Вертинский не уставал признаваться жене в пылких чувствах, посвящал ей песни. «Это было в Шанхае в 1940-м. - вспоминала Лидия Николаевна. - Я работала в солидной пароходной конторе. Мне было 17 лет. Вертинский уже был очень знаменит. Но из-за разницы в возрасте моя мама была против наших встреч. Она предвидела многое, в том числе и мое вдовство. Но любовь была сильнее всего».
Александр Николаевич писал своей супруге удивительные трогательные письма, полные любви и нежности: «Пятница, 17 мая 1940 года. Наконец утром мне подали Ваше письмо, и все мои ночные страхи развеялись, как дым... Да, совершенно ясно, что мое настроение находится в концах Ваших тонких пальцев... Помните, что сказал мне на грузинском балу один человек? «Вертинский, вы - Кавказский пленник!» А с пленниками надо хорошо обращаться! Все эти дни я нервничал из-за Вашего молчания и плохо себя вел. Пил много. Теперь я успокоился... Я Вас обожаю, моя маленькая грузинка! Любимая моя! Я думал о том, что если бы Вас не было, то не стоило бы мне жить на свете!
23 июля 1943 у Вертинских родилась дочь Марианна. Это имя ей дала мать после просмотра голливудского фильма о Робин Гуде, где это имя носила возлюбленная Робин Гуда. Чтобы прокормить семью, Вертинскому приходилось давать по два концерта в день, но после вторжения в Китай японских войск материальное положение семьи резко ухудшилось. Лидия Владимировна Вертинская рассказывала, что во время оккупации Шанхая не было притока иностранных товаров, японцы не снабжали эмигрантов медикаментами, и даже таблетку аспирина достать было целой проблемой. Чтобы прокормиться, Александру Николаевичу пришлось сдать в ломбард свой концертный фрак, и перед каждым своим выступлением Вертинский выкупал фрак из ломбарда, а после выступлений сдавал его снова, до следующего раза. Во второй половине 1930-х годов Вертинский неоднократно обращался в советские представительства с просьбой разрешить ему вернуться на родину, и в 1937 году Вертинского пригласили в советское посольство в Китае, предъявив «официальное приглашение ВЦИКа, вдохновлённое инициативой комсомола». Чтобы расплатиться с долгами, артист стал совладельцем кабаре «Гардения», в надежде продемонстрировать лояльность советской власти - печататься в шанхайской советской газете «Новая жизнь», готовить воспоминания о своей жизни за рубежом. Но документы на въезд в СССР так и не были оформлены из-за начавшейся в 1939 году Второй мировой войны. В 1943 году Вертинский предпринял еще одну попытку вернуться в СССР и написал письмо на имя Молотова. Разрешение было получено, и в ноябре 1943 года Александр Николаевич приехал в Москву с женой и трёхмесячной дочерью Марианной. Они поселились в гостинице «Метрополь», и Вертинский начал гастролировать по стране, давая по несколько концертов в день.
Год спустя 19 декабря 1944 года у супругов родилась вторая дочь, которую они назвали Анастасия. Вертинский написал своей супруге письмо в роддом: «Москва, 20 декабря 1944 года. Дорогая Пекочка! Как ты себя чувствуешь? Как выглядит доченька? Как молоко? Сегодня звонил Тамаре начет кроватки для Настеньки. Она обещает устроить. Вчера пел концерт с огромным успехом. Это для раненых актеров ВГКО. Они были так благодарны мне за это и поднесли корзину чудных фруктов с бутылкой шампанского от Елисеева. Часть этих фруктов я через маму посылаю тебе. Карамель тоже от меня. Бибинька вчера вечером звала все время маму. Она хорошо себя ведет и гуляла вчера два часа и сегодня няня ее повезла на улицу. Мы все уже по тебе скучаем. Меня весь город поздравляет, целые дни звонки. Напиши, если что-нибудь захочешь. Завтра приеду к тебе. Биби тебя целует. Твой любящий муж, Бибин и Настенькин папа САШЕНЬКА»
Имя второй дочери тоже придумала Лидия Владимировна. Она рассказывала: «Однажды, вспоминая свои детские годы, Александр Николаевич рассказал мне, что, будучи мальчиком, был влюблен в девочку, дочь станционного смотрителя, которую звали Настенькой, и о том, какая прелестная она была. Вот я и решила доставить моему мужу полную радость и назвать нашу вторую дочь Анастасией, Настенькой…». Обеим девочкам Вертинский посвятил одну из самых своих известных песен того периода: «Доченьки».
У меня завелись ангелята,
Завелись среди белого дня!
Все, над чем я смеялся когда-то,
Все теперь восхищает меня!
Жил я шумно и весело - каюсь,
Но жена все к рукам прибрала.
Совершенно со мной не считаясь,
Мне двух дочек она родила.
Я был против. Начнутся пеленки...
Для чего свою жизнь осложнять?
Но залезли мне в сердце девчонки,
Как котята в чужую кровать!
И теперь, с новым смыслом и целью
Я, как птица, гнездо свое вью
И порою над их колыбелью
Сам себе удивленно пою:
«Доченьки, доченьки, доченьки мои!
Где ж вы, мои ноченьки, где вы, соловьи?»
Вырастут доченьки, доченьки мои...
Будут у них ноченьки, будут соловьи!
Много русского солнца и света
Будет в жизни дочурок моих.
И, что самое главное, это
То, что Родина будет у них!
Будет дом. Будет много игрушек,
Мы на елку повесим звезду...
Я каких-нибудь добрых старушек
Специально для них заведу!
Чтобы песни им русские пели,
Чтобы сказки ночами плели,
Чтобы тихо года шелестели,
Чтобы детства забыть не могли!
Правда, я постарею немного,
Но душой буду юн как они!
И просить буду доброго Бога,
Чтоб продлил мои грешные дни!
Вырастут доченьки, доченьки мои...
Будут у них ноченьки, будут соловьи!
А закроют доченьки оченьки мои -
Мне споют на кладбище те же соловьи.
В военные годы Вертинский гастролировал на фронте, исполняя патриотические песни как советских авторов, так и собственного сочинения - «О нас и о родине», «Наше горе», «В снегах России», «Иная песня», «Китеж». В 1945 году Вертинский написал песню «Он», посвящённую Сталину. Любовная лирика Вертинского, несмотря на счастливый брак, была отмечена нотками безысходности и трагизма - «Прощание», «Ненужное письмо», «Бар-девочка», «Убившей любовь», «Спасение», «Обезьянка Чарли», «В этой жизни ничего не водится», «Осень».
В дуэте с пианистом Михаилом Брохесом за 14 лет Вертинский дал более двух тысяч концертов, проехав по всей стране, выступая не только в театрах и концертных залах, но на заводах, в шахтах, госпиталях и детских домах. Из ста с лишним песен из репертуара Вертинского к исполнению в СССР было допущено не более тридцати, и на каждом концерте исполнителя присутствовал цензор. Концерты Вертинского в Москве и Ленинграде были редкостью, на радио его не приглашали, пластинок почти не издавали, и не было рецензий в газетах. Несмотря на огромную популярность певца, официальная советская пресса к его творчеству относилась со сдержанной враждебностью. Вскоре после окончания войны была развернута кампания против лирических песен, якобы уводящих слушателей от задач социалистического строительства, во время которой напрямую о Вертинском не говорилось, но подразумевалось. Немногие пластинки с песнями Вертинского изымались из продажи, и вычёркивались из каталогов. Ни одна его песня не звучала в эфире, газеты и журналы о триумфальных концертах Вертинского хранили молчание. Выдающегося певца как бы не существовало.
За год до смерти Вертинский писал заместителю министра культуры: «Где-то там: наверху всё ещё делают вид, что я не вернулся, что меня нет в стране. Обо мне не пишут и не говорят ни слова. Газетчики и журналисты говорят: «Нет сигнала». Вероятно, его и не будет. А между тем я есть! Меня любит народ (Простите мне эту смелость). Я уже по 4-му и 5-му разу объехал нашу страну, я заканчиваю третью тысячу концертов!..»
После войны Вертинский продолжил сниматься в кино. Режиссёры в основном эксплуатировали его характерную внешность и манеры: и то и другое он продемонстрировал в роли князя в фильме 1954 года «Анна на шее». За роль кардинала Бирнча в фильме «Заговор обречённых» он получил свою единственную государственную награду: Сталинскую премию. Была отмечена также его работа в фильме «Великий воин Албании Скандербег», где он сыграл роль дожа Венеции. Несмотря на это, артист в последние годы жизни пребывал в глубоком духовном кризисе. В 1956 году он писал жене: «Я перебрал сегодня в уме всех своих знакомых и «друзей» и понял, что никаких друзей у меня здесь нет! Каждый ходит со своей авоськой и хватает в неё всё, что ему нужно, плюя на остальных. И вся психология у него «авосечная», а ты - хоть сдохни - ему наплевать!... Ты посмотри эту историю со Сталиным. Всё фальшиво, подло, неверно… На съезде Хрущев сказал: «Почтим вставанием память 17 миллионов человек, замученных в лагерях». Ничего себе?! Кто, когда и чем заплатит за «ошибки» всей этой сволочи?! И доколе будут измываться над нашей Родиной? Доколе?...»
Непрерывный гастрольный график, постоянная необходимость выживать, молчаливое неприятие властей способствовали ухудшению здоровья артиста.
Последний концерт Вертинского состоялся 21 мая 1957 года в Доме ветеранов сцены имени Савиной. Лидия Вертинская вспоминала: «Мы созвонились с Никулиными и пошли ужинать в ВТО. Играл оркестр, и мой муж пригласил меня танцевать. На следующий день он уехал в Ленинград. Это был последний наш танец и последний вечер, когда я видела Вертинского живым... Где-то после десятой или двенадцатой песни кто-то робко попросил: «Прощальный ужин»! Вертинский сделал вид, что не расслышал, и стал петь что-то другое. Просьба повторилась. Наконец... к Вертинскому с места обратился Царев и поставленным голосом сказал: «Прощальный ужин!» Лукаво взглянув на часы, Вертинский... серьезно ответил: «Есть на ночь вредно». Грянул хохот. Но догадливый Брохес - партнер Вертинского - уже взял первые аккорды. Так в последний раз был исполнен один из самых знаменитых романсов Вертинского...»
Сегодня томная луна,
Как пленная царевна,
Грустна, задумчива, бледна
И безнадежно влюблена.
Сегодня музыка больна,
Едва звучит напевно.
Она капризна и нежна,
И холодна, и гневна.
Сегодня наш последний день
В приморском ресторане,
Упала на террасу тень,
Зажглись огни в тумане...
Отлив лениво ткет по дну
Узоры пенных кружев.
Мы пригласили тишину
На наш прощальный ужин.
Благодарю Вас, милый друг,
За тайные свиданья,
За незабвенные слова
И пылкие признанья.
Они, как яркие огни,
Горят в моем ненастье.
За эти золотые дни
Украденного счастья.
Благодарю Вас за любовь,
Похожую на муки,
За то, что Вы мне дали вновь
Изведать боль разлуки.
За упоительную власть
Пленительного тела,
За ту божественную страсть,
Что в нас обоих пела.
Я подымаю свой бокал
За неизбежность смены,
За Ваши новые пути
И новые измены.
Я не завидую тому,
Кто Вас там ждет, тоскуя...
За возвращение к нему
Бокал свой молча пью я!
Я знаю. Я совсем не тот,
Кто Вам для счастья нужен.
А он - иной... Но пусть он ждет,
Пока мы кончим ужин!
Я знаю, даже кораблям
Необходима пристань.
Но не таким, как я! Не нам,
Бродягам и артистам!
Александр Вертинский скончался от острой сердечной недостаточности 21 мая 1957 года в гостинице «Астория» в Ленинграде, куда приехал на гастроли. Он был похоронен на Новодевичьем кладбище в Москве.