В Воронеже умер художник и поэт Валерий Исаянц /1.01.1945. - 6.01.2019./
За горизонт в горизонтальном лифте
тащусь на север по боку земли.
О Господи, зачем так молчалив ты?
Скажи лифтерам, чтобы подмели
все эти звезды, фантики и спички.
Сор не растет, не тает, не горит,
но развращает душу Елекрички,
ползущую на встречный Елекрик.
Бездомные, мы создали туризм
за счет воспоминаний… были где-то…
Для встреч Господних правильно одеты,
мы знаем путефирный афоризм.
На нем летают перпетумобили.
Так-тики-так! Увыувыувы…
- Жми! Жили-были мы как таковы.
- Как таковы? Уже ли жили-были?!
Он родился в Воронеже в год окончания Великой Отечественной войны - в 1945-м. Закончил суворовское училище, затем филологический факультет ВГУ, поехал по распределению учителем в Приамурье. Вернувшись в Воронеж, устроился работать в Областную юношескую библиотеку.
Творчество одного из самых необычных современных поэтов и художников Валерия Исаянца высоко оценила младшая сестра поэтессы Марины Цветаевой писательница Анастасия Цветаева.В 1971 году Валерий Исаянц знакомится с Анастасией Цветаевой, путешествует с ней по Крыму, затем приезжает в Москву.Воспоминания о поездке в Крым легли в основу её «Истории одного путешествия», изданного в 2004 году. Писательница принимает деятельное участие в его судьбе, знакомит с Павлом Антокольским, Арсением Тарковским, который в 1978 году помог Исаянцу издать в Ереване первый сборник стихов.В 2006 году, благодаря Ольге Андреевне Трухачевой, внучке Анастасии Цветаевой, книга «История одного путешествия» попала в Воронеж. После этого об Исаянце заговорили. Появилось несколько публикаций о «единственном странствующем поэте современности» в местных газетах.
Анастасия Цветаева и Валерий Исаянц во время путешествия.
Весной 1972 года выходит подборка стихов Исаянца в журнале «Литературная Армения». Анастасия Ивановна много делает для того, чтобы ввести молодого талантливого поэта в литературный мир.
ПАХНЕТ ПАЛЬЦЕМ
Давно ли слово видимо? Предмет
для рассмотренья в оба (вставить рифму)
Вот прямо здесь я скоро что-то крикну.
А приглядишься - ничего и нет.
Давно ли осязаем белый свет?
Нам ночь дана как повод для сомненья.
Бессонный прах перемеряя жменью,
мы не находим правильный ответ…
Кладу перо с обгрызенною тенью.
Лизнув щепоть, солю свечной фитиль.
И пахнет пальцем вдоль стихотворенья,
похожего на копоть и на пыль.
Земля не пух, но ложе не скрипит,
хотя гранит замшел и перекошен.
Давным-давно никто уже не спит
под сенью лип. Сочтя ворон и кошек,
считаю листья, капли и грибы,
пропущенный игольным горе-ушком,
и ухожу в отверстие судьбы,
швырнув пиджак на ржавую грядушку.
Но их дружбе не суждено долго оставаться безоблачной. В своих воспоминаниях писательница упоминает о его начинающемся душевном недуге.
Остережемся, однако, искать в болезни удобное объяснение чему-либо: отношениям с окружающими, образу жизни, неординарности и неоднозначности дара, самой судьбе поэта...
***
Кому ещё я снился, как полёт?
Как парашют, кому во снах являлся?
Наутро кожа выдублена в лёд,
что в прорубях подлунных заручался
с венозной леской вдоль ручной реки…
К полудню троеперстье единили,
в Оку дыханий кинули крючки -
и вынули костистый Питер в иле
с одним глазком, он бьёт ещё хвостом…
Сияет в рифму гелевая ручка.
В тепле, не отрываясь, целый том
я б в ваши сны писал с моей получкой.
К строке свежемороженная льнёт,
трепещет, чтобы праздник не кончался.
Кому ещё я снился, как полёт?
Кому во сне с крылами не являлся?
В конце 1972 года Исаянц едет в Армению, чтобы напитаться духом этой земли, к которой чувствует кровное притяжение, и заняться переводами средневековых армянских поэтов. Для этого получает допуск в Матенадаран - хранилище древнеармянских рукописей и научно-исследовательский институт в Ереване. Тогда же начинает переводить и европейских авторов - Рильке, Гельдерлина, Верлена.
Прожив недолго в Армении, возвращается в Воронеж. Продолжает писать стихи и делать переводы, занимается живописью. Работы этого периода - написанные маслом колоритные натюрморты и пейзажи - вызывают ассоциации с творчеством Мартироса Сарьяна.
После смерти матери, Анны Петровны Исаянц, в 1980 году, близких родственников у Валерия Ивановича не остается. Через некоторое время он переезжает из квартиры, в которой жил, в более скромную. Потом и это жилье оказывается проданным, и пристанищем поэта становится времянка в дачном поселке. Затем и она перестает служить постоянным приютом. 1993-1994 годы - это начало странничества. Исаянц путешествует в электричках по центру России, неизменно возвращаясь в Воронеж. В последние годы он нашёл своё пристанище в Северном лесу в шалаше. На деревьях развешивал свои рисунки. Несмотря на трудности быта, он не прекращал писать картины и стихи. Рисунки свои дарил или недорого продавал.
Воронежская галерея «Х.Л.А.М.» в 2017 году представила 150 работ художника на его персональной выставке. И ещё не раз проводила персональные выставки Валерия Исаянца. Его творчество считают «наивным искусством», в этом жанре творил, например, выдающийся художник Нико Пиросмани. Свои картины Валерий Исаянц создавал простыми подручными средствами - фломастерами, шариковыми ручками на бумаге, картоне, использовал лак.
Большая часть архива поэта 1970-х и 1980-х годов утрачена. Отдельные рисунки и тексты оседали в Воронеже у людей, с которыми Исаянц общался. К сожалению, некоторые из них (хотя имели порой самое прямое - и даже официальное - отношение к литературе и искусству) попросту выбрасывали рукописи нигде не опубликованных стихов, не видя в них никакой ценности, считая их просто «странными», как и самого автора.
Стихам последних двух десятилетий повезло больше. Архивом поэта все эти годы занимался воронежский клуб поэтов «Лик», периодически извлекая из исаянцевской сумы накопившиеся в ней новые стихотворения и рисунки. В черновиках последних лет, к сожалению, поэт оставляет всё больше пропусков и сомнительных мест, которые требуют редактуры и доработки. Окончательными в итоге признаются варианты, получившие одобрение автора. Этот коллективный проект по отвоеванию поэзии у небытия получил название Поэтарх Айас. Перепечатанные с картонок и бумажных обрывков и отредактированные тексты клуб выпускает в тетрадном формате, малым тиражом с пометкой «для служебного пользования».
Однажды основатель «Лика» Михаил Болгов, беседуя с Валерием Ивановичем, задал вопрос:
- В чем, по-твоему, состоит смысл жизни? Твоей и вообще всех нас?
- Он состоит в чувстве живого. Потому что всё, как неожиданность - мы получили, и мы живем...
Спеши, спеши! Пока не стихло
биенье сердца моего,
спеши скорее в этот стих мой -
останься в нём до дня того,
как не минует катастрофа.
Достану рукопись в столе;
а ты плечом чуть сдвинешь строфы,
протянешь руку в помощь мне.
В конце декабря ушедшего года Валерию Ивановичу стало плохо. Его нашли буквально в сугробе на улице. «Скорая» доставила несчастного в больницу № 3, а в канун Рождества, 6 января его не стало.Поскольку документов при нём обнаружено не было, на опознание ушло 10 дней...
Мы встретились на иньском берегу
у мерных льдин в балтийстовом просторе.
Небережливо льёмся в сольный гул,
что волнам Адриатики проспорен.
Я - нварь дрожащий. Ветер и мороз
воплощены, как зов трубы и свиток.
Я ничего не помню из-за слёз,
но нить моей печали не извита
и тянется к отверстию в углу.
Здесь рукописи гаснут, как мигрени.
Я прохожу, как дромадер в иглу,
в костюме-тройке светоизмерений.
И голос мой в молчанье тяжелеет,
и Слово слышит, как его зову.***
Мы встретились на иньском берегу
у мерных льдин в балтийстовом просторе.
Небережливо льёмся в сольный гул,
что волнам Адриатики проспорен.
Я - нварь дрожащий. Ветер и мороз
воплощены, как зов трубы и свиток.
Я ничего не помню из-за слёз,
но нить моей печали не извита
и тянется к отверстию в углу.
Здесь рукописи гаснут, как мигрени.
Я прохожу, как дромадер в иглу,
в костюме-тройке светоизмерений.
И голос мой в молчанье тяжелеет,
и Слово слышит, как его зову.
тащусь на север по боку земли.
О Господи, зачем так молчалив ты?
Скажи лифтерам, чтобы подмели
все эти звезды, фантики и спички.
Сор не растет, не тает, не горит,
но развращает душу Елекрички,
ползущую на встречный Елекрик.
Бездомные, мы создали туризм
за счет воспоминаний… были где-то…
Для встреч Господних правильно одеты,
мы знаем путефирный афоризм.
На нем летают перпетумобили.
Так-тики-так! Увыувыувы…
- Жми! Жили-были мы как таковы.
- Как таковы? Уже ли жили-были?!
Он родился в Воронеже в год окончания Великой Отечественной войны - в 1945-м. Закончил суворовское училище, затем филологический факультет ВГУ, поехал по распределению учителем в Приамурье. Вернувшись в Воронеж, устроился работать в Областную юношескую библиотеку.
Творчество одного из самых необычных современных поэтов и художников Валерия Исаянца высоко оценила младшая сестра поэтессы Марины Цветаевой писательница Анастасия Цветаева.В 1971 году Валерий Исаянц знакомится с Анастасией Цветаевой, путешествует с ней по Крыму, затем приезжает в Москву.Воспоминания о поездке в Крым легли в основу её «Истории одного путешествия», изданного в 2004 году. Писательница принимает деятельное участие в его судьбе, знакомит с Павлом Антокольским, Арсением Тарковским, который в 1978 году помог Исаянцу издать в Ереване первый сборник стихов.В 2006 году, благодаря Ольге Андреевне Трухачевой, внучке Анастасии Цветаевой, книга «История одного путешествия» попала в Воронеж. После этого об Исаянце заговорили. Появилось несколько публикаций о «единственном странствующем поэте современности» в местных газетах.
Анастасия Цветаева и Валерий Исаянц во время путешествия.
Весной 1972 года выходит подборка стихов Исаянца в журнале «Литературная Армения». Анастасия Ивановна много делает для того, чтобы ввести молодого талантливого поэта в литературный мир.
ПАХНЕТ ПАЛЬЦЕМ
Давно ли слово видимо? Предмет
для рассмотренья в оба (вставить рифму)
Вот прямо здесь я скоро что-то крикну.
А приглядишься - ничего и нет.
Давно ли осязаем белый свет?
Нам ночь дана как повод для сомненья.
Бессонный прах перемеряя жменью,
мы не находим правильный ответ…
Кладу перо с обгрызенною тенью.
Лизнув щепоть, солю свечной фитиль.
И пахнет пальцем вдоль стихотворенья,
похожего на копоть и на пыль.
Земля не пух, но ложе не скрипит,
хотя гранит замшел и перекошен.
Давным-давно никто уже не спит
под сенью лип. Сочтя ворон и кошек,
считаю листья, капли и грибы,
пропущенный игольным горе-ушком,
и ухожу в отверстие судьбы,
швырнув пиджак на ржавую грядушку.
Но их дружбе не суждено долго оставаться безоблачной. В своих воспоминаниях писательница упоминает о его начинающемся душевном недуге.
Остережемся, однако, искать в болезни удобное объяснение чему-либо: отношениям с окружающими, образу жизни, неординарности и неоднозначности дара, самой судьбе поэта...
***
Кому ещё я снился, как полёт?
Как парашют, кому во снах являлся?
Наутро кожа выдублена в лёд,
что в прорубях подлунных заручался
с венозной леской вдоль ручной реки…
К полудню троеперстье единили,
в Оку дыханий кинули крючки -
и вынули костистый Питер в иле
с одним глазком, он бьёт ещё хвостом…
Сияет в рифму гелевая ручка.
В тепле, не отрываясь, целый том
я б в ваши сны писал с моей получкой.
К строке свежемороженная льнёт,
трепещет, чтобы праздник не кончался.
Кому ещё я снился, как полёт?
Кому во сне с крылами не являлся?
В конце 1972 года Исаянц едет в Армению, чтобы напитаться духом этой земли, к которой чувствует кровное притяжение, и заняться переводами средневековых армянских поэтов. Для этого получает допуск в Матенадаран - хранилище древнеармянских рукописей и научно-исследовательский институт в Ереване. Тогда же начинает переводить и европейских авторов - Рильке, Гельдерлина, Верлена.
Прожив недолго в Армении, возвращается в Воронеж. Продолжает писать стихи и делать переводы, занимается живописью. Работы этого периода - написанные маслом колоритные натюрморты и пейзажи - вызывают ассоциации с творчеством Мартироса Сарьяна.
После смерти матери, Анны Петровны Исаянц, в 1980 году, близких родственников у Валерия Ивановича не остается. Через некоторое время он переезжает из квартиры, в которой жил, в более скромную. Потом и это жилье оказывается проданным, и пристанищем поэта становится времянка в дачном поселке. Затем и она перестает служить постоянным приютом. 1993-1994 годы - это начало странничества. Исаянц путешествует в электричках по центру России, неизменно возвращаясь в Воронеж. В последние годы он нашёл своё пристанище в Северном лесу в шалаше. На деревьях развешивал свои рисунки. Несмотря на трудности быта, он не прекращал писать картины и стихи. Рисунки свои дарил или недорого продавал.
Воронежская галерея «Х.Л.А.М.» в 2017 году представила 150 работ художника на его персональной выставке. И ещё не раз проводила персональные выставки Валерия Исаянца. Его творчество считают «наивным искусством», в этом жанре творил, например, выдающийся художник Нико Пиросмани. Свои картины Валерий Исаянц создавал простыми подручными средствами - фломастерами, шариковыми ручками на бумаге, картоне, использовал лак.
Большая часть архива поэта 1970-х и 1980-х годов утрачена. Отдельные рисунки и тексты оседали в Воронеже у людей, с которыми Исаянц общался. К сожалению, некоторые из них (хотя имели порой самое прямое - и даже официальное - отношение к литературе и искусству) попросту выбрасывали рукописи нигде не опубликованных стихов, не видя в них никакой ценности, считая их просто «странными», как и самого автора.
Стихам последних двух десятилетий повезло больше. Архивом поэта все эти годы занимался воронежский клуб поэтов «Лик», периодически извлекая из исаянцевской сумы накопившиеся в ней новые стихотворения и рисунки. В черновиках последних лет, к сожалению, поэт оставляет всё больше пропусков и сомнительных мест, которые требуют редактуры и доработки. Окончательными в итоге признаются варианты, получившие одобрение автора. Этот коллективный проект по отвоеванию поэзии у небытия получил название Поэтарх Айас. Перепечатанные с картонок и бумажных обрывков и отредактированные тексты клуб выпускает в тетрадном формате, малым тиражом с пометкой «для служебного пользования».
Однажды основатель «Лика» Михаил Болгов, беседуя с Валерием Ивановичем, задал вопрос:
- В чем, по-твоему, состоит смысл жизни? Твоей и вообще всех нас?
- Он состоит в чувстве живого. Потому что всё, как неожиданность - мы получили, и мы живем...
Спеши, спеши! Пока не стихло
биенье сердца моего,
спеши скорее в этот стих мой -
останься в нём до дня того,
как не минует катастрофа.
Достану рукопись в столе;
а ты плечом чуть сдвинешь строфы,
протянешь руку в помощь мне.
В конце декабря ушедшего года Валерию Ивановичу стало плохо. Его нашли буквально в сугробе на улице. «Скорая» доставила несчастного в больницу № 3, а в канун Рождества, 6 января его не стало.Поскольку документов при нём обнаружено не было, на опознание ушло 10 дней...
Мы встретились на иньском берегу
у мерных льдин в балтийстовом просторе.
Небережливо льёмся в сольный гул,
что волнам Адриатики проспорен.
Я - нварь дрожащий. Ветер и мороз
воплощены, как зов трубы и свиток.
Я ничего не помню из-за слёз,
но нить моей печали не извита
и тянется к отверстию в углу.
Здесь рукописи гаснут, как мигрени.
Я прохожу, как дромадер в иглу,
в костюме-тройке светоизмерений.
И голос мой в молчанье тяжелеет,
и Слово слышит, как его зову.***
Мы встретились на иньском берегу
у мерных льдин в балтийстовом просторе.
Небережливо льёмся в сольный гул,
что волнам Адриатики проспорен.
Я - нварь дрожащий. Ветер и мороз
воплощены, как зов трубы и свиток.
Я ничего не помню из-за слёз,
но нить моей печали не извита
и тянется к отверстию в углу.
Здесь рукописи гаснут, как мигрени.
Я прохожу, как дромадер в иглу,
в костюме-тройке светоизмерений.
И голос мой в молчанье тяжелеет,
и Слово слышит, как его зову.