Руслан не виноват, или день Vлюбленных
Все смешалось на яхте Руслана. И Норвегия за бортом разворачивала свои подозрительно гренландские берега в обратную сторону, и сотовые телефоны у него и Папы упорно не связывались друг с другом на расстоянии метра, а главное: он не мог обнаружить на корабле жены. Жена узнала, что муж заказал на яхту целое блюдо живых пиранек, и объявила мужу, что она с ним не поплывет.
Вояж с пираньками продолжался уже третий день и мучительно ощущался всеми, кто был на яхте. Все пираньки и вся обслуга чувствовали, что нет смысла в их сожительстве, голод страху не товарищ, и что в каждом порту случайно сошедшиеся люди с рыболовными сетями более связаны между собой, чем они - резвые пираньки, и обслуга яхты Руслана. Жена не выходила в Скайп, мужа третий день не было на русской суше. Дети не учились; гувернантка поссорилась с поваром и с утра просиживала в Интернете, приискивая новую олигархическую семью; повар ушел еще вчера к Ходорковскому, во время самого обеда; еще половина слуг на вилле скулили и просили расчета. На третий день после прокола олигарх Руслан - Руся, как его звали в московской тусовке, - в обычный час, то есть в восемь часов утра, проснулся не в спальне жены, а в каюте, на сафьянном диване. Он повернул свое полное, выхоленное тело на пружинах дивана, как бы желая опять заснуть надолго, с другой стороны крепко обнял подушку и прижался к ней щекой; но вдруг вскочил, сел на диван и открыл глаза. «Да, да, как это было? - думал он, вспоминая сон. - Да, как это было? Да! ***ин давал обед в Дармштадте; нет, не в Дармштадте, а что-то американское. Да, но Дармштадт был в Америке. Да, ***ин давал обед на стеклянных столах, из «Алисы», да, - и столы пели... «Я - искала тебя», и не даже не Земфиру, а что-то лучше, и какие-то маленькие графинчики, и в них здоровенные, улыбчивые пираньи...», - вспоминал он. Глаза Руслана весело заблестели, и он задумался, улыбаясь. «Да, хорошо было, очень хорошо. Много еще что-то там было отличного, мармелад, концептуальный новый Макинтош, Кира Найтли, да не скажешь словами и мыслями даже наяву не выразишь».
И, заметив полосу хмурого света, пробившуюся сбоку плотных штор, он весело скинул ноги с дивана, отыскал ими купленные женой (подарок ко дню рожденья в прошлом году), обделанные в золотистый сафьян трогательные туфли «Экко» и по старой, девятилетней привычке, не вставая, потянулся рукой к тому месту, где в спальне у него висел халат. Но тут он вспомнил вдруг, как и почему он спит не в спальне, а в каюте; улыбка исчезла с его лица, и он сморщил лоб и почесал рога. «Ах, ах, ах! Ааа!..» - замычал он, вспоминая все, что было. И его воображению представились опять все подробности скандала, вся безвыходность его положения на яхте и мучительнее всего собственная вина его. «Да! она не простит и не может простить. И всего ужаснее то, что виной всему я, виной я, а я не виноват. В этом-то вся драма, - думал он. - Алекс! Ах, ах, ах!» - приговаривал он с отчаянием, вспоминая самые тяжелые для себя впечатления из истерики из-за пиранек. Неприятнее всего была та первая минута, когда он, вернувшись из бани, веселым, краснолицым и довольным, с огромною грушей для жены в руке, не нашел жены в бассейне; к удивлению, не нашел ее и в гостиной и, наконец, увидал ее в солярии на крыше, под пальмой, с несчастным, открывшим все, его сотовым телефоном в руке. Она, эта вечно озабоченная, и заботливая, и недалекая, какою он считал ее, Долли, неподвижно сидела с усыпанным бриллиантами айфоном в руке и с выражением ужаса, отчаяния и гнева смотрела на него.
- Что это? это? - спрашивала она, указывая на фото в телефоне. Ну, а там были пираньки, обцепившие все самые нежные местечки мужниного тела, включая уши. И ничего там уж такого особенного не было, по правде говоря. Но при этом воспоминании, как это часто бывает, мучил Руслана не столько сам вопрос в лоб, сколько то, как он на него ответил. С ним случилось в эту минуту то, что случается с людьми, когда они неожиданно уличены в чем-нибудь слишком постыдном. Одна из пиранек скалила зубы, вымазанные сероватой спермой... И на ней были зеленые очки... Он не сумел приготовить свое лицо к тому положению, в которое он становился пред женой после открытия этой фотографии. Вместо того чтоб оскорбиться, призывать «Фотошоп», оправдываться экологическими наклонностями, просить прощения, оставаться даже равнодушным - все было бы лучше того, что он сделал! - его лицо совершенно невольно («рефлексы шизофреника», - подумал Руслан, который любил физиологию), совершенно невольно вдруг оскалилось привычною, залихватской и потому страшною пиранькиной улыбкой.
Эту глупую улыбку он не мог простить себе.
Увидав эту привычную, давно впечатавшуюся в его подсознание улыбку, Долли вздрогнула, как от физической боли, разразилась, со свойственною ей горячностью, потоком жестоких психиатрических слов и выбежала из комнаты. С тех пор она не хотела видеть мужа и не поплыла с ним никуда на яхте.
«Всему виной эта глупая улыбка», - думал Руслан. «Но что ж делать? что ж делать? Юстас, то есть - блин - Алекс велел...» - с отчаянием говорил он себе и не находил ответа.
II
Олигарх Руслан был человек правдивый в отношении к себе самому. Он не мог обманывать себя и уверять себя, что он раскаивается в наличии на яхте живых пираний. Он не мог раскаиваться теперь в том, в чем он раскаивался когда-то лет шесть тому назад, когда он впервые обвешался эксклюзивными сырыми рыбками. Он не мог раскаиваться в том, что он, тридцатичетырехлетний, красивый, влюбчивый человек, не был влюблен в жену, внучку коммуниста, мать пяти живых и двух умерших детей, бывшую только годом моложе его. Он раскаивался только в том, что не умел лучше скрыть эти странные эскапады от жены. Но он чувствовал всю тяжесть своего положения, укусы тугих девочек, сверлящий взгляд Алекса, и жалел жену, страну, детей и себя. Может быть, он сумел бы лучше скрыть свои грехи от жены, если б ожидал, что это известие на нее подействует. Ясно он никогда не обдумывал этого вопроса, но смутно ему представлялось, что жена давно догадывается, ЧТО он видит в снах, и смотрит на это сквозь пальцы. А снилась ему Амазонка. И выпрыгивающие из воды чудесные зубастые рыбки. И черные жемчужины. И орхидеи. Ему даже казалось, что она, полная, состарившаяся, уже некрасивая женщина и ничем не замечательная, уже бедная, уже не демократка, а только злая мать семейства, по чувству справедливости должна радоваться. Жизнь последних 20 лет в России мало чем отличалась от древней войны с фашистами.
Оказалось, известие не подействовало совсем. Истерика была формальной. «Ах, ужасно! ай, ай, ай! ужасно! - твердил себе Руся, и ничего не мог придумать. - И как хорошо все это было до этого, как мы хорошо жили! Она была свободна, счастлива с телевизором, я не мешал ей ни в чем, предоставлял ей возиться с детьми, с дизайном интерьера, с курортами, как она хотела. Мы вместе обсуждали, что делать с Папой. Правда, нехорошо брать пиранек на яхту. Нехорошо! Есть что-то тривиальное, пошлое в пираньях, доставленных на яхту живьем. Но какие звери! (Он живо вспомнил блестящую как старое серебро чешую и страшно острые зубы, косые глаза...) Но ведь пока они были в океанариуме, жуть дорого за обслуживание, кстати, чтоб не передохли, суки, да еще и матерились, что не желают сидеть в этой банке, я не позволял себе ничего. Никто не скажет, что я каннибал для пираний. И хуже всего то, что она уже и знает, ЧТО они отскабливают… Надо же это все как нарочно, Папа договорился с Алексом... точнее, наоборот... Ай, ай, ай! И теперь Алекс доведет все до логического конца... Но что же, что же делать? Чем их отравить?» Ответа не было, кроме того общего ответа, который дает жизнь на все самые сложные и неразрешимые вопросы. Ответ этот: надо жить потребностями рыбалки, то есть, пить, забыть про неубиваемых рыб. Забыться сном уже нельзя, по крайней мере до ночи, когда пираньи оцепенеют, и нельзя уже вернуться к той музыке, которую пели графинчики с интеллектуальными, в отличие от бортовых, рыбами; стало быть, надо забыться сном жизни. «Там видно будет», - сказал себе Руслан и, встав, надел серый халат на голубой шелковой подкладке, закинул кисти узлом и, вдоволь забрав воздуха в свой широкий грудной ящик, привычным бодрым шагом вывернутых ног, так легко носивших его полное тело, подошел к окну, сдвинул шторы и громко выбил стекло.
На звон тотчас же вошел старый друг, лакей Матвей, неся платье, болотные сапоги и рабочий айпад со связью. Вслед за Матвеем вошел и цирюльник с припасами для бритья.
- Из Думы есть бумаги? - спросил Руслан, взяв айпад и садясь к зеркалу.
- В почте, - отвечал Матвей, взглянул вопросительно, с участием, на предпринимателя и, подождав немного, прибавил с хитрою улыбкой: - От хозяина-Алекса звонили.
Олигарх Руслан ничего не ответил и только в зеркало взглянул на Матвея; во взгляде, которым они встретились в зеркале, видно было, как они понимают друг друга. Взгляд миллиардера как будто спрашивал: «Это зачем ты говоришь? разве ты не знаешь?» Матвей положил руки в карманы своей жакетки, отставил ногу и молча, добродушно, чуть-чуть улыбаясь, смотрел на своего олигарха. Он действительно еще не знал, что сегодня рыбки и ему предложат групповое соскобление.
- Я приказал приплыть в то воскресенье, а до тех пор чтоб не беспокоили вас и себя понапрасну, - сказал он, видимо, приготовленную фразу. Руслан понял, что Матвей хотел разрядить обстановку и обратить на себя внимание. Он ошибочно считал Алекса шутом гороховым. Открыв почту, Руслан прочел новую валентинку от самой старшей пираньки, догадкой поправляя перевранные, как всегда, слова, и лицо его просияло.
- Матвей, Ленка просит, чтоб я ее не терял, - сказал он, остановив на минуту глянцевитую, пухлую ручку цирюльника, расчищавшую розовую дорогу между длинными кудрявыми бакенбардами со стильными косичками. - И визу в Японию.
- Слава Богу, - сказал Матвей, этим ответом показывая, что он понимает все так же, как и предприниматель, значение этой весточки из каюты ниже ватерлинии, то есть что Ленка, невероятный экземпляр из Амазонской сельвы, может содействовать разгону грусных мыслей, одолевавших мужа насчет жены. - Одни или с Наташкой? - спросил Матвей. Руслан не мог говорить, так как цирюльник занят был верхней губой, и поднял один палец. Матвей в зеркало кивнул головой. В зеркале плавали желтые пираньи, напоминая одновременно желтые тюльпаны и желтые подводные лодки. - Одни. Наверху приготовить?
- Доктору доложи, где прикажут.
- Доктору? - как бы с сомнением повторил Матвей.
- Да, доложи. На вот, возьми айпад, покажи, передай, что он скажет. «Попробовать хотите», - понял Матвей, но он сказал только:
- Слушаю-с.
Руслан уже был умыт и расчесан и собирался одеваться, когда Матвей, медленно ступая поскрипывающими сапогами по мягкому ковру, с клиническим айпадом в руке, вернулся в комнату. Цирюльника уже не было.
- Доктор приказали доложить, что они уезжают. Говорит, если вам угодно давать генетический материал, то и пиранью вам на яйца, а доктор пас - сказал он, смеясь уже только глазами, и ужасаясь ушами, и, положив руки в карманы и склонив голову набок, уставился на олигарха. Руслан помолчал. Потом залихватская и несколько кривая улыбка показалась на его некрасивом лице.
- А? Матвей? - сказал он, покачивая головой.
- Ничего, ваш-светлость, акт образуется, - сказал Матвей.
- Образуется?
- Так точно-с.
- Ты думаешь? Это кто там? - спросил Руслан, услыхав за дверью хлопанье бесштанных ягодиц.
- Это я, - сказал твердый и приятный женский голос, и из-за двери высунулось строгое красивое лицо Ленки, невероятного экземпляра.
- Ну что, Ленок? - спросил Руслан, выходя к ней и входя в нее в дверь. Несмотря на то, что Руслан был кругом виноват перед женой и сам чувствовал это, почти все на яхте, и даже Норвегия за бортом, главный Ленкин друг, были на его стороне. - Ну что? - сказал он уныло, кончив.
- Вы обязательно попробуйте Наташку, попробуйте в попу еще раз. Авось Бог даст. Очень мучается, и смотреть жалость, да и все на яхте навынбартаты пошло. Еды нет, Интернета нет, Папа оглох. Клонов, ваш-светлость, пожалеть надо. Попробуйте еще. Что делать! Любишь трахаться, люби и клонов разводить….
- Да ведь я ее порвал…
- А вы свое сделайте. Бог милостив, Богу молитесь, Руся, Бог даст.
- Ну, хорошо, ступай, - сказал Руслан, вдруг покраснев. - Ну, так давай одеваться, - обратился он к Матвею и решительно скинул халат. Матвей уже держал, сдувая что-то невидимое, хомутом приготовленные серебристые трусы и с очевидным удовольствием облек в них холеное тело предпринимателя.
***
А если серьезно, по-моему вся четверка должна быть заодно - и пиранька, и «Папа» с «Русланом», и Навальный. Главное, от чего меня пробило на хи-хи - это эпизод о том, как Папа с Русланом никак не могут связаться друг с другом по мобильной связи. Проблемы с интернетом - один в один как у меня.
В остальном, Навальный опозорил свои аналитические способности. Впрочем, откуда они у людей из одной команды... Такую книжку, конечно, писал не один человек, содержание ее, в целом, неплохо иллюстрирует высказанную Родериком Торпом мысль о том, что этого типа люди ни перед чем не остановятся ради наступления эры всеобщего сумасшествия - вот так оно, примерно, и выглядит, в голове поэтесс безумия... Это некая эклектика, где сюжета нет, но есть бессвязные выкрики не по делу, а точнее, как раз по делу, если б вы только понимали, как обстоят ваши дела - про клонирование с неясными противозаконными целями, затем наворованы показавшиеся там и сям умными мысли, а главное - порнофильм. Эпизоды порнофильма реалистичные, это то, что снимал бы, и снял, кстати, Дэвид Йейтс («Sex Traffic»), но всему этому придан истерически-восторженный смысл, того как зомбированная девочка ведет себя и думает как переодетый солдат-насильник - это он, собственно, и есть, переодетый шпанюк, которому подмигнули - здесь вражеская территория, можно все. Прикинься супер-шалавой и расскажи, как же телки любят секс. Как говорится в Коране, женщина не может все знать про роды, потому что все понимает один только мужчина. Как там? «Крупный классный член». Это мог написать только мужчина - да ведь это они и снимают порнофильмы и ишут порноруководства. Мужчина ничего не может знать про член, так про это все понимает только женщина. В частности того, что член ВООБЩЕ ничего не значит. Через девушку эту, на мой взгляд, неудержимо пролезает все тот же типаж Ксении Оксман и той несчастной мымры, которая повстречалась мне в отеле в Трухильо, с Коськой-порохом. Лицо кирпичом, пиромания. То как ее попытались изобразить рассудительной, смешит; и завораживает то, как ее красота не помогает. То что она троллила глупых баб, пожалуй, правда. То что мужская рука, которая чувствуется за написанием, в действительности дает неплохой пример психопатического профиля рядового современного психиатра с манией величия, из числа тех, у которых непослушные невестки пропадают - тоже правда (конечно, такие невестки очень не согласны с тем, что если родила не сына, то дочек надо сдать на органы. Или что им там могли предложить?) Типичное шизофреническое размягчение интеллекта тоже передано достоверно, как и весьма показательно использование слова «тема». Странная Охотница, которую все время кому-то доставили... поставили... привели... сплошной страдательный залог и пассивность. И по общению знаками такие авторы - эксперты, не то что по поискам мотивов для постоянного хихиканья. А вот в то, что эта девочка боится, что будет кормить рыб - вот в это я не верю. Забавно изложена мечта сутенера о немотивированно влюбленной в него проститутке. То как лежат вместе в постели, и девке страшно - это наверное мысли, которые психиатр/сутенер испытывает рядом с теми, кто будет им похищен. Типа, человеческое сочувствие и попытка понимания того, что же она испытывает, муха, попавшая в паутину. Они способны на сострадание, так они даже сами считают. Преданность сутенеру прямо напоминает преданность Христу - как ее могут понять особи такого уровня. И сильно проступает чисто пролетарская и начисто психопатическая ненависть к олигарху-марионетке, у которого есть все, и который будет-таки промарионечен, гад. Хоть я и не думаю, что олигарх в этом деле на самом деле хоть сколько-нибудь жертва. Я считаю, Руслан ни в чем не виноват - и имею право поделиться этим. В общем, ничего кроме «Смешариков» наши «эксперты по СМИ» родить не могут, и воспоминания о сутенерской жизни кажутся им вершиной ответов на все эксистенциальные вопросы («Я все видел, я знаю»), комментировать этот бесструктурный бред из ярких технических описаний бессмысленно. Кроме того, что за ним проступает правда - о том, какой авторам видится та самая эра всеобщего сумасшествия. В оговорках, по Фрейду. «Ты видел порнофильм, я сам видел, как ты его смотрел, оторваться не мог - ведь я снимаю порнофильмы лучше всех.» Такие лично мои впечатления от этой пропагандисткой агитки, якобы полной технологий программирования сознания и нацеленной на увеличение числа проституток в мире. Что же, я тоже «видел, я знаю». Не сработало.
Наутро я проснулась с забавной идеей про «Анну Каренину», поразилась своему подсознанию, его силе и здоровью, и у меня стало так легко на душе, как не было долгое время. Толстой ведь тоже свою героиню ненавидел, которую так показушно жалел в ее марионеточной жизни.
Вояж с пираньками продолжался уже третий день и мучительно ощущался всеми, кто был на яхте. Все пираньки и вся обслуга чувствовали, что нет смысла в их сожительстве, голод страху не товарищ, и что в каждом порту случайно сошедшиеся люди с рыболовными сетями более связаны между собой, чем они - резвые пираньки, и обслуга яхты Руслана. Жена не выходила в Скайп, мужа третий день не было на русской суше. Дети не учились; гувернантка поссорилась с поваром и с утра просиживала в Интернете, приискивая новую олигархическую семью; повар ушел еще вчера к Ходорковскому, во время самого обеда; еще половина слуг на вилле скулили и просили расчета. На третий день после прокола олигарх Руслан - Руся, как его звали в московской тусовке, - в обычный час, то есть в восемь часов утра, проснулся не в спальне жены, а в каюте, на сафьянном диване. Он повернул свое полное, выхоленное тело на пружинах дивана, как бы желая опять заснуть надолго, с другой стороны крепко обнял подушку и прижался к ней щекой; но вдруг вскочил, сел на диван и открыл глаза. «Да, да, как это было? - думал он, вспоминая сон. - Да, как это было? Да! ***ин давал обед в Дармштадте; нет, не в Дармштадте, а что-то американское. Да, но Дармштадт был в Америке. Да, ***ин давал обед на стеклянных столах, из «Алисы», да, - и столы пели... «Я - искала тебя», и не даже не Земфиру, а что-то лучше, и какие-то маленькие графинчики, и в них здоровенные, улыбчивые пираньи...», - вспоминал он. Глаза Руслана весело заблестели, и он задумался, улыбаясь. «Да, хорошо было, очень хорошо. Много еще что-то там было отличного, мармелад, концептуальный новый Макинтош, Кира Найтли, да не скажешь словами и мыслями даже наяву не выразишь».
И, заметив полосу хмурого света, пробившуюся сбоку плотных штор, он весело скинул ноги с дивана, отыскал ими купленные женой (подарок ко дню рожденья в прошлом году), обделанные в золотистый сафьян трогательные туфли «Экко» и по старой, девятилетней привычке, не вставая, потянулся рукой к тому месту, где в спальне у него висел халат. Но тут он вспомнил вдруг, как и почему он спит не в спальне, а в каюте; улыбка исчезла с его лица, и он сморщил лоб и почесал рога. «Ах, ах, ах! Ааа!..» - замычал он, вспоминая все, что было. И его воображению представились опять все подробности скандала, вся безвыходность его положения на яхте и мучительнее всего собственная вина его. «Да! она не простит и не может простить. И всего ужаснее то, что виной всему я, виной я, а я не виноват. В этом-то вся драма, - думал он. - Алекс! Ах, ах, ах!» - приговаривал он с отчаянием, вспоминая самые тяжелые для себя впечатления из истерики из-за пиранек. Неприятнее всего была та первая минута, когда он, вернувшись из бани, веселым, краснолицым и довольным, с огромною грушей для жены в руке, не нашел жены в бассейне; к удивлению, не нашел ее и в гостиной и, наконец, увидал ее в солярии на крыше, под пальмой, с несчастным, открывшим все, его сотовым телефоном в руке. Она, эта вечно озабоченная, и заботливая, и недалекая, какою он считал ее, Долли, неподвижно сидела с усыпанным бриллиантами айфоном в руке и с выражением ужаса, отчаяния и гнева смотрела на него.
- Что это? это? - спрашивала она, указывая на фото в телефоне. Ну, а там были пираньки, обцепившие все самые нежные местечки мужниного тела, включая уши. И ничего там уж такого особенного не было, по правде говоря. Но при этом воспоминании, как это часто бывает, мучил Руслана не столько сам вопрос в лоб, сколько то, как он на него ответил. С ним случилось в эту минуту то, что случается с людьми, когда они неожиданно уличены в чем-нибудь слишком постыдном. Одна из пиранек скалила зубы, вымазанные сероватой спермой... И на ней были зеленые очки... Он не сумел приготовить свое лицо к тому положению, в которое он становился пред женой после открытия этой фотографии. Вместо того чтоб оскорбиться, призывать «Фотошоп», оправдываться экологическими наклонностями, просить прощения, оставаться даже равнодушным - все было бы лучше того, что он сделал! - его лицо совершенно невольно («рефлексы шизофреника», - подумал Руслан, который любил физиологию), совершенно невольно вдруг оскалилось привычною, залихватской и потому страшною пиранькиной улыбкой.
Эту глупую улыбку он не мог простить себе.
Увидав эту привычную, давно впечатавшуюся в его подсознание улыбку, Долли вздрогнула, как от физической боли, разразилась, со свойственною ей горячностью, потоком жестоких психиатрических слов и выбежала из комнаты. С тех пор она не хотела видеть мужа и не поплыла с ним никуда на яхте.
«Всему виной эта глупая улыбка», - думал Руслан. «Но что ж делать? что ж делать? Юстас, то есть - блин - Алекс велел...» - с отчаянием говорил он себе и не находил ответа.
II
Олигарх Руслан был человек правдивый в отношении к себе самому. Он не мог обманывать себя и уверять себя, что он раскаивается в наличии на яхте живых пираний. Он не мог раскаиваться теперь в том, в чем он раскаивался когда-то лет шесть тому назад, когда он впервые обвешался эксклюзивными сырыми рыбками. Он не мог раскаиваться в том, что он, тридцатичетырехлетний, красивый, влюбчивый человек, не был влюблен в жену, внучку коммуниста, мать пяти живых и двух умерших детей, бывшую только годом моложе его. Он раскаивался только в том, что не умел лучше скрыть эти странные эскапады от жены. Но он чувствовал всю тяжесть своего положения, укусы тугих девочек, сверлящий взгляд Алекса, и жалел жену, страну, детей и себя. Может быть, он сумел бы лучше скрыть свои грехи от жены, если б ожидал, что это известие на нее подействует. Ясно он никогда не обдумывал этого вопроса, но смутно ему представлялось, что жена давно догадывается, ЧТО он видит в снах, и смотрит на это сквозь пальцы. А снилась ему Амазонка. И выпрыгивающие из воды чудесные зубастые рыбки. И черные жемчужины. И орхидеи. Ему даже казалось, что она, полная, состарившаяся, уже некрасивая женщина и ничем не замечательная, уже бедная, уже не демократка, а только злая мать семейства, по чувству справедливости должна радоваться. Жизнь последних 20 лет в России мало чем отличалась от древней войны с фашистами.
Оказалось, известие не подействовало совсем. Истерика была формальной. «Ах, ужасно! ай, ай, ай! ужасно! - твердил себе Руся, и ничего не мог придумать. - И как хорошо все это было до этого, как мы хорошо жили! Она была свободна, счастлива с телевизором, я не мешал ей ни в чем, предоставлял ей возиться с детьми, с дизайном интерьера, с курортами, как она хотела. Мы вместе обсуждали, что делать с Папой. Правда, нехорошо брать пиранек на яхту. Нехорошо! Есть что-то тривиальное, пошлое в пираньях, доставленных на яхту живьем. Но какие звери! (Он живо вспомнил блестящую как старое серебро чешую и страшно острые зубы, косые глаза...) Но ведь пока они были в океанариуме, жуть дорого за обслуживание, кстати, чтоб не передохли, суки, да еще и матерились, что не желают сидеть в этой банке, я не позволял себе ничего. Никто не скажет, что я каннибал для пираний. И хуже всего то, что она уже и знает, ЧТО они отскабливают… Надо же это все как нарочно, Папа договорился с Алексом... точнее, наоборот... Ай, ай, ай! И теперь Алекс доведет все до логического конца... Но что же, что же делать? Чем их отравить?» Ответа не было, кроме того общего ответа, который дает жизнь на все самые сложные и неразрешимые вопросы. Ответ этот: надо жить потребностями рыбалки, то есть, пить, забыть про неубиваемых рыб. Забыться сном уже нельзя, по крайней мере до ночи, когда пираньи оцепенеют, и нельзя уже вернуться к той музыке, которую пели графинчики с интеллектуальными, в отличие от бортовых, рыбами; стало быть, надо забыться сном жизни. «Там видно будет», - сказал себе Руслан и, встав, надел серый халат на голубой шелковой подкладке, закинул кисти узлом и, вдоволь забрав воздуха в свой широкий грудной ящик, привычным бодрым шагом вывернутых ног, так легко носивших его полное тело, подошел к окну, сдвинул шторы и громко выбил стекло.
На звон тотчас же вошел старый друг, лакей Матвей, неся платье, болотные сапоги и рабочий айпад со связью. Вслед за Матвеем вошел и цирюльник с припасами для бритья.
- Из Думы есть бумаги? - спросил Руслан, взяв айпад и садясь к зеркалу.
- В почте, - отвечал Матвей, взглянул вопросительно, с участием, на предпринимателя и, подождав немного, прибавил с хитрою улыбкой: - От хозяина-Алекса звонили.
Олигарх Руслан ничего не ответил и только в зеркало взглянул на Матвея; во взгляде, которым они встретились в зеркале, видно было, как они понимают друг друга. Взгляд миллиардера как будто спрашивал: «Это зачем ты говоришь? разве ты не знаешь?» Матвей положил руки в карманы своей жакетки, отставил ногу и молча, добродушно, чуть-чуть улыбаясь, смотрел на своего олигарха. Он действительно еще не знал, что сегодня рыбки и ему предложат групповое соскобление.
- Я приказал приплыть в то воскресенье, а до тех пор чтоб не беспокоили вас и себя понапрасну, - сказал он, видимо, приготовленную фразу. Руслан понял, что Матвей хотел разрядить обстановку и обратить на себя внимание. Он ошибочно считал Алекса шутом гороховым. Открыв почту, Руслан прочел новую валентинку от самой старшей пираньки, догадкой поправляя перевранные, как всегда, слова, и лицо его просияло.
- Матвей, Ленка просит, чтоб я ее не терял, - сказал он, остановив на минуту глянцевитую, пухлую ручку цирюльника, расчищавшую розовую дорогу между длинными кудрявыми бакенбардами со стильными косичками. - И визу в Японию.
- Слава Богу, - сказал Матвей, этим ответом показывая, что он понимает все так же, как и предприниматель, значение этой весточки из каюты ниже ватерлинии, то есть что Ленка, невероятный экземпляр из Амазонской сельвы, может содействовать разгону грусных мыслей, одолевавших мужа насчет жены. - Одни или с Наташкой? - спросил Матвей. Руслан не мог говорить, так как цирюльник занят был верхней губой, и поднял один палец. Матвей в зеркало кивнул головой. В зеркале плавали желтые пираньи, напоминая одновременно желтые тюльпаны и желтые подводные лодки. - Одни. Наверху приготовить?
- Доктору доложи, где прикажут.
- Доктору? - как бы с сомнением повторил Матвей.
- Да, доложи. На вот, возьми айпад, покажи, передай, что он скажет. «Попробовать хотите», - понял Матвей, но он сказал только:
- Слушаю-с.
Руслан уже был умыт и расчесан и собирался одеваться, когда Матвей, медленно ступая поскрипывающими сапогами по мягкому ковру, с клиническим айпадом в руке, вернулся в комнату. Цирюльника уже не было.
- Доктор приказали доложить, что они уезжают. Говорит, если вам угодно давать генетический материал, то и пиранью вам на яйца, а доктор пас - сказал он, смеясь уже только глазами, и ужасаясь ушами, и, положив руки в карманы и склонив голову набок, уставился на олигарха. Руслан помолчал. Потом залихватская и несколько кривая улыбка показалась на его некрасивом лице.
- А? Матвей? - сказал он, покачивая головой.
- Ничего, ваш-светлость, акт образуется, - сказал Матвей.
- Образуется?
- Так точно-с.
- Ты думаешь? Это кто там? - спросил Руслан, услыхав за дверью хлопанье бесштанных ягодиц.
- Это я, - сказал твердый и приятный женский голос, и из-за двери высунулось строгое красивое лицо Ленки, невероятного экземпляра.
- Ну что, Ленок? - спросил Руслан, выходя к ней и входя в нее в дверь. Несмотря на то, что Руслан был кругом виноват перед женой и сам чувствовал это, почти все на яхте, и даже Норвегия за бортом, главный Ленкин друг, были на его стороне. - Ну что? - сказал он уныло, кончив.
- Вы обязательно попробуйте Наташку, попробуйте в попу еще раз. Авось Бог даст. Очень мучается, и смотреть жалость, да и все на яхте навынбартаты пошло. Еды нет, Интернета нет, Папа оглох. Клонов, ваш-светлость, пожалеть надо. Попробуйте еще. Что делать! Любишь трахаться, люби и клонов разводить….
- Да ведь я ее порвал…
- А вы свое сделайте. Бог милостив, Богу молитесь, Руся, Бог даст.
- Ну, хорошо, ступай, - сказал Руслан, вдруг покраснев. - Ну, так давай одеваться, - обратился он к Матвею и решительно скинул халат. Матвей уже держал, сдувая что-то невидимое, хомутом приготовленные серебристые трусы и с очевидным удовольствием облек в них холеное тело предпринимателя.
***
А если серьезно, по-моему вся четверка должна быть заодно - и пиранька, и «Папа» с «Русланом», и Навальный. Главное, от чего меня пробило на хи-хи - это эпизод о том, как Папа с Русланом никак не могут связаться друг с другом по мобильной связи. Проблемы с интернетом - один в один как у меня.
В остальном, Навальный опозорил свои аналитические способности. Впрочем, откуда они у людей из одной команды... Такую книжку, конечно, писал не один человек, содержание ее, в целом, неплохо иллюстрирует высказанную Родериком Торпом мысль о том, что этого типа люди ни перед чем не остановятся ради наступления эры всеобщего сумасшествия - вот так оно, примерно, и выглядит, в голове поэтесс безумия... Это некая эклектика, где сюжета нет, но есть бессвязные выкрики не по делу, а точнее, как раз по делу, если б вы только понимали, как обстоят ваши дела - про клонирование с неясными противозаконными целями, затем наворованы показавшиеся там и сям умными мысли, а главное - порнофильм. Эпизоды порнофильма реалистичные, это то, что снимал бы, и снял, кстати, Дэвид Йейтс («Sex Traffic»), но всему этому придан истерически-восторженный смысл, того как зомбированная девочка ведет себя и думает как переодетый солдат-насильник - это он, собственно, и есть, переодетый шпанюк, которому подмигнули - здесь вражеская территория, можно все. Прикинься супер-шалавой и расскажи, как же телки любят секс. Как говорится в Коране, женщина не может все знать про роды, потому что все понимает один только мужчина. Как там? «Крупный классный член». Это мог написать только мужчина - да ведь это они и снимают порнофильмы и ишут порноруководства. Мужчина ничего не может знать про член, так про это все понимает только женщина. В частности того, что член ВООБЩЕ ничего не значит. Через девушку эту, на мой взгляд, неудержимо пролезает все тот же типаж Ксении Оксман и той несчастной мымры, которая повстречалась мне в отеле в Трухильо, с Коськой-порохом. Лицо кирпичом, пиромания. То как ее попытались изобразить рассудительной, смешит; и завораживает то, как ее красота не помогает. То что она троллила глупых баб, пожалуй, правда. То что мужская рука, которая чувствуется за написанием, в действительности дает неплохой пример психопатического профиля рядового современного психиатра с манией величия, из числа тех, у которых непослушные невестки пропадают - тоже правда (конечно, такие невестки очень не согласны с тем, что если родила не сына, то дочек надо сдать на органы. Или что им там могли предложить?) Типичное шизофреническое размягчение интеллекта тоже передано достоверно, как и весьма показательно использование слова «тема». Странная Охотница, которую все время кому-то доставили... поставили... привели... сплошной страдательный залог и пассивность. И по общению знаками такие авторы - эксперты, не то что по поискам мотивов для постоянного хихиканья. А вот в то, что эта девочка боится, что будет кормить рыб - вот в это я не верю. Забавно изложена мечта сутенера о немотивированно влюбленной в него проститутке. То как лежат вместе в постели, и девке страшно - это наверное мысли, которые психиатр/сутенер испытывает рядом с теми, кто будет им похищен. Типа, человеческое сочувствие и попытка понимания того, что же она испытывает, муха, попавшая в паутину. Они способны на сострадание, так они даже сами считают. Преданность сутенеру прямо напоминает преданность Христу - как ее могут понять особи такого уровня. И сильно проступает чисто пролетарская и начисто психопатическая ненависть к олигарху-марионетке, у которого есть все, и который будет-таки промарионечен, гад. Хоть я и не думаю, что олигарх в этом деле на самом деле хоть сколько-нибудь жертва. Я считаю, Руслан ни в чем не виноват - и имею право поделиться этим. В общем, ничего кроме «Смешариков» наши «эксперты по СМИ» родить не могут, и воспоминания о сутенерской жизни кажутся им вершиной ответов на все эксистенциальные вопросы («Я все видел, я знаю»), комментировать этот бесструктурный бред из ярких технических описаний бессмысленно. Кроме того, что за ним проступает правда - о том, какой авторам видится та самая эра всеобщего сумасшествия. В оговорках, по Фрейду. «Ты видел порнофильм, я сам видел, как ты его смотрел, оторваться не мог - ведь я снимаю порнофильмы лучше всех.» Такие лично мои впечатления от этой пропагандисткой агитки, якобы полной технологий программирования сознания и нацеленной на увеличение числа проституток в мире. Что же, я тоже «видел, я знаю». Не сработало.
Наутро я проснулась с забавной идеей про «Анну Каренину», поразилась своему подсознанию, его силе и здоровью, и у меня стало так легко на душе, как не было долгое время. Толстой ведь тоже свою героиню ненавидел, которую так показушно жалел в ее марионеточной жизни.