Звериное лицо советской власти - а их за что?
Оригинал взят у sergey_verevkin в Звериное лицо советской власти - а их за что?
Оригинал взят у gallago_75 в рассказ Марии
Я родилась 27 июля 1936 года в деревне Альт-Цюрих в кантоне Гнаденфлюр в республике Немцев Поволжья. Моя мать была урождённой Грефенштайн, она родилась 8 августа 1910 года в этой же деревне. Её отец Самуэль Грефенштайн был довольно состоятельным человеком. Мой дед Самуэль Грефенштайн был солдатом в Первой мировой войне и в 1914 году попал в плен и оказался в Германии и находился там до 1919 года. В 1930 году он вместе со своей женой и 6 детьми был «раскулачен» и депортирован в Коми АССР. По дороге туда уже недалеко от Вологды конвой послал детей обратно. Моя мама была старшей, ей тогда было 19 лет, другой сестре было 17 лет, брату было 15 лет, другой сестре было 10 лет, ещё одной было 6 лет, а самой младшей сестре было 2 годика. Моя мама всегда плакала, когда об этом рассказывала. За то, что дети были отпущены, конвой получил от родителей золотые брачные кольца и мамины золотые серёжки. Назад дети возвращались почти на протяжении одного месяца, им пришлось побираться, чтобы не погибнуть с голоду - это был май 1930 года. Когда они вернулись в свою родную деревню, сельский совет выделил им землянку у верблюжьего сарая, размером приблизительно 20 квадратных метров. Опасность для оставшихся детей была в том, что мама, когда ей исполнилось 20 лет, получила документ, что она «враг народа». Поэтому она не могла найти работу. Деревня была достаточно большой, а родители моей мамы были, очевидно, на неплохом счету. По ночам жители деревни тайно ставили детям на крыльцо их землянки что-нибудь поесть - поэтому они не умерли с голода. Осенью старшие сёстры и брат начали работать в колхозе, и детям стало немного легче. Так дети пережили раскулачивание своих родителей.
Осенью 1941 года нас, так же, как и других немцев депортировали. Мама была со мной и своей младшей сестрёнкой Доротеей отправлена в район Камень, деревню Обское. Мой отец Давид Кёдер не регистрировался с моей мамой, потому что она была «врагом народа», поэтому он вместе со своей семьёй - мамой и братьями и сёстрами был поселён в другой деревне. Мой дедушка по отцу был председателем колхоза в Ной-Цюрихе и был в 1937 году расстрелян за то, что как-то сказал, что у Грефенштайнов было лучше работать, чем работать председателем колхоза. У деда осталось ещё двое детей, поэтому мой отец вернулся к своей матери, чтобы поддержать её.
В 1942 году младшую сестёнку моей мамы 14 летнюю Доротею забрали в трудармию. Находилась она недалеко от нашей деревни в городке Камень, там была маленькая фабрика, на которой шилось исподнее для солдат и канаты для кораблей. На этой фабрике она работала до 1959 года - пока не вышла замуж.
Моя мама осталась в деревне вместе со мной, тогда пятилетним ребёнком. А потом и мою маму забрали в трудармию. Она хотела обязательно взять с собой меня. Это был февраль 1942 года. Была составлена колонна приблизительно из 40 человек и я среди них. Они меня несли по очереди. Было очень холодно. За колонной ехали сани, на которых была устроена будка с маленькой железной печкой. Женщины попросили конвоиров посадить меня там внутри, так как я была абсолютно усталой и замёрзшей. Как долго я там сидела, я сейчас не помню, помню только, что я заснула. Проснулась я от холода - я была в снежном сугробе. Как долго я там лежала, я тоже не знаю. Мама меня учила - если тебе в жизни будет трудно, сложи ручки и молись: «Vater im Himmel, aus der tiefe rufe ich, lieber Gott Jesus, helfe mir» - а потом скажи всё, что с тобой случилось. И правда, я услышала лай собаки, а потом мужской голос. Меня вытащили из снега. Это был казах, который работал в степи на овцеферме. Он забрал меня с собой домой. Там меня положили на печь, я была очень больна - у меня началось воспаление лёгких, простуженные почки, пальцы на ногах были отморожены. Они поили меня овечьим молоком, сделали всё, чтобы спасти меня, но когда я к тому же и ослепла, они отдали меня в сельсовет. Так я попала в детский дом. Где он находился, я теперь не знаю.
В детском доме меня спросили, как меня звать, но я не знала русского языка и сказала: «Ich heiße Keider Amalie», но сказала так, как меня моя мама называла «Malje» и поэтому меня записали, как услышали - «Марья», а значит - Мария. Я всегда сидела в уголке, чтобы никому не мешать, потому что я вообще больше ничего не видела. Только в 1945 году меня отправили в Новосибирск, где мне была сделана операция. Операцию мне сделал военнопленный немец - очень хороший хирург. Когда он обследовал меня он тихо сказал по немецки: «Armes Kind, wenn ich meine Instrumente von zu Hause hätte, könnte ich dir helfen» («Бедный ребёнок, если бы у меня были мои инструменты, я бы мог тебе помочь»). И тут я ему ответила «ich habe Sie verstanden!» («я вас поняла!»). Он спросил меня, немка ли я, я ему сказала «Нет, я фриц» - так меня обзывали дети в детском доме, потому что я ничего не вижу и всем мешаю. Он обнял меня и сказал, что он сделает всё, чтобы мне помочь. И действительно, это ему удалось - я снова стала, хоть и плохо, но видеть!
Осенью я пошла в школу - мне уже было 9 лет. Это было в городке Камень Алтайского края. Как я туда попала, я уже не помню, всё было для меня новым. Слава Богу, я была ещё маленькой - моё развитие было, наверное, на уровне 7 летнего ребёнка. А в октябре, после долгих мытарств, меня нашла моя мама. В Камне жили две мои тёти. Они меня нашли в детском доме, а когда мама нашла их, они ей сообщили о том, что я жива и где я нахожусь. Мама в трудармии была в лагере «Сухобезводное», работала на лесоповале и попала во время работ под падающее дерево и оттуда в больницу, и долго лечилась затем в разных больницах в Горьковской области. Она вязала и шила для всего персонала больниц, пока не встала на ноги.
Моя тётя Мария 1923 года рождения тоже была в трудармии, там была изнасилована, потом родила ребёнка. Она рассказывала, что всех молодых девчонок-немок там насиловали.
(Несмотря на плохое зрение, Мария хорошо училась.Чтобы получить возможность поступить в пед.техникум, ей пришлось вернуться в детдом.)
К счастью, они мне помогли. Экзамены я хорошо сдала и стала студенткой. И тут я училась неплохо и вскоре, в 1954 году, мне здесь даже помогли получить очки. Параллельно с учёбой я бесплатно работала в детском доме, зачастую и в праздничные и выходные дни. Это я делала в благодарность за документы, которые мне здесь помогли получить. Но и здесь, так же, как и всем другим немцам, мне приходилось отмечаться в комендатуре. В 1954 году я хотела навестить свою самую молодую тётю, у которй было 3 детей - она жила в 40 километрах от Камня в деревне Верх-Пайва в Баевском районе. Очень хотелось увидеть её и племянников. Комендатура мне разрешения не дала, потому что был июль месяц - отпускная пора - в комендатуре не было ни одного свободного человека, который мог бы меня туда сопроводить. В селе, соседнем с той деревней, в которой жила моя тётя, жила семья одной девочки, с которой я вместе училась. Она была секретарём комсомольской организации нашего курса и могла бы меня сопровождать, но и это не помогло - разрешения я всё равно не получила. Моя сокурсница предложила мне ехать так: «Если что, то я за тебя поручусь, скажу, что ты не преступница». Ну, я и поехала.
В деревню мы прибыли приблизительно в полдень, а в полночь всю деревню разбудили: приехали два милиционера из райцентра Баево. Милиционеры искали какого-то преступника, который по их данным, прячется в этой деревне. В 1 час ночи они пришли к домику, в котором жила моя тётя. Когда они узнали, кто мы, они тут же сказали, что искали именно меня. Меня арестовали и отвезли в районное отделение милиции, где посадили в камеру. Я постаралась всё объяснить, а они мне угрожали отдать меня под суд, после чего я получу от 1 до 2 лет лагерей. К моему счастью, прибыла моя сокурсница, секретарь комсомольской организации, вместе с которой я приехала в деревню. Спустя 2 дня, в сопровождении милиционеров, меня снова отвезли в Камень и передали из рук в руки директору педтехникума. Он меня строго проработал, стыдил за то, что я без разрешения уехала в деревню. Я обещала, что это больше не повторится, но получила от директора наказание - работать всё лето бесплатно при ремонте здания техникума. Я всё это прилежно делала, за что меня потом похвалили и не исключили из педтехникума. Так мне в конечном счёте удалось закончить педтехникум - все оценки были «отлично» и только три - «хорошо».
После нового года, в 1956 году меня, так же, как и всех других немцев в городке Камень, освободили от комендантского надзора. Когда подошла моя очередь, комендант сказал: «Теперь ты можешь ехать, куда хочешь, но только не на Волгу». Я ответила, что мне было только 5 лет, когда нас оттуда выслали и я не помню родину. Под этими словами меня заставили расписаться, но я отказалась. На это комендант сказал, что уже скоро я об этом пожалею. На это я парировала: «Но вы же сказали, что я теперь свободный человек и могу ехать, куда хочу?» Комендант выгнал меня из своего кабинета. А когда в июле 1956 года я закончила педтехникум, все получили дипломы и только я - нет. Директор объяснил мне, что комендатура «наложила вето» до тех пор, пока я у них что-то не подпишу. До 1 сентября я каждую неделю ходила туда, но каждый раз мне говорили, что ответственный за это дело в отпуске. Но без диплома я не могла начать работать учительницей в немецкой деревне в Кулундинской степи, куда меня послали по распределению. Я попросила директора техникума мне помочь. Он устроил меня в Барнауле на трёхмесячные курсы начальников почтовых отделений, которые я закончила и получила место на почте в деревне Ребриха. Потом я вышла замуж и переехала в Кулундинскую степь, где мой муж строил элеваторы. Только в 1958 году я получила, после ходатайства в областном отделе народного образования в Барнауле, свой диплом педтехникума и смогла начать работать учительницей начальных классов.
Затем мой муж закончил заочное обучение по своей профессии и получил новое рабочее место в Барнауле. Я воспользовалась этим и поступила на заочное отделение факультета иностранных языков в пединституте, который закончила в 1969 году и на протяжении многих лет (до 1991 года) работала в средней школе № 26 города Барнаула учительницей немецкого языка. Нас, учителей немецкого языка, заставили подписать документ, что мы должны учить детей только читать и переводить со словарём, но не учить разговорной речи.
После ухода на пенсию, я работала в обществе «Возрождение» под руководством Александра Дитца в Барнауле. Мой муж умер в 1988 году от рака, а в 1993 году у меня самой врачи установили диагноз -- рак. Я решила переехать в Германию. Мои дочь и мой зять остались в России, потому что когда я уезжала, мой зять работал врачом в Афганистане и они по этой причине не могли поехать вместе со мной, а когда они хотели сами оформить документы о приёме в Германию, им отказали из-за плохого знания языка. Сегодня они живут в Петербурге, он работает анестезиологом, она -кардиологом. Мой сын не захотел тогда ехать со мной, потому что его дети в это время как раз только закончили школу и хотели учиться дальше, а позже им отказали по этой же причине - плохое знание языка. Поэтому получилось так, что я сегодня живу в Германии одна, без моих детей.
Но я не жалею, что переехала в Германию, здесь я могу разговаривать на моём родном языке, я здесь даже проработала в течение 6 лет техничкой в магазине «Карштадт» в Дрездене. Перед этим я ходила в управление народного образования, надеялась, что может быть мне там найдут какую-нибудь работу, близкую моей специальности. Там мне сказали: «Вы что, хотите нам преподавать социализм? - мы сыты им по горло! Вы уже слишком стары для преподавательской деятельности».
В 1984 году в Новосибирске мне сделали лазерную операцию на глазах и с тех пор моё зрение улучшилось и было неплохим приблизительно на протяжении 20 лет. Потом оно снова стало ухудшаться, но новую операцию мне делать нельзя. Да я её себе сегодня и позволить не могла бы из-за того, что денег таких у меня нет. Пенсия «аусзидлеровская», то есть, небольшая, но я благодарна за неё. Медицинское обслуживание здесь хорошее, квартира у нас есть, в самом центре прекрасного города Дрездена. Откровенно говоря - здесь намного лучше, чем в холодной Сибири. Дети, слава Богу, могут нас навещать, если хотят.
Мария Буркоф для «Ост-Вест-Панорамы»
Дрезден
г Энгельс. 30-й год. немцы
Оригинал взят у gallago_75 в рассказ Марии
Я родилась 27 июля 1936 года в деревне Альт-Цюрих в кантоне Гнаденфлюр в республике Немцев Поволжья. Моя мать была урождённой Грефенштайн, она родилась 8 августа 1910 года в этой же деревне. Её отец Самуэль Грефенштайн был довольно состоятельным человеком. Мой дед Самуэль Грефенштайн был солдатом в Первой мировой войне и в 1914 году попал в плен и оказался в Германии и находился там до 1919 года. В 1930 году он вместе со своей женой и 6 детьми был «раскулачен» и депортирован в Коми АССР. По дороге туда уже недалеко от Вологды конвой послал детей обратно. Моя мама была старшей, ей тогда было 19 лет, другой сестре было 17 лет, брату было 15 лет, другой сестре было 10 лет, ещё одной было 6 лет, а самой младшей сестре было 2 годика. Моя мама всегда плакала, когда об этом рассказывала. За то, что дети были отпущены, конвой получил от родителей золотые брачные кольца и мамины золотые серёжки. Назад дети возвращались почти на протяжении одного месяца, им пришлось побираться, чтобы не погибнуть с голоду - это был май 1930 года. Когда они вернулись в свою родную деревню, сельский совет выделил им землянку у верблюжьего сарая, размером приблизительно 20 квадратных метров. Опасность для оставшихся детей была в том, что мама, когда ей исполнилось 20 лет, получила документ, что она «враг народа». Поэтому она не могла найти работу. Деревня была достаточно большой, а родители моей мамы были, очевидно, на неплохом счету. По ночам жители деревни тайно ставили детям на крыльцо их землянки что-нибудь поесть - поэтому они не умерли с голода. Осенью старшие сёстры и брат начали работать в колхозе, и детям стало немного легче. Так дети пережили раскулачивание своих родителей.
Осенью 1941 года нас, так же, как и других немцев депортировали. Мама была со мной и своей младшей сестрёнкой Доротеей отправлена в район Камень, деревню Обское. Мой отец Давид Кёдер не регистрировался с моей мамой, потому что она была «врагом народа», поэтому он вместе со своей семьёй - мамой и братьями и сёстрами был поселён в другой деревне. Мой дедушка по отцу был председателем колхоза в Ной-Цюрихе и был в 1937 году расстрелян за то, что как-то сказал, что у Грефенштайнов было лучше работать, чем работать председателем колхоза. У деда осталось ещё двое детей, поэтому мой отец вернулся к своей матери, чтобы поддержать её.
В 1942 году младшую сестёнку моей мамы 14 летнюю Доротею забрали в трудармию. Находилась она недалеко от нашей деревни в городке Камень, там была маленькая фабрика, на которой шилось исподнее для солдат и канаты для кораблей. На этой фабрике она работала до 1959 года - пока не вышла замуж.
Моя мама осталась в деревне вместе со мной, тогда пятилетним ребёнком. А потом и мою маму забрали в трудармию. Она хотела обязательно взять с собой меня. Это был февраль 1942 года. Была составлена колонна приблизительно из 40 человек и я среди них. Они меня несли по очереди. Было очень холодно. За колонной ехали сани, на которых была устроена будка с маленькой железной печкой. Женщины попросили конвоиров посадить меня там внутри, так как я была абсолютно усталой и замёрзшей. Как долго я там сидела, я сейчас не помню, помню только, что я заснула. Проснулась я от холода - я была в снежном сугробе. Как долго я там лежала, я тоже не знаю. Мама меня учила - если тебе в жизни будет трудно, сложи ручки и молись: «Vater im Himmel, aus der tiefe rufe ich, lieber Gott Jesus, helfe mir» - а потом скажи всё, что с тобой случилось. И правда, я услышала лай собаки, а потом мужской голос. Меня вытащили из снега. Это был казах, который работал в степи на овцеферме. Он забрал меня с собой домой. Там меня положили на печь, я была очень больна - у меня началось воспаление лёгких, простуженные почки, пальцы на ногах были отморожены. Они поили меня овечьим молоком, сделали всё, чтобы спасти меня, но когда я к тому же и ослепла, они отдали меня в сельсовет. Так я попала в детский дом. Где он находился, я теперь не знаю.
В детском доме меня спросили, как меня звать, но я не знала русского языка и сказала: «Ich heiße Keider Amalie», но сказала так, как меня моя мама называла «Malje» и поэтому меня записали, как услышали - «Марья», а значит - Мария. Я всегда сидела в уголке, чтобы никому не мешать, потому что я вообще больше ничего не видела. Только в 1945 году меня отправили в Новосибирск, где мне была сделана операция. Операцию мне сделал военнопленный немец - очень хороший хирург. Когда он обследовал меня он тихо сказал по немецки: «Armes Kind, wenn ich meine Instrumente von zu Hause hätte, könnte ich dir helfen» («Бедный ребёнок, если бы у меня были мои инструменты, я бы мог тебе помочь»). И тут я ему ответила «ich habe Sie verstanden!» («я вас поняла!»). Он спросил меня, немка ли я, я ему сказала «Нет, я фриц» - так меня обзывали дети в детском доме, потому что я ничего не вижу и всем мешаю. Он обнял меня и сказал, что он сделает всё, чтобы мне помочь. И действительно, это ему удалось - я снова стала, хоть и плохо, но видеть!
Осенью я пошла в школу - мне уже было 9 лет. Это было в городке Камень Алтайского края. Как я туда попала, я уже не помню, всё было для меня новым. Слава Богу, я была ещё маленькой - моё развитие было, наверное, на уровне 7 летнего ребёнка. А в октябре, после долгих мытарств, меня нашла моя мама. В Камне жили две мои тёти. Они меня нашли в детском доме, а когда мама нашла их, они ей сообщили о том, что я жива и где я нахожусь. Мама в трудармии была в лагере «Сухобезводное», работала на лесоповале и попала во время работ под падающее дерево и оттуда в больницу, и долго лечилась затем в разных больницах в Горьковской области. Она вязала и шила для всего персонала больниц, пока не встала на ноги.
Моя тётя Мария 1923 года рождения тоже была в трудармии, там была изнасилована, потом родила ребёнка. Она рассказывала, что всех молодых девчонок-немок там насиловали.
(Несмотря на плохое зрение, Мария хорошо училась.Чтобы получить возможность поступить в пед.техникум, ей пришлось вернуться в детдом.)
К счастью, они мне помогли. Экзамены я хорошо сдала и стала студенткой. И тут я училась неплохо и вскоре, в 1954 году, мне здесь даже помогли получить очки. Параллельно с учёбой я бесплатно работала в детском доме, зачастую и в праздничные и выходные дни. Это я делала в благодарность за документы, которые мне здесь помогли получить. Но и здесь, так же, как и всем другим немцам, мне приходилось отмечаться в комендатуре. В 1954 году я хотела навестить свою самую молодую тётю, у которй было 3 детей - она жила в 40 километрах от Камня в деревне Верх-Пайва в Баевском районе. Очень хотелось увидеть её и племянников. Комендатура мне разрешения не дала, потому что был июль месяц - отпускная пора - в комендатуре не было ни одного свободного человека, который мог бы меня туда сопроводить. В селе, соседнем с той деревней, в которой жила моя тётя, жила семья одной девочки, с которой я вместе училась. Она была секретарём комсомольской организации нашего курса и могла бы меня сопровождать, но и это не помогло - разрешения я всё равно не получила. Моя сокурсница предложила мне ехать так: «Если что, то я за тебя поручусь, скажу, что ты не преступница». Ну, я и поехала.
В деревню мы прибыли приблизительно в полдень, а в полночь всю деревню разбудили: приехали два милиционера из райцентра Баево. Милиционеры искали какого-то преступника, который по их данным, прячется в этой деревне. В 1 час ночи они пришли к домику, в котором жила моя тётя. Когда они узнали, кто мы, они тут же сказали, что искали именно меня. Меня арестовали и отвезли в районное отделение милиции, где посадили в камеру. Я постаралась всё объяснить, а они мне угрожали отдать меня под суд, после чего я получу от 1 до 2 лет лагерей. К моему счастью, прибыла моя сокурсница, секретарь комсомольской организации, вместе с которой я приехала в деревню. Спустя 2 дня, в сопровождении милиционеров, меня снова отвезли в Камень и передали из рук в руки директору педтехникума. Он меня строго проработал, стыдил за то, что я без разрешения уехала в деревню. Я обещала, что это больше не повторится, но получила от директора наказание - работать всё лето бесплатно при ремонте здания техникума. Я всё это прилежно делала, за что меня потом похвалили и не исключили из педтехникума. Так мне в конечном счёте удалось закончить педтехникум - все оценки были «отлично» и только три - «хорошо».
После нового года, в 1956 году меня, так же, как и всех других немцев в городке Камень, освободили от комендантского надзора. Когда подошла моя очередь, комендант сказал: «Теперь ты можешь ехать, куда хочешь, но только не на Волгу». Я ответила, что мне было только 5 лет, когда нас оттуда выслали и я не помню родину. Под этими словами меня заставили расписаться, но я отказалась. На это комендант сказал, что уже скоро я об этом пожалею. На это я парировала: «Но вы же сказали, что я теперь свободный человек и могу ехать, куда хочу?» Комендант выгнал меня из своего кабинета. А когда в июле 1956 года я закончила педтехникум, все получили дипломы и только я - нет. Директор объяснил мне, что комендатура «наложила вето» до тех пор, пока я у них что-то не подпишу. До 1 сентября я каждую неделю ходила туда, но каждый раз мне говорили, что ответственный за это дело в отпуске. Но без диплома я не могла начать работать учительницей в немецкой деревне в Кулундинской степи, куда меня послали по распределению. Я попросила директора техникума мне помочь. Он устроил меня в Барнауле на трёхмесячные курсы начальников почтовых отделений, которые я закончила и получила место на почте в деревне Ребриха. Потом я вышла замуж и переехала в Кулундинскую степь, где мой муж строил элеваторы. Только в 1958 году я получила, после ходатайства в областном отделе народного образования в Барнауле, свой диплом педтехникума и смогла начать работать учительницей начальных классов.
Затем мой муж закончил заочное обучение по своей профессии и получил новое рабочее место в Барнауле. Я воспользовалась этим и поступила на заочное отделение факультета иностранных языков в пединституте, который закончила в 1969 году и на протяжении многих лет (до 1991 года) работала в средней школе № 26 города Барнаула учительницей немецкого языка. Нас, учителей немецкого языка, заставили подписать документ, что мы должны учить детей только читать и переводить со словарём, но не учить разговорной речи.
После ухода на пенсию, я работала в обществе «Возрождение» под руководством Александра Дитца в Барнауле. Мой муж умер в 1988 году от рака, а в 1993 году у меня самой врачи установили диагноз -- рак. Я решила переехать в Германию. Мои дочь и мой зять остались в России, потому что когда я уезжала, мой зять работал врачом в Афганистане и они по этой причине не могли поехать вместе со мной, а когда они хотели сами оформить документы о приёме в Германию, им отказали из-за плохого знания языка. Сегодня они живут в Петербурге, он работает анестезиологом, она -кардиологом. Мой сын не захотел тогда ехать со мной, потому что его дети в это время как раз только закончили школу и хотели учиться дальше, а позже им отказали по этой же причине - плохое знание языка. Поэтому получилось так, что я сегодня живу в Германии одна, без моих детей.
Но я не жалею, что переехала в Германию, здесь я могу разговаривать на моём родном языке, я здесь даже проработала в течение 6 лет техничкой в магазине «Карштадт» в Дрездене. Перед этим я ходила в управление народного образования, надеялась, что может быть мне там найдут какую-нибудь работу, близкую моей специальности. Там мне сказали: «Вы что, хотите нам преподавать социализм? - мы сыты им по горло! Вы уже слишком стары для преподавательской деятельности».
В 1984 году в Новосибирске мне сделали лазерную операцию на глазах и с тех пор моё зрение улучшилось и было неплохим приблизительно на протяжении 20 лет. Потом оно снова стало ухудшаться, но новую операцию мне делать нельзя. Да я её себе сегодня и позволить не могла бы из-за того, что денег таких у меня нет. Пенсия «аусзидлеровская», то есть, небольшая, но я благодарна за неё. Медицинское обслуживание здесь хорошее, квартира у нас есть, в самом центре прекрасного города Дрездена. Откровенно говоря - здесь намного лучше, чем в холодной Сибири. Дети, слава Богу, могут нас навещать, если хотят.
Мария Буркоф для «Ост-Вест-Панорамы»
Дрезден
г Энгельс. 30-й год. немцы