ФЕНОМЕН СОБАКИ РОСТА или «ЧТОБЫ ТУНДРА ПРОЦВЕТАЛА»
Много лет назад, в сугубо советское застойное время талантливый журналист Юрий Рост опубликовал в «Комсомолке» трогательную статью о собаке, которая живет в каком-то небольшом сибирском городе при аэродроме и вот уже два года приходит встречать каждый прилетающий самолет. Она внимательно рассматривает всех людей, которые сходят вниз по трапу, и явно ищет кого-то среди них. Не найдя, уходит и принимается ждать следующий воздушный корабль. «Вероятно, когда-то на самолете улетел ее хозяин, - предположил журналист в своем материале. - И почему-то не вернулся. Но вот с тех пор верная псина ждет его возвращения. Иногда и мы можем чему-то поучиться у животных…»
Какой тогда был тираж у «Комсомолки» - миллион, два миллиона? - в общем, он был вполне достаточным, чтобы в каждом уголке нашей обширной Родины, от Калининграда до Владивостока и от Таймыра до Кушки, все желающие могли уронить горячую слезу над судьбой оставшейся без хозяина собаки. И понеслось…
В «Комсомолку» приносили буквально мешки писем, в которых читатели трогательно беспокоились о собачке, восхищались ее молчаливой стойкостью перед лицом жизненных испытаний, выражали всяческое желание и готовность ей помочь. Буквально весь советский народ…
Приблизительно в это же время я вместе с другими пионерами-ленинцами со сцены своей родной школы осуждала чилийскую хунту, убившую Сальвадора Альенде и пленившую Луиса Корвалана. Согласно вскидывая тощие ручонки в конвульсивном жесте, напоминавшем одновременно гитлеровский «хайль», испанское «но пасаран!» и пионерский салют, мы пронзительно и совершенно искренне вопили: «Свободу! Свободу! Чилийскому народу!» и заводили популярную тогда в Союзе песню «Венсеремос!»
Конец истории (не чилийской хунты, а про собачку) я узнала много лет спустя и совершенно случайно - посмотрев по телевизору торжества по случаю какого-то юбилея все той же «Комсомолки». В жанре телемоста пожилая круглолицая украинка, чуть задыхаясь от волнения, рассказывала, как много лет назад она полетела в далекий сибирский городок, нашла там указанную Юрием Ростом псину и увезла ее в свой родной Киев, к Днепру и каштанам. И вот теперь, тридцать лет спустя, в ее семье живет то ли внучка, то ли правнучка той собаки ( к материалу прилагалась фотография дружелюбной овчарковидной дворняги). Причем тетеньке очень повезло, что она успела, потому что кроме нее в Сибирь с той же целью приезжало и прилетало еще несколько человек из разных краев Советского Союза. Им, понятное дело, собачки уже не досталось! (Хотя я, например, на месте администрации аэропорта, «трудоустроила» бы под шумок всех окрестных псов-беспризорников…)
Риторический вопрос: как вы полагаете, были ли на тот момент в Киеве и окрестностях (а также в других местах Союза) бродячие собаки, страдающие от потери хозяев и нуждающиеся в заботе?
Фотография сделана мною на вокзале в Киеве, 2006 год
Попробуйте представить себе:
«Я родилась в большеземельской тундре в общине Ямб-То. У нас большая семья. Родители живут в тундре больше сорока лет и ведут собственное хозяйство. Папа со старшими братьями ездят на охоту на куропаток, зайцев и песцов. Пушнину увозят в села на продажу. Зимой ловят рыбу и продают людям, которые приезжают на вездеходах. Продукты питания привозят зимой на снегоходах из близлежащих сел. Иногда помогают знакомые из поселков и города Воркуты. А летом продукты - на оленьих упряжках. Это, конечно, трудно, но нужно.
На работу уходит большая часть времени, потому что тундра - это постоянный напряженный труд. Есть много рек, широких и глубоких, которые весной во время разлива перейти очень трудно. Иногда во время перехода рек погибают олени. А со снежных обрывов могут упасть оленята, а за ними их мамы. Непросто весной найти место для выпаса оленей, приходится подолгу кочевать целыми днями… Оленевод очень гостеприимны, рады всем…
…У нас очень красивая природа, много озер, на берегах которых растут огромные северные цветы. Они нам очень дороги…
… Мой папа учился хорошо, окончил семь классов. Он хотел стать ветеринаром, чтобы лечить оленей, но не сложилось. А сейчас я учусь в седьмом классе и папа хочет, чтобы я стала ветеринаром. Но мне не очень нравится такая профессия…
… Когда мне исполнилось пять лет, мне захотелось стать каким-нибудь большим начальником и сделать что-то по-другому…
…. Сейчас я знаю: чтобы стать большим начальником, нужно очень старательно учиться и получить прочные знания. Я хочу осуществить свою мечту, чтобы тундра процветала…»
Наталья Тайбарей, 7й класс, поселок Каратайка, 2008 год.
Саамское стадо оленей (удивительно, что вожак - альбинос!) и наш лагерь в горной тундре. Полуостров Рыбачий, 2008 год
Чудесная ссылка, которую дал коллега на материалы Красноярского музея. Где они сейчас, эти народы, которые переписывали в 1926 году? Что с ними стало? Как они сейчас живут? Ведь это наша страна, это наши граждане.
ребенок-тунгус, 1926 год
В этом году в поезде я ехала в одном купе с привлекательным молодым человеком нордического типа из Воркуты. Он заканчивал инженерное образование и путешествовал по России, прикидывая, чем бы заняться дальше (заработки отца-шахтера позволяли ему это путешествие). Парень рассказал мне много интересного про Воркуту и горно-добывающую промышленность. «А коренные народы? - спросила я. - Что про них?» - «Да я их и не видел толком, - честно ответил молодой человек. - У них отдельные школы, они где-то там… пять классов закончат - и в тундру… Не знаю…»
дети-ненцы, 1953 год
Забавно, не правда ли: я, во многих поколениях житель Ленинграда-Петербурга, знаю про народы тундры больше, чем человек, родившийся и выросший в этих краях...
фото Романа Хасаева, 2006 год
Помните милого юношу, который собирался в экспедицию куда-то в южно-американские джунгли и на страницах сайта сообщества все спрашивал: «Что бы мне там еще такое поисследовать?» Сообщество советов давало мало, больше вяло завидовало…
Вечная тема. Ничего не меняется со времен сосланных в Сибирь народовольцев и замечательной книги Ядринцева «Сибирь как колония».
А как волнуются Штаты за нарушение нами границ суверенной Грузии! А как нам бесконечно волнительно за права юго-осетин! Ну просто невозможно молчать!
Свободу, свободу… какому-нибудь народу!
Спасем какую-нибудь собачку на краю света!
А поближе-то ничего нету?
Феномен собаки Роста, дамы и господа…
Какой тогда был тираж у «Комсомолки» - миллион, два миллиона? - в общем, он был вполне достаточным, чтобы в каждом уголке нашей обширной Родины, от Калининграда до Владивостока и от Таймыра до Кушки, все желающие могли уронить горячую слезу над судьбой оставшейся без хозяина собаки. И понеслось…
В «Комсомолку» приносили буквально мешки писем, в которых читатели трогательно беспокоились о собачке, восхищались ее молчаливой стойкостью перед лицом жизненных испытаний, выражали всяческое желание и готовность ей помочь. Буквально весь советский народ…
Приблизительно в это же время я вместе с другими пионерами-ленинцами со сцены своей родной школы осуждала чилийскую хунту, убившую Сальвадора Альенде и пленившую Луиса Корвалана. Согласно вскидывая тощие ручонки в конвульсивном жесте, напоминавшем одновременно гитлеровский «хайль», испанское «но пасаран!» и пионерский салют, мы пронзительно и совершенно искренне вопили: «Свободу! Свободу! Чилийскому народу!» и заводили популярную тогда в Союзе песню «Венсеремос!»
Конец истории (не чилийской хунты, а про собачку) я узнала много лет спустя и совершенно случайно - посмотрев по телевизору торжества по случаю какого-то юбилея все той же «Комсомолки». В жанре телемоста пожилая круглолицая украинка, чуть задыхаясь от волнения, рассказывала, как много лет назад она полетела в далекий сибирский городок, нашла там указанную Юрием Ростом псину и увезла ее в свой родной Киев, к Днепру и каштанам. И вот теперь, тридцать лет спустя, в ее семье живет то ли внучка, то ли правнучка той собаки ( к материалу прилагалась фотография дружелюбной овчарковидной дворняги). Причем тетеньке очень повезло, что она успела, потому что кроме нее в Сибирь с той же целью приезжало и прилетало еще несколько человек из разных краев Советского Союза. Им, понятное дело, собачки уже не досталось! (Хотя я, например, на месте администрации аэропорта, «трудоустроила» бы под шумок всех окрестных псов-беспризорников…)
Риторический вопрос: как вы полагаете, были ли на тот момент в Киеве и окрестностях (а также в других местах Союза) бродячие собаки, страдающие от потери хозяев и нуждающиеся в заботе?
Фотография сделана мною на вокзале в Киеве, 2006 год
Попробуйте представить себе:
«Я родилась в большеземельской тундре в общине Ямб-То. У нас большая семья. Родители живут в тундре больше сорока лет и ведут собственное хозяйство. Папа со старшими братьями ездят на охоту на куропаток, зайцев и песцов. Пушнину увозят в села на продажу. Зимой ловят рыбу и продают людям, которые приезжают на вездеходах. Продукты питания привозят зимой на снегоходах из близлежащих сел. Иногда помогают знакомые из поселков и города Воркуты. А летом продукты - на оленьих упряжках. Это, конечно, трудно, но нужно.
На работу уходит большая часть времени, потому что тундра - это постоянный напряженный труд. Есть много рек, широких и глубоких, которые весной во время разлива перейти очень трудно. Иногда во время перехода рек погибают олени. А со снежных обрывов могут упасть оленята, а за ними их мамы. Непросто весной найти место для выпаса оленей, приходится подолгу кочевать целыми днями… Оленевод очень гостеприимны, рады всем…
…У нас очень красивая природа, много озер, на берегах которых растут огромные северные цветы. Они нам очень дороги…
… Мой папа учился хорошо, окончил семь классов. Он хотел стать ветеринаром, чтобы лечить оленей, но не сложилось. А сейчас я учусь в седьмом классе и папа хочет, чтобы я стала ветеринаром. Но мне не очень нравится такая профессия…
… Когда мне исполнилось пять лет, мне захотелось стать каким-нибудь большим начальником и сделать что-то по-другому…
…. Сейчас я знаю: чтобы стать большим начальником, нужно очень старательно учиться и получить прочные знания. Я хочу осуществить свою мечту, чтобы тундра процветала…»
Наталья Тайбарей, 7й класс, поселок Каратайка, 2008 год.
Саамское стадо оленей (удивительно, что вожак - альбинос!) и наш лагерь в горной тундре. Полуостров Рыбачий, 2008 год
Чудесная ссылка, которую дал коллега на материалы Красноярского музея. Где они сейчас, эти народы, которые переписывали в 1926 году? Что с ними стало? Как они сейчас живут? Ведь это наша страна, это наши граждане.
ребенок-тунгус, 1926 год
В этом году в поезде я ехала в одном купе с привлекательным молодым человеком нордического типа из Воркуты. Он заканчивал инженерное образование и путешествовал по России, прикидывая, чем бы заняться дальше (заработки отца-шахтера позволяли ему это путешествие). Парень рассказал мне много интересного про Воркуту и горно-добывающую промышленность. «А коренные народы? - спросила я. - Что про них?» - «Да я их и не видел толком, - честно ответил молодой человек. - У них отдельные школы, они где-то там… пять классов закончат - и в тундру… Не знаю…»
дети-ненцы, 1953 год
Забавно, не правда ли: я, во многих поколениях житель Ленинграда-Петербурга, знаю про народы тундры больше, чем человек, родившийся и выросший в этих краях...
фото Романа Хасаева, 2006 год
Помните милого юношу, который собирался в экспедицию куда-то в южно-американские джунгли и на страницах сайта сообщества все спрашивал: «Что бы мне там еще такое поисследовать?» Сообщество советов давало мало, больше вяло завидовало…
Вечная тема. Ничего не меняется со времен сосланных в Сибирь народовольцев и замечательной книги Ядринцева «Сибирь как колония».
А как волнуются Штаты за нарушение нами границ суверенной Грузии! А как нам бесконечно волнительно за права юго-осетин! Ну просто невозможно молчать!
Свободу, свободу… какому-нибудь народу!
Спасем какую-нибудь собачку на краю света!
А поближе-то ничего нету?
Феномен собаки Роста, дамы и господа…