Методы и способы фальсификации следствия органами госбезопасности в 1937-1938 гг. Часть 5/2
(Продолжение.
Начало см. 5, 9, 14, 26 августа, 11 сентября)
20. Подделывание подписей арестованных, обвиняемых, свидетелей, оперативных сотрудников низшего звена:
- имитация подписи свидетеля в протоколе допроса, когда вместо допрашивавшегося свидетеля документ подписывал сотрудник госбезопасности,
- подделка подписей обвиняемых, которых, как правило, не ознакамливали с материалами следственных дел.
21. Преднамеренное неприобщение к следственному делу первичных протоколов допросов или же собственноручных показаний арестованного, превращавшихся через некоторое время, по сценарию чекистов, в черновик будущего протокола допроса обвиняемого.
22. Внесение в следственные документы, прежде всего протоколы допросов обвиняемых, выдуманных, а порой неправдоподобных и абсурдных показаний, сочинённых оперативным уполномоченным, его непосредственным или прямым начальником:
- о проведении арестованным в 1920-е годы «среди крестьян» «антисоветской агитации»; об организации им «группы из враждебно настроенных к советской власти кулаков»; о состоявшейся в 1923 году вербовке «для работы по проведению хуторизации»,
- о намерении арестованного «взорвать СмолГЭС»,
- об активном участии «с 1928 года» в «контрреволюционной антисоветской группе правых во Владимире»,
- о руководстве «диверсионно-вредительской деятельностью организации в области промышленности и сельского хозяйства».
23. Широкое использование в чекистской практике изощрённых приёмов и разнообразных каверзных методов, с помощью которых сотрудниками госбезопасности выполнялись «спущенные» сверху установки и задания по приоритетному выбиванию у подследственного любых показаний, создающих видимость пресечения антигосударственной деятельности в виде военного шпионажа, якобы прежде осуществлявшейся арестованным (арестованными) - для гарантированного впоследствии вынесения обвиняемому (обвиняемым) смертного приговора, для чего в следственные документы включались лжесведения о том, что лицо:
- «собирало секретные материалы для передачи германской разведке»,
- «проводило шпионскую деятельность»,
- «было завербовано» «для шпионской деятельности в пользу Польши», «рассказало о своей практической шпионской деятельности», «назвало ряд лиц» «как агентов польской разведки», «совместно с ним проводивших шпионскую деятельность»,
- «признало свою принадлежность к разведывательным органам бывшей буржуазной Польши», «назвало» арестованного «как агента польской разведки»,
- «являлось агентом польской разведки, собирало на территории СССР сведения шпионского характера и передавало их разведорганам Польши».
24. Постепенная и малозаметная для допрашиваемого переквалификация выколоченных ранее самооговоров и покаяний (в проведении им антисоветской деятельности, вредительства или экономического шпионажа) и подтягивание этих первичных показаний и свидетельств, уже закреплённых в протоколах допросов, до шаблонной и трафаретной фиксации в следственных документах определённых формальных признаков и признательных подтверждений, вроде бы доказывающих ведение сознавшимся военного шпионажа (накануне ареста).
25. Настойчивое навязывание по вертикали, сверху вниз, руководящих установок, рекомендованных к неуклонному исполнению, на искусственное создание в процессе следствия контрреволюционных террористических групп из числа арестованных граждан, распространение по горизонтали «положительных» примеров из подобной чекистской практики, в итоге приведшей к невероятным фальсификациям, когда было признано желательным включение в следственные документы фамилий и должностей лиц, на которых якобы планировалось покушение конкретным арестованным, показавшим, что он:
- «с 1933 г. стоял во главе антисоветской контрреволюционной террористической организации правых в Западной области»; организация эта, «будучи связана с центром правых в Москве, подготавливала совершение терактов против руководителей ВКП(б) и Советского правительства»,
- «совместно с» другими арестованными «создал в Западной области антисоветскую право-троцкистскую диверсионно-террористическую организацию, вербовал новых членов в эту антисоветскую организацию» «и лично организовывал террористические группы для совершения терактов над руководителями ВКП(Б) и советского правительства».
26. Безосновательное, до 15-17 месяцев, содержание в тюрьме отдельных арестованных, готовых, в ожидании суда, давать, подтверждать и подписывать, по сценариям следователей и оперативных сотрудников, любые заведомо ложные показания об антисоветской и иной антигосударственной деятельности людей, которой те на самом деле не проводили.
27. Разовое использование уже приговорённых к высшей мере наказания для получения от них всяческих неправдоподобных, провокационных и явно вымышленных свидетельств на других лиц (тоже арестованных либо только планируемых к аресту, а впоследствии также получивших расстрельный приговор), для чего применялись следующие ухищрения:
- оформление протоколов допросов о якобы сообщённых конкретным заключённым сведениях, рассказанных в конфиденциальной беседе в тюремной камере, что этот доверитель «по заданию контрреволюционной эсеровской организации проводил контрреволюционную подрывную работу до дня своего ареста», «лично завербовал» другого обвиняемого, «совместно с которым открыто вели антисоветскую агитацию против колхозного строительства», вместе «с кулаками» «до 1926 г. активно проводили работу по выделению крестьян на хутора, а также» «в 1930 г. выступали против колхозного строительства».
28. Использование в «оперативных целях» - на постоянной основе, приговорённых к высшей мере наказания (иными словами - для каждодневного получения и протокольного закрепления фиктивных обличающих показаний), и последующий расстрел осуждённых, за их ненадобностью:
- с документальным оформлением казни задним числом,
- с приведением в исполнение приговора спустя пять месяцев после его вынесения (известен случай, когда обвиняемый был приговорён к расстрелу 26 марта 1938 года, а казнён только 21 августа 1938 года).
29. Широкое применение в оперативно-чекистской практике услуг внутрикамерных провокаторов, специально обученных и готовых давать на сокамерников нужные следователю клеветнические показания.
30. Составление альбомных справок на основании сфальсифицированных исходных данных и последующее направление подготовленных таким путём альбомов со справками (по материалам завершённых следственных дел) для представления на внесудебное рассмотрение в НКВД СССР.
31. Очередной переход (в середине 1938 года) к упрощённым формам ведения следствия, вызванный необходимостью «форсировать представление законченных дел в УНКВД для включения в альбом», и доведение до подчинённых санкции-установки на применение новых критериев доказанности вины:
- «если обвиняемый не признался, необходимо иметь два свидетельских показания, подтверждающих его контрреволюционную деятельность, и одну очную ставку обвиняемого со свидетелем»,
- «в тех случаях, когда обвиняемый сознался, необходимо иметь на него два свидетельских показания, и очные ставки» «можно не проводить».
32. Приобщение к следственному делу обвиняемого в шпионаже, в качестве усиливающей доказательной базы, подлинника протокола допроса близкого родственника (в действительности на этот допрос не вызывавшегося), ранее уже приговорённого к расстрелу:
- параллельная фальсификация других процессуальных документов, прежде всего утверждённого обвинительного заключения, в машинопись которого рукой следователя вносились ссылки на добавленный протокол допроса родственника и чернилами приписывались листы дела, куда протокол подшит.
33. Подделка дат в следственном деле:
- переправление («при сдаче дела в архив») «во всех документах, послуживших основанием к» аресту гражданина, «августа месяца» «на июль месяц», поскольку арестованный в августе 1938 года «значился осужденным к ВМН по протоколу Тройки УНКВД от 16.7.38 г.»
34. Сознательное приобщение к следственным материалам различных квазидоказательств, свидетельств и приложений неизвестного происхождения или же не имеющих формальных признаков процессуально подготовленных документов:
- надлежащим образом не заверенные копии протоколов допросов с тенденциозными, необъективными, «неконкретными и крайне противоречивыми» показаниями, без примечаний и ссылок на места нахождения подлинников,
- копии показаний (копии протоколов допросов) различных граждан, в том числе - арестованных по абсолютно сторонним делам, с маловероятными по содержанию и ничем не подтверждёнными фактами якобы антигосударственной деятельности арестованного,
- «выписки из показаний привлеченных в качестве обвиняемых по другим делам» лиц, с неубедительными и однозначно «вызывающими сомнения в их правдоподобности» признаниями.
35. Закомуфлированная под процессуальные действия перестраховочная материализация указанных выше ухищрений, преследовавшая несколько целей:
- сокрытие правды и истины - о полной невиновности лишённого свободы и об отсутствии у следствия подтверждений осуществления арестованным антиконституционной деятельности,
- показное увеличение физического объёма уголовного дела,
- охранительное его насыщение, на случай потенциальной проверки, всевозможными примерами, удостоверяющими преступные деяния (намерения) заключённого,
- создание ложной видимости достаточной обвинительной базы и юридической состоятельности собранных в ходе расследования сведений,
- последующее осуждение арестованного.
36. Преступная и циничная практика представления на тройку УНКВД справок по якобы полностью расследованным и завершённым уголовным делам, по которым предлагалось выносить приговоры к высшей мере наказания, и последующее дооформление дел уже приговорённых к расстрелу граждан, когда проверка следственных документов, подделанных сотрудниками госбезопасности, и обнаружение признаков фальсификации следствия становились чрезвычайно маловероятными - в силу хорошо продуманных всех этапов фабрикации:
- оформление ключевого протокола допроса выгодной следователю датой, хотя в этот день заключённый «на допрос совершенно не вызывался»,
- фиксация в данном протоколе допроса вовсе не отражённых «в справке, представленной для Тройки», но якобы вновь сообщённых обвиняемым фактов его преступной деятельности, пресечённой арестом,
- корректировка протокола допроса в нужном русле, осуществляемая руководителем оперативного подразделения,
- округление формулировок,
- дополнительное внесение в протокол вымышленных фактов преступной деятельности, о которых, естественно, обвиняемый не показывал: участие в «контрреволюционной эсеровской организации», негласное сотрудничество со Смоленским губернским жандарским управлением, занятие руководящей роли в контрреволюционной кулацкой группе из десяти человек и наличие тесной связи «с участниками контрреволюционной эсеровской организации», тринадцать фамилий которых вносятся в протокол,
- переписывание оперативным сотрудником начисто протокола допроса, подкорректированного начальником,
- приобщение этого протокола к следственному делу,
- передача следственного дела в другое подразделение («где велись дела по эсерам») и иному сотруднику,
- проведение новых арестов совершенно невиновных людей, фамилии которых были внесены в протокол руководителем предыдущего подразделения,
- упрощённое и скоротечное следствие, завершавшееся подготовкой справок для очередной тройки и вынесением смертных приговоров.
37. Хорошо проработанная в течение 1937-1938 годов и поставленная на поток процедура фальсификации любых других следственных дел (трафаретные действия сотрудников госбезопасности очерчены в приведённой выше схеме), даже если арестованный гражданин на допрос не вызывался или в следственном деле зафиксировано, что обвиняемый «был допрошен всего лишь один раз», в день своего ареста.
38. Ведение следствия и расследования с грубейшими нарушениями требований уголовно-процессуального законодательства:
- непроведение допросов по существу тех норм материальных уголовных законов, на основании которых лицо было репрессировано,
- неисполнение безусловной процедуры предъявления обвиняемому обвинения,
- игнорирование непреложной и закреплённой статьёй 206 УПК РСФСР обязанности объявлять об окончании следствия и ознакамливать обвиняемого с материалами дела,
- выборочное, на усмотрение следователя, ознакомление обвиняемого с материалами дела,
- воспрепятствование на личное ознакомление обвиняемого с материалами дела или же зачитывание вслух следователем (его начальником) только некоторых (отдельных) документов,
- подготовка обвинительного заключения впрок - без «даты составления и подписания».
39. Формальное документирование завершения следствия при полном отсутствии в уголовном деле любых доказательств в обоснование вины в совершении террористических актов, контрреволюционной пропаганды или агитации, всякого рода организационной деятельности, направленной к подготовке или совершению государственных контрреволюционных преступлений.
40. Передача в судебные или - лучше - во внесудебные инстанции, для вынесения во что бы то ни стало обвинительного приговора, якобы завершённых, однако абсолютно нерасследованных дел, изначально полностью сфальсифицированных.
41. Презрение государственного статуса и должностных функций прокуратуры, конституционально наделённой надзорными полномочиями и обязанностями контролировать исполнение и соблюдение органами госбезопасности норм уголовного и уголовно-процессуального законодательства:
- нередкое пренебрежение к узаконенной необходимости, пусть и показушной, утверждения прокурором обвинительного заключения по уголовному делу,
- постепенное доведение этой антиправовой ситуации до критической, после чего прокуратура приневоливалась к совершенному самоустранению от всякой проверки и ревизии уголовных дел,
- получение любых санкций прокуратуры, поставленное на конвейер и ограниченное лишь подписью прокурора или его заместителя, вовсе не вникавших в собранные доказательства и не просматривавших (не читавших) следственные дела,
- принуждение прокуроров и их заместителей (в гнетущей обстановке ожидания собственного ареста, угроза которого была более чем реальной) к безмолвной штамповке своих подписей на обвинительных материалах.
(Продолжение будет)