О напрасной смерти слезы Авелевы вопиют...
В детстве я боялась смерти в виде будничного
эпизода: наледи на краю колодца,
иль иголки швейной с нитью, вдетой в будущее:
спит царевна, спит и не проснется.
День сменялся сумерками грязновато-палевыми,
испарялся охрой из стакана.
Ну а вы - как жили вы? безопасно спали вы ли?
Под какой охраной?
Сны смотрели льстивые, грозные и прéлестные,
где расплывчато, туманно и всесильно
звезды, облака над вами - кучевые, перистые,
и земля вокруг - крепка и семижильна.
Мне ж - тончайшей тканью, ожерельем бисерным
жизнь страшна была: вот-вот порвется
от зацепки малой, вдоха, шага, мизерным
ноготком царапается, коготком скребется.
Мир грозил ей киноварью душной, стеариновою
свечкой, непогашенной спичкою усталой,
рыбьей костью в горле, коркой апельсиновою
под ногами, камнем с кровли обветшалой.
Молнии обшаривали небеса, пошаливали
их шары, грозились выдать имя.
О напрасной смерти слезы Авелевы
вопиют. Земля полита ими.
...Но познавших немощь собственную, ту еще и
беззащитность, ужас, страх и трепет,
как младенца, обволакивает облако ликующее,
нежность ранних птиц, блаженства лепет!...
/Олеся Николаева/
