Дети лагерной Колымы
Оригинал взят у alkrylov в Дети лагерной Колымы
По наводке http://rbng1.livejournal.com/
Вчитываюсь в строки приказа наркома НКВД СССР Н. Ежова от 15 августа 1937 года № 00486 о массовых репрессиях против жен «изменников родины » и вспоминаю другой оперативный приказ всесильного тогда наркома. Он был подписан 30 июля 1937 года, то есть за две недели до появления столь страшного решения по отношению к семьям репрессированных « врагов народа». Но в этом приказе за № 00447 говорилось о том, что перед органами государственной безопасности стоит «задача - самым беспощадным образом разгромить всю эту банду антисоветских элементов, защитить трудящийся советский народ от их контрреволюционных происков и, наконец, раз и навсегда покончить с их подлой подрывной работой против основ советского государства ».
Итак, враг был определен. Традиционно, по нормам советского законодательства того времени, определялись и меры наказания.
Все репрессируемые разбивались на две категории. К первой относились все наиболее враждебные элементы. Они подлежали немедленному аресту и, по рассмотрению их дел на тройках - РАССТРЕЛУ. Ко второй категории относились все остальные менее активные, но все же враждебные элементы. Они подлежали аресту и заключению в лагеря на срок от 8 до 10 лет, а «наиболее злостные и социально опасные из них, заключению на те же сроки в тюрьмы по определению тройки».
Показательна судьба Надежды Адольфовны Иоффе, дочери первого посла советской России в Германии и Японии, друга Л. Троцкого.
Она провела двадцать лет в лагерях и ссылке, где родились две ее дочери, внучки Адольфа Иоффе, известного советского дипломата. Ее судьба, как всей семьи, была тесно связана с большевистской партией и с ее лидерами - В. Лениным, Л. Троцким. Но только позже Надежда Иоффе узнала, что из 24 членов ЦК РСДРП, участников октябрьской революции 1917 года, 11 человек были впоследствии расстреляны товарищами по партии, 12-й умер в тюрьме, Троцкого убили по приказу Сталина, а Адольф Иоффе покончил с собой в 1927 году.
Однако, сначала был комсомол, куда она вступила в 1919 году тринадцатилетней девочкой. Рекомендацию ей дал Н. И. Бухарин. Студентка института народного хозяйства им. Плеханова после смерти отца активно участвовала в троцкистском оппозиционном движении, за что через два года попала в первую ссылку с новорожденной дочерью Наташей. В 1930 году ее мужа Павла направили в распоряжение Хабаровского краевого финансового управления, к нему и доставили ссыльную 23-летнюю жену с дочерью. Через год Павла назначили зам. председателя Владивостокского горисполкома, а в 1932 году в семье появилась еще одна дочь Кира. Это уже была прочная семья, в которой проживал и 10-летний Юра, сын от первого брака Павла.
В конце 1933 года в результате «партийной чистки» - кампании по укреплению рядов ВКПБ в Благовещенске, куда переехала семья, Павла, работавшего там зав. финансовым отделом горисполкома, исключили из партии с формулировкой: «за связь с активной троцкистской Иоффе». Супруги поехали в Москву «за правдой». Там их взяли на работу в качестве беспартийных специалистов. Но грянул 1934 год, смерть Кирова и последующие репрессии против действующей оппозиции.Чрез два года Надежду и Павла арестовали. Иллюзии исчезли.
В Бутырской тюрьме Надежда встретила многих знакомых, с ними не раз судьба будет сталкивать на Колыме. Два месяца допросов закончились для нее решением Особого Совещания - пять лет ИТЛ на Колыме, тогда в 1936 году это был максимальный срок, определяемый Особым Совещанием НКВД. Те, кто проходил по суду, особенно революционного трибунала, получал обычно 10 лет, Ее Павел получил три года исправительно-трудовых лагерей и тоже на Колыме. Детей смогла забрать к себе бабушка. А Надежду Иоффе, как опытного специалиста, направили в распоряжение одного из управлений Севвостлага, где она стала работать плановиком-экономистом.
Надежда имела оклад 900 рублей, из них 500 р. удерживал лагерь, остальные поступали на ее личный счет. Муж содержался на прииске «Пятилетка» в Южном горно-промышленном управлении, ему удавалось посылать письма, посылки. Но жили они раздельно. Только в начале 1937 года Надежду по ее настоятельным просьбам направили на трассу, по месту нахождения Павла. Редкий случай в практике Севвостлага.
Это было время начавшихся московских процессов, сначала, так называемого, «троцкистско-зиновьевского» блока, потом - «Паралелльного центра», потом правых оппортунистов.
Оротукан, куда отправили Н. А. Иоффе, встретил «ситцевым городком «, где в палатках размещался мужской лагерь. Женщин было всего три, и на них, здесь в 400 километрах от Магадана, смотрели тогда, как на чудо, давно не видели. Лида Воронцова, 18-летняя ученица театрального училища в Ленинграде, осуждена на 10 лет по статье 58-1 УК за «измену Родине»- в клубе Морпорта танцевала фокстрот с иностранными моряками. Люся Чаромская, второй секретарь Магнитогорского горкома ВКПб, с 1935 года осуждена на 5 лет, как КРТД, (контрреволюционная троцкистская деятельность). Даня Киевленко тоже была осуждена как КРТД. К этим политическим врагам доставили и Н.Иоффе.
Вскоре Надежду привезли на прииск «Пятилетка», где среди двух тысяч заключенных находился и ее муж Павел, а среди женщин проживали три жены административных работников лагеря. Половину населения прииска составляли уголовники, другую половину - политические, большей частью КРТД. Бывшие партработники, научные сотрудники, студенты. Им был положен тяжелый физический труд в забое по 14 часов в сутки при 40 градусном морозе зимой. Павел жил в лагере, в трех километрах от него в сангородке находилась Надежда. У супругов была возможность встречаться.
И это была не единственная семья заключенных. На «Пятилетку» прибыла семья Евгения Островского и Муси Натансон, тоже КРТД. Попав на Колыму, они поставили условие: работа по специальности. И совместное проживание мужа и жены. «В качестве протеста объявили голодовку и держали ее 80 дней - самая продолжительная из всех колымских голодовок,» - свидетельствовала Н. А. Иоффе.Недолго было их семейное счастье в заключении, бунтующих троцкистов позже расстреляли.
В 1937-38 годах в Оротукане усилилась деятельность уголовников. От их рук погибла секретарь комитета ВЛКСМ Южного ГПУ Татьяна Маландина, геологи прииска «Пятилетка» В. Успенский и Л Леонова. Убийствам старались придать политический характер. И когда у Надежды Иоффе родился третий ребенок- дочь, супругов разъединили. Девочка родилась в больнице Усть-Таежной, в 403 км от Магадана и 25 км от прииска.
Через неделю мамашу отправили на спецкомандировку, там, где впервые появилась в ЮГПУ. Теперь уже двадцать женщин жили в одной большой палатке под замком. Рядом находилась мастерская, где они чинили бушлаты и телогрейки. Кроме Н. Иоффе с ребенком, была еще одна - Александра Николаева, бывшая студентка Академии связи, осужденная за КРТД на пять лет. На ее руках находилась 6-месячная дочь Алла. Ее арестовали беременной, а дома остались двое мальчиков-близнецов. Судьбы матерей были схожи и они сблизились. Для детей и их мам в большой палатке выделили угол, поместили два топчана, две маленькие кроватки, посредине установили железную печурку. Им полагался детский паек, но доходила лишь половина: часть оставлял у себя продавец ларька, часть отдавали конвоиру, чтобы разрешал приносить дрова для печи.
И вновь в судьбе женщин произошли перемены. После появления С. Гаранина, начальника УСВИТЛа, (управления Севвостлага), их перевели на женкомандировку, вблизи Магадана, где содержали в бараке «мамок». О «мамках» уже писали в своих воспоминаниях Е.Гизбург, Г. Воронская, Г. Демидов. «Мамки» - женщины, имеющие грудных детей или только собирающиеся рожать. Как правило, в лагерях - это бытовички, осужденные по уголовным статьям, для которых дети - выгодный «бизнес». В течение шести месяцев им дают паек и не заставляют работать, не отправляют на этап. Они подпадают под так называемую амнистию Крупской для матерей, но не для политических заключенных.
Дети подруг, Лера и Алла две недели находились на карантине, а потом их отправили в один из магаданских деткомбинатов. Там-то девочки быстро заболели воспалением легких. Вот когда подруги по несчастью по настоящему испугались за своих малюток, ибо там «Дети умирали непрерывно: от диспепсии, от анемии, просто от истощения. А ведь условия могли быть неплохие: помещение хорошее, питание тоже неплохое. Все упиралось в уход.58-й работать с детьми не разрешали - «враги народа». Работали уголовники, бытовики - «социально близкие» Этим-то «социально-близким» и собственные дети за редким исключением не нужны, а тем более чужие - вспоминала Н.А. Иоффе. Из всего набора детей в деткомбинат остались в живых трое: Лера, Тамара-дочь немецкой коммунистки Иоганны Вильке, и Толик, сын московской работницы Шуры Ивановой.
Содержались дети в двухэтажном каменном здании, но на первом этаже был детсад для детей вольнонаемных, а во втором-для круглосуточников, в том числе и детей заключенных. Кухня была одна, но готовили разные блюда. Вольным на завтрак подавали яичницу, бутерброды с колбасой, какао, булочки с джемом. А другая категория детей кормилась иначе - овсяная каша и чай с молоком.
« В деткомбинате все время умирали дети. Видимо, кто-то обратил внимание на эту потрясающую детскую смертность. Сняли врача и поставили нового, приехавшего из Москвы. Ее звали Розалия Борисовна Гинзбург. Первое, что она сделала-пошла в УСВИТЛ и заявила, что ей совершенно безразлично, по какой статье осуждены женщины, работающие в деткомбинате, но она требует, чтобы это были люди, которым можно доверять детей.»-вспоминала Надежда Адольфовна. Убрав блатных, поставив пожилых женщин - указниц и несколько человек даже с 58 статьей, в качестве обслуживаюшего персонала, добились должного порядка. Дети перестали болеть.
Таким был 1938 год в Магадане. Остались с тех пор шрамы в душе матерей, да старое здание Дома малютки с прежним адресом -улица Сталина, дом 10. Ныне в нем размещается учреждение городского Водоканала.
Не кормящие матери видели своих детей два раза в месяц, но когда из барака «мамок» Н. Иоффе перевели в обычный лагерь, то и этих встреч с ребенком она лишилась. Работала с 1939 года на этапах, сначала на Оле, где была занята на строительстве, летом - на путине. Изредка через управление рыбо-промыслового хозяйства (УРПХ) на Веселой удавалось побывать в Магадане в деткомбинате, пока не устроилась работать в прачечную на Веселой, которую обслуживала небольшая женская командировка, тоже смешанного состава-58 статья и бытовички.
В начале 1940 года Н.А. Иоффе в третий раз попала в Магадан. Работала на большом рыбном складе УПРХ и участвовала в художественной самодеятельности городского коммунального отдела (ГКО), очищала снег на улицах города, трудилась на дровоскладе, банно - прачечном комбинате в Нагаево.
Освободилась 10 апреля 1941 года и устроилась работать экономистом транспортного отдела ГКО, получила жилье и, наконец, забрала дочку из деткомбината. Было ей тогда три с половиной года. Вот только о том, что отца ее расстреляли на Колыме, узнала Наташа много позже. В конце 1942 года Иоффе с дочкой переехала на Олу, пригласили работать начальником планового отдела рыбпромкомбината.Лишь
после войны, в 1946 году выехала она в Москву, где ждала ее мать, отбывшая и свой пятилетний срок заключения, как ЧСИР.
Кто мог предугадать, что небольшой рыбацкий поселок Ола на Охотском побережье приютит детей наркомов Сталина, изведавших «счастливое детство » и лишенных родителей по воле диктатора.
Н. А. Иоффе с 1991 года жила со своими детьми и внуками в Бруклине (США), написала в 1992 году книгу «Время назад» о своей жизни, судьбе и эпохе, издав ее в Москве, а Н. Н. Хаютина продолжает оставаться ольчанкой, видимо, навечно приписанной к Колыме.
Автор Давид Исумурович Райзман
По наводке http://rbng1.livejournal.com/
Вчитываюсь в строки приказа наркома НКВД СССР Н. Ежова от 15 августа 1937 года № 00486 о массовых репрессиях против жен «изменников родины » и вспоминаю другой оперативный приказ всесильного тогда наркома. Он был подписан 30 июля 1937 года, то есть за две недели до появления столь страшного решения по отношению к семьям репрессированных « врагов народа». Но в этом приказе за № 00447 говорилось о том, что перед органами государственной безопасности стоит «задача - самым беспощадным образом разгромить всю эту банду антисоветских элементов, защитить трудящийся советский народ от их контрреволюционных происков и, наконец, раз и навсегда покончить с их подлой подрывной работой против основ советского государства ».
Итак, враг был определен. Традиционно, по нормам советского законодательства того времени, определялись и меры наказания.
Все репрессируемые разбивались на две категории. К первой относились все наиболее враждебные элементы. Они подлежали немедленному аресту и, по рассмотрению их дел на тройках - РАССТРЕЛУ. Ко второй категории относились все остальные менее активные, но все же враждебные элементы. Они подлежали аресту и заключению в лагеря на срок от 8 до 10 лет, а «наиболее злостные и социально опасные из них, заключению на те же сроки в тюрьмы по определению тройки».
Показательна судьба Надежды Адольфовны Иоффе, дочери первого посла советской России в Германии и Японии, друга Л. Троцкого.
Она провела двадцать лет в лагерях и ссылке, где родились две ее дочери, внучки Адольфа Иоффе, известного советского дипломата. Ее судьба, как всей семьи, была тесно связана с большевистской партией и с ее лидерами - В. Лениным, Л. Троцким. Но только позже Надежда Иоффе узнала, что из 24 членов ЦК РСДРП, участников октябрьской революции 1917 года, 11 человек были впоследствии расстреляны товарищами по партии, 12-й умер в тюрьме, Троцкого убили по приказу Сталина, а Адольф Иоффе покончил с собой в 1927 году.
Однако, сначала был комсомол, куда она вступила в 1919 году тринадцатилетней девочкой. Рекомендацию ей дал Н. И. Бухарин. Студентка института народного хозяйства им. Плеханова после смерти отца активно участвовала в троцкистском оппозиционном движении, за что через два года попала в первую ссылку с новорожденной дочерью Наташей. В 1930 году ее мужа Павла направили в распоряжение Хабаровского краевого финансового управления, к нему и доставили ссыльную 23-летнюю жену с дочерью. Через год Павла назначили зам. председателя Владивостокского горисполкома, а в 1932 году в семье появилась еще одна дочь Кира. Это уже была прочная семья, в которой проживал и 10-летний Юра, сын от первого брака Павла.
В конце 1933 года в результате «партийной чистки» - кампании по укреплению рядов ВКПБ в Благовещенске, куда переехала семья, Павла, работавшего там зав. финансовым отделом горисполкома, исключили из партии с формулировкой: «за связь с активной троцкистской Иоффе». Супруги поехали в Москву «за правдой». Там их взяли на работу в качестве беспартийных специалистов. Но грянул 1934 год, смерть Кирова и последующие репрессии против действующей оппозиции.Чрез два года Надежду и Павла арестовали. Иллюзии исчезли.
В Бутырской тюрьме Надежда встретила многих знакомых, с ними не раз судьба будет сталкивать на Колыме. Два месяца допросов закончились для нее решением Особого Совещания - пять лет ИТЛ на Колыме, тогда в 1936 году это был максимальный срок, определяемый Особым Совещанием НКВД. Те, кто проходил по суду, особенно революционного трибунала, получал обычно 10 лет, Ее Павел получил три года исправительно-трудовых лагерей и тоже на Колыме. Детей смогла забрать к себе бабушка. А Надежду Иоффе, как опытного специалиста, направили в распоряжение одного из управлений Севвостлага, где она стала работать плановиком-экономистом.
Надежда имела оклад 900 рублей, из них 500 р. удерживал лагерь, остальные поступали на ее личный счет. Муж содержался на прииске «Пятилетка» в Южном горно-промышленном управлении, ему удавалось посылать письма, посылки. Но жили они раздельно. Только в начале 1937 года Надежду по ее настоятельным просьбам направили на трассу, по месту нахождения Павла. Редкий случай в практике Севвостлага.
Это было время начавшихся московских процессов, сначала, так называемого, «троцкистско-зиновьевского» блока, потом - «Паралелльного центра», потом правых оппортунистов.
Оротукан, куда отправили Н. А. Иоффе, встретил «ситцевым городком «, где в палатках размещался мужской лагерь. Женщин было всего три, и на них, здесь в 400 километрах от Магадана, смотрели тогда, как на чудо, давно не видели. Лида Воронцова, 18-летняя ученица театрального училища в Ленинграде, осуждена на 10 лет по статье 58-1 УК за «измену Родине»- в клубе Морпорта танцевала фокстрот с иностранными моряками. Люся Чаромская, второй секретарь Магнитогорского горкома ВКПб, с 1935 года осуждена на 5 лет, как КРТД, (контрреволюционная троцкистская деятельность). Даня Киевленко тоже была осуждена как КРТД. К этим политическим врагам доставили и Н.Иоффе.
Вскоре Надежду привезли на прииск «Пятилетка», где среди двух тысяч заключенных находился и ее муж Павел, а среди женщин проживали три жены административных работников лагеря. Половину населения прииска составляли уголовники, другую половину - политические, большей частью КРТД. Бывшие партработники, научные сотрудники, студенты. Им был положен тяжелый физический труд в забое по 14 часов в сутки при 40 градусном морозе зимой. Павел жил в лагере, в трех километрах от него в сангородке находилась Надежда. У супругов была возможность встречаться.
И это была не единственная семья заключенных. На «Пятилетку» прибыла семья Евгения Островского и Муси Натансон, тоже КРТД. Попав на Колыму, они поставили условие: работа по специальности. И совместное проживание мужа и жены. «В качестве протеста объявили голодовку и держали ее 80 дней - самая продолжительная из всех колымских голодовок,» - свидетельствовала Н. А. Иоффе.Недолго было их семейное счастье в заключении, бунтующих троцкистов позже расстреляли.
В 1937-38 годах в Оротукане усилилась деятельность уголовников. От их рук погибла секретарь комитета ВЛКСМ Южного ГПУ Татьяна Маландина, геологи прииска «Пятилетка» В. Успенский и Л Леонова. Убийствам старались придать политический характер. И когда у Надежды Иоффе родился третий ребенок- дочь, супругов разъединили. Девочка родилась в больнице Усть-Таежной, в 403 км от Магадана и 25 км от прииска.
Через неделю мамашу отправили на спецкомандировку, там, где впервые появилась в ЮГПУ. Теперь уже двадцать женщин жили в одной большой палатке под замком. Рядом находилась мастерская, где они чинили бушлаты и телогрейки. Кроме Н. Иоффе с ребенком, была еще одна - Александра Николаева, бывшая студентка Академии связи, осужденная за КРТД на пять лет. На ее руках находилась 6-месячная дочь Алла. Ее арестовали беременной, а дома остались двое мальчиков-близнецов. Судьбы матерей были схожи и они сблизились. Для детей и их мам в большой палатке выделили угол, поместили два топчана, две маленькие кроватки, посредине установили железную печурку. Им полагался детский паек, но доходила лишь половина: часть оставлял у себя продавец ларька, часть отдавали конвоиру, чтобы разрешал приносить дрова для печи.
И вновь в судьбе женщин произошли перемены. После появления С. Гаранина, начальника УСВИТЛа, (управления Севвостлага), их перевели на женкомандировку, вблизи Магадана, где содержали в бараке «мамок». О «мамках» уже писали в своих воспоминаниях Е.Гизбург, Г. Воронская, Г. Демидов. «Мамки» - женщины, имеющие грудных детей или только собирающиеся рожать. Как правило, в лагерях - это бытовички, осужденные по уголовным статьям, для которых дети - выгодный «бизнес». В течение шести месяцев им дают паек и не заставляют работать, не отправляют на этап. Они подпадают под так называемую амнистию Крупской для матерей, но не для политических заключенных.
Дети подруг, Лера и Алла две недели находились на карантине, а потом их отправили в один из магаданских деткомбинатов. Там-то девочки быстро заболели воспалением легких. Вот когда подруги по несчастью по настоящему испугались за своих малюток, ибо там «Дети умирали непрерывно: от диспепсии, от анемии, просто от истощения. А ведь условия могли быть неплохие: помещение хорошее, питание тоже неплохое. Все упиралось в уход.58-й работать с детьми не разрешали - «враги народа». Работали уголовники, бытовики - «социально близкие» Этим-то «социально-близким» и собственные дети за редким исключением не нужны, а тем более чужие - вспоминала Н.А. Иоффе. Из всего набора детей в деткомбинат остались в живых трое: Лера, Тамара-дочь немецкой коммунистки Иоганны Вильке, и Толик, сын московской работницы Шуры Ивановой.
Содержались дети в двухэтажном каменном здании, но на первом этаже был детсад для детей вольнонаемных, а во втором-для круглосуточников, в том числе и детей заключенных. Кухня была одна, но готовили разные блюда. Вольным на завтрак подавали яичницу, бутерброды с колбасой, какао, булочки с джемом. А другая категория детей кормилась иначе - овсяная каша и чай с молоком.
« В деткомбинате все время умирали дети. Видимо, кто-то обратил внимание на эту потрясающую детскую смертность. Сняли врача и поставили нового, приехавшего из Москвы. Ее звали Розалия Борисовна Гинзбург. Первое, что она сделала-пошла в УСВИТЛ и заявила, что ей совершенно безразлично, по какой статье осуждены женщины, работающие в деткомбинате, но она требует, чтобы это были люди, которым можно доверять детей.»-вспоминала Надежда Адольфовна. Убрав блатных, поставив пожилых женщин - указниц и несколько человек даже с 58 статьей, в качестве обслуживаюшего персонала, добились должного порядка. Дети перестали болеть.
Таким был 1938 год в Магадане. Остались с тех пор шрамы в душе матерей, да старое здание Дома малютки с прежним адресом -улица Сталина, дом 10. Ныне в нем размещается учреждение городского Водоканала.
Не кормящие матери видели своих детей два раза в месяц, но когда из барака «мамок» Н. Иоффе перевели в обычный лагерь, то и этих встреч с ребенком она лишилась. Работала с 1939 года на этапах, сначала на Оле, где была занята на строительстве, летом - на путине. Изредка через управление рыбо-промыслового хозяйства (УРПХ) на Веселой удавалось побывать в Магадане в деткомбинате, пока не устроилась работать в прачечную на Веселой, которую обслуживала небольшая женская командировка, тоже смешанного состава-58 статья и бытовички.
В начале 1940 года Н.А. Иоффе в третий раз попала в Магадан. Работала на большом рыбном складе УПРХ и участвовала в художественной самодеятельности городского коммунального отдела (ГКО), очищала снег на улицах города, трудилась на дровоскладе, банно - прачечном комбинате в Нагаево.
Освободилась 10 апреля 1941 года и устроилась работать экономистом транспортного отдела ГКО, получила жилье и, наконец, забрала дочку из деткомбината. Было ей тогда три с половиной года. Вот только о том, что отца ее расстреляли на Колыме, узнала Наташа много позже. В конце 1942 года Иоффе с дочкой переехала на Олу, пригласили работать начальником планового отдела рыбпромкомбината.Лишь
после войны, в 1946 году выехала она в Москву, где ждала ее мать, отбывшая и свой пятилетний срок заключения, как ЧСИР.
Кто мог предугадать, что небольшой рыбацкий поселок Ола на Охотском побережье приютит детей наркомов Сталина, изведавших «счастливое детство » и лишенных родителей по воле диктатора.
Н. А. Иоффе с 1991 года жила со своими детьми и внуками в Бруклине (США), написала в 1992 году книгу «Время назад» о своей жизни, судьбе и эпохе, издав ее в Москве, а Н. Н. Хаютина продолжает оставаться ольчанкой, видимо, навечно приписанной к Колыме.
Автор Давид Исумурович Райзман