Листая старенький блокнот. Ленин и еврей
Восхищаясь свежестью бульвара,
С верой в большевицкий божий дар,
Шел еврей со скрипкой Страдивари,
Прижимая бережно футляр.
Нежный снег блестел пушистой ватой,
Солнце улыбалось скрипачу.
Шел ходок из улочек Арбата
Прямо в Кремль, к родному Ильичу.
Он таки сегодня был в ударе,
Пусть не на коне, но горд как принц.
В доску свой, почти что пролетарий -
Соломон Израилевич Минц.
Рандеву с Ульяновым затеяв,
Намечал арбатский джентльмен
Обсудить проблемы иудеев
В свете пролетарских перемен.
Бодро предъявил на входе пропуск,
Спецмандат, обшитый кумачом…
Инструктаж охраны, быстрый обыск,
Наконец-то встреча с Ильичом!
Одарив вождя своей улыбкой,
Сходу Соломон пошел ва-банк:
«В дар от нас таки примите скрипку…
Вы же наш… По маме, вроде, Бланк?»
Тут ответил Ленин непреклонно:
«Ты меня еврейством не порочь!»
Стукнул кулаком, и Соломона
Из приемной вышвырнули прочь.
Вслед ему Ильич промолвил строго:
«Знай же, несмышленый иудей -
Нет национальности у Бога,
Нету родословной у вождей!»
Взбеленился он, пошел на принцип,
Позвонил и дал команду «фас»:
«Феликс! Разберись с буржуем Минцем.
И всенепременнейше сейчас!»
В гневе распаляясь до экстаза,
Сокращая Соломонов век,
Отдавал Дзержинскому приказы
Самый человечный человек.
Дверь закрыл, окно завесил шторкой,
И развеяв жгучую печаль,
Угостился паюсной икоркой,
Коньячку плеснул в морковный чай.
Предложил заботливой подруге
Вместе выпить за души помин.
- Наденька, озябли что-то руки…
Скрипочку возьми… Швырни в камин…
Опустились сумерки на скверы.
На Лубянке, сквозь подвалов жуть,
Шел еврей без скрипки и без веры
В свой последний, недалекий путь…
© Антишеф