Этот пост был написан 1 год назад.
Вот так из людей штампуют идиотов. (часть вторая)
"Пока мы все (на обоих полушариях) в плену у времени. У нас, в СССР, всё отдано революционной эпохе. Мы дали смелый, грубый, резкий толчок - мы первые. Мы свалили с рельс ХIХ век...".
Всеволод Вишневский
Эх, яблочко
Да ты хрустальное.
Революция идёт
Социальная.
Эх, яблочко,
Наливается.
Пролетарии всех стран
Соединяются!
Так начинается "Оптимистическая трагедия" Вишневского:
"Рев, подавляющий мощью и скорбью дочеловеческие всплески вод, рождающих первую тварь. И первые стремительные взрывы могучего восторга от прихода жизни, восторга, теснящего дыхание и обжигающего. И первое оцепенение перед первой смертью. История, текущая, как Стикс. Испарение всех тел. Шум человеческих тысячелетий. Тоскливый вопль „зачем“. Неистовые искания ответов".
А так заканчивается:: "Комиссар мёртв. Полк головы обнажил. Матросы стоят в подъёме своих нервов и сил - мужественные. Солнце отражается в глазах. Сверкают золотые имена кораблей. Тишину оборвал музыкальный призыв. Ритмы полка! Они зовут в бой, в них мощь, они понятны и не вызывают колебаний. Это обнажённый, трепещущий порыв и ликующие шестиорудийные залпы, взлетающие над равнинами, Альпами и Пиренеями. Всё живёт. Пыль сверкает на утреннем солнце. Живёт бесчисленное количество существ. Всюду движение, шуршание, биение и трепет неиссякаемой жизни. Восторг поднимается в груди при виде мира, рождающего людей, плюющих в лицо застарелой лжи о страхе смерти. Пульсируют артерии. Как течение великих рек, залитых светом, как подавляющие грандиозные силы природы, страшные в своём нарастании, идут звуки, уже очищенные от мелодии, сырые, грубые, колоссальные - рёвы катаклизмов и потоков жизни".
В пьесе "Оптимистическая трагедия" все происходит вокруг экипажа корабля, во время Гражданской войны. Среди матросов есть один коммунист и ему противостоят два сильных персонажа, один из них Вожак - старый, бывалый матрос, который по своей сути анархист. И к ним добавляется (естественно), комиссар, приехавший на корабль. Между Вожаком и комиссаром сразу же возникают противоречия...
По ходу действия пьесы матросы неоднократно совершают самосуд. Один из них происходит над женщиной, которая пришла на корабль и сказала, что у нее кто-то украл кошелек. Тогда команда, не разобравшись, выкинула за борт первого попавшегося матроса, которого посчитали виновным. Потом женщина нашла свой кошелек - и тут же ее тоже выкинули.
Если капитан обнаруживал на борту судна бабу, то матросы перепрятывали ее, и игра начиналась заново.
Комиссаром на корабле была молодая девушка. Вокруг нее создается сексуальное напряжение и возникает огромное количество скабрезности. Матросы делают попытку ее изнасиловать: обступают, пытаются загнать в угол... Комиссар достает револьвер, убивает одного из матросов и дальше произносит знаменитую фразу: "Ну, кто еще хочет попробовать комиссарского тела?".
Дальше комиссар, естественно, проводит тонкую психологическую работу: она создает по большому счету коммунистическую ячейку, убеждает сомневающихся матросов-анархистов в правильности коммунистической идеологии, устраивает спонтанную интригу против Вожака, и Вожака расстреливают.
Но в итоге вся команда корабля терпит поражение, потому что на них ночью внезапно нападает противник и все попадают в плен. И тема смерти вновь возникает. Как настоящие герои должны принимать смерть, как настоящие советские герои должны вести себя перед лицом неминуемой гибели?
Среди связанных матросов ходит священник. Он пришел от белых и предлагает всем матросам прочитать "Отче наш". Комиссар вступает с ним в диалог и склоняет матросов принести присягу революции. Таким образом, перед смертью вместо молитвы, матросы присягают на верность Октябрьской революции и отправляются на казнь. Последние строчки пьесы. Комиссар спрашивает: "Есть ли смерть для нас?" Матросы отвечают: "Нет смерти для нас".
А дальше, после того как матросы погибают, на их место выходит новый полк. Вот, собственно, и вся суть "Оптимистической трагедии"...
Адольф Шикльгрубер не стал еще Гитлером - фюрером третьего рейха, а герои пьес и спектаклей Вишневского, уже готовили народы СССР к массовому закланию овец.
В статье "Передовая цепь", еще в 1931 году, Вишневский писал: "Взять так называемые "вечные нормы эстетики". Кто не воспевал море? Солнце? А я говорю - заткнись, не воспевай, потому что это солнце мешает мне стрелять в белогвардейцев, оно слепит глаза… Старые эстетические нормы рушатся. Происходит смешение целого ряда понятий. В основу мы кладем классовую целесообразность, утилитарность. Эпоха войн и революций! Еще далеко до отдыха. Да и, отдохнет ли человек вообще? Он вечный буян, искатель".
"Я - из рядовых красных бойцов. Я выдвинут массой в театр и выполняю дело, нужное революции, а не эстетам и формалистам. Моя фамилия Вишневский. Имя Всеволод. Слушайте, вы, любители старых сладких форм. Мы сейчас покажем кусок нашей жизни, полный ее биения. Ее смех, ее слезы… Ее тяжелое и ее прекрасное. По местам же стоять! Уберем прочь всю экзотическую дрянь! На сцену выйдут сейчас настоящие бойцы! И вы, мы, все - заиграем по-настоящему!".
"Вишневский жил в своих книгах не только как летописец, но и как боец Октября, сражался и погибал вместе со своими героями для того, чтобы воскреснуть вместе с ними в памяти будущих поколений".
"Московская правда", 15.04.1970
Пацаны, мы в Ленинраде!
Война здесь - пох!
Вы - в масхалате!
А у этих ленинградцев, без масхалатов, не все так однозначно...
Значимым событием в умирающем. но не сломленном городе, стал показ 7 ноября 1942 года оперетты о балтийских моряках-разведчиках - "Раскинулось море широко".
Актриса театра Нина Пельцер: "Материал прекрасен!"
"Маршал блокады" Леонид Говоров:
- После войны, вот здесь установим памятник неизвестному матросу Рабиновичу.
- А почему не известному? Фамилия же Рабинович...
- Неизвестно, был ли он матросом...
Костью в горле нам осада.
Фашистам и смертям назло,
пусть не кончается блокада,
готовы мучаться еще!
Нонна Ястребова и Владислав Стржельчик - актеры Кировского театра в блокадном Ленинграде.
Ну, да ладно, раз надо - так надо, будем как все. Ужас блокадных дней заставляет содрогнуться...
"Пока мы все (на обоих полушариях) в плену у времени. У нас, в СССР, всё отдано революционной эпохе. Мы дали смелый, грубый, резкий толчок - мы первые. Мы свалили с рельс ХIХ век...".
Всеволод Вишневский
Эх, яблочко
Да ты хрустальное.
Революция идёт
Социальная.
Эх, яблочко,
Наливается.
Пролетарии всех стран
Соединяются!
Так начинается "Оптимистическая трагедия" Вишневского:
"Рев, подавляющий мощью и скорбью дочеловеческие всплески вод, рождающих первую тварь. И первые стремительные взрывы могучего восторга от прихода жизни, восторга, теснящего дыхание и обжигающего. И первое оцепенение перед первой смертью. История, текущая, как Стикс. Испарение всех тел. Шум человеческих тысячелетий. Тоскливый вопль „зачем“. Неистовые искания ответов".
Click to viewА так заканчивается:: "Комиссар мёртв. Полк головы обнажил. Матросы стоят в подъёме своих нервов и сил - мужественные. Солнце отражается в глазах. Сверкают золотые имена кораблей. Тишину оборвал музыкальный призыв. Ритмы полка! Они зовут в бой, в них мощь, они понятны и не вызывают колебаний. Это обнажённый, трепещущий порыв и ликующие шестиорудийные залпы, взлетающие над равнинами, Альпами и Пиренеями. Всё живёт. Пыль сверкает на утреннем солнце. Живёт бесчисленное количество существ. Всюду движение, шуршание, биение и трепет неиссякаемой жизни. Восторг поднимается в груди при виде мира, рождающего людей, плюющих в лицо застарелой лжи о страхе смерти. Пульсируют артерии. Как течение великих рек, залитых светом, как подавляющие грандиозные силы природы, страшные в своём нарастании, идут звуки, уже очищенные от мелодии, сырые, грубые, колоссальные - рёвы катаклизмов и потоков жизни".
В пьесе "Оптимистическая трагедия" все происходит вокруг экипажа корабля, во время Гражданской войны. Среди матросов есть один коммунист и ему противостоят два сильных персонажа, один из них Вожак - старый, бывалый матрос, который по своей сути анархист. И к ним добавляется (естественно), комиссар, приехавший на корабль. Между Вожаком и комиссаром сразу же возникают противоречия...
По ходу действия пьесы матросы неоднократно совершают самосуд. Один из них происходит над женщиной, которая пришла на корабль и сказала, что у нее кто-то украл кошелек. Тогда команда, не разобравшись, выкинула за борт первого попавшегося матроса, которого посчитали виновным. Потом женщина нашла свой кошелек - и тут же ее тоже выкинули.
Если капитан обнаруживал на борту судна бабу, то матросы перепрятывали ее, и игра начиналась заново.
Комиссаром на корабле была молодая девушка. Вокруг нее создается сексуальное напряжение и возникает огромное количество скабрезности. Матросы делают попытку ее изнасиловать: обступают, пытаются загнать в угол... Комиссар достает револьвер, убивает одного из матросов и дальше произносит знаменитую фразу: "Ну, кто еще хочет попробовать комиссарского тела?".
Дальше комиссар, естественно, проводит тонкую психологическую работу: она создает по большому счету коммунистическую ячейку, убеждает сомневающихся матросов-анархистов в правильности коммунистической идеологии, устраивает спонтанную интригу против Вожака, и Вожака расстреливают.
Но в итоге вся команда корабля терпит поражение, потому что на них ночью внезапно нападает противник и все попадают в плен. И тема смерти вновь возникает. Как настоящие герои должны принимать смерть, как настоящие советские герои должны вести себя перед лицом неминуемой гибели?
Среди связанных матросов ходит священник. Он пришел от белых и предлагает всем матросам прочитать "Отче наш". Комиссар вступает с ним в диалог и склоняет матросов принести присягу революции. Таким образом, перед смертью вместо молитвы, матросы присягают на верность Октябрьской революции и отправляются на казнь. Последние строчки пьесы. Комиссар спрашивает: "Есть ли смерть для нас?" Матросы отвечают: "Нет смерти для нас".
А дальше, после того как матросы погибают, на их место выходит новый полк. Вот, собственно, и вся суть "Оптимистической трагедии"...
Адольф Шикльгрубер не стал еще Гитлером - фюрером третьего рейха, а герои пьес и спектаклей Вишневского, уже готовили народы СССР к массовому закланию овец.
В статье "Передовая цепь", еще в 1931 году, Вишневский писал: "Взять так называемые "вечные нормы эстетики". Кто не воспевал море? Солнце? А я говорю - заткнись, не воспевай, потому что это солнце мешает мне стрелять в белогвардейцев, оно слепит глаза… Старые эстетические нормы рушатся. Происходит смешение целого ряда понятий. В основу мы кладем классовую целесообразность, утилитарность. Эпоха войн и революций! Еще далеко до отдыха. Да и, отдохнет ли человек вообще? Он вечный буян, искатель".
"Я - из рядовых красных бойцов. Я выдвинут массой в театр и выполняю дело, нужное революции, а не эстетам и формалистам. Моя фамилия Вишневский. Имя Всеволод. Слушайте, вы, любители старых сладких форм. Мы сейчас покажем кусок нашей жизни, полный ее биения. Ее смех, ее слезы… Ее тяжелое и ее прекрасное. По местам же стоять! Уберем прочь всю экзотическую дрянь! На сцену выйдут сейчас настоящие бойцы! И вы, мы, все - заиграем по-настоящему!".
"Вишневский жил в своих книгах не только как летописец, но и как боец Октября, сражался и погибал вместе со своими героями для того, чтобы воскреснуть вместе с ними в памяти будущих поколений".
"Московская правда", 15.04.1970
Пацаны, мы в Ленинраде!
Война здесь - пох!
Вы - в масхалате!
А у этих ленинградцев, без масхалатов, не все так однозначно...
Значимым событием в умирающем. но не сломленном городе, стал показ 7 ноября 1942 года оперетты о балтийских моряках-разведчиках - "Раскинулось море широко".
Актриса театра Нина Пельцер: "Материал прекрасен!"
"Маршал блокады" Леонид Говоров:
- После войны, вот здесь установим памятник неизвестному матросу Рабиновичу.
- А почему не известному? Фамилия же Рабинович...
- Неизвестно, был ли он матросом...
Костью в горле нам осада.
Фашистам и смертям назло,
пусть не кончается блокада,
готовы мучаться еще!
Нонна Ястребова и Владислав Стржельчик - актеры Кировского театра в блокадном Ленинграде.
Ну, да ладно, раз надо - так надо, будем как все. Ужас блокадных дней заставляет содрогнуться...