Лингвистическая полиция
Утро выдалось солнечное и на редкость прекрасное. Я шел по улице, тихонько напевая про себя. Мимо пробегали детишки, наслаждавшиеся последними августовскими днями каникул. Некоторые замолкали, испуганно косясь на мой мундир, многие здоровались, потому что я жил в этом районе уже довольно давно и практически всех жителей знал если не по именам, то в лицо.
Идти было недалеко, здание Лингвистической полиции от моего дома отделял небольшой парк. И надписи на заборах в этом парке были безошибочны с точки зрения орфографии и пунктуации.
Я кивнул ребятам из отдела по борьбе с вульгаризмами, которые курили на крыльце перед утренним рейдом. Работы у них всегда было много.
Толкнув тяжелую дверь с надписью «Главное управление Горильска по борьбе с лингвистической преступностью», я прошел в вестибюль. Там было шумно, тесно и слегка пыльно. Летом традиционно был ремонт, и старые пустые стенды, украшенные эмблемой двухглавого орла с пером и словарем, занимали большую часть помещения.
Когда я поднялся на третий этаж, оказалось, что меня уже ждут. Возле моего кабинета, на котором висела блестящая табличка
«Ожегов Корней Матвеевич
младший лейтенант
отдел по борьбе с незаконными заимствованиями»,
околачивался Тимофей Скалдырников. В руках он теребил свою неизменную папку, и я почувствовал, как мое настроение стремительно портится.
Дело в том, что Скалдырников был копирайтером. Лингвистическая полиция находилась с копирайтерами в отношениях сложных. С одной стороны, мы плыли в одной лодке, и там работало много бывших наших, которые сбежали от маленьких зарплат и ненормированного рабочего дня. Но, с другой стороны, представители столь благородной профессии до сих пор не подобрали для ее описания простого русского слова, и это не вызывало у нас уважения. Они упорно не желали зваться текстовиками и стремились протащить в русскую речь очередной уродливый англицизм.
А Скалдырников был не просто копирайтером, он был копирайтером-халвомесом. Горильский халвичный завод был градообразующим предприятием, и его начальство имело большое влияние. Кроме того, въедливость и занудство Скалдырникова не знали границ. Вот и сегодня он нарочно явился пораньше, надеясь согласовать очередное мероприятие.
Мы протиснулись в крошечный кабинет, который раньше был кладовкой, и Тимофеюшка принялся пить мою кровь.
- У нас запланирован мастер-класс в следующем месяце. Приедут гуру халвичного копирайтинга со всего мира, такие как Майк Мэддокс, Дженни О’ Ши, Лора Ли Смит…- вещал он, противно растягивая слова - В связи с дэдлайном…эм…. В общем, сроки у нас поджимают, и нужно согласовать правки как можно скорее, желательно, сегодня.
- Слово «гуру» нужно убрать обязательно. Замените на «учитель» или «наставник».
- Какой еще учитель? - тут же взорвался Скалдырников - Мы вам что, кулинарный техникум?
- Но вы и не индуистский храм, - невозмутимо парировал я. - Развели тут Кали-Югу… Заголовок мне тоже не нравится. «Искусство писать о халве: мастер-класс по креативному копирайтингу и эффективному рерайтингу». Мы ведь это уже обсуждали. Исправьте на «творческие занятия по составлению текстов и их плодотворной обработке».
- Слушайте, да это же прошлый век! - мой собеседник аж затрясся. - Мы, в конце концов, не с бабушками творческие вечера проводим! В ДК «Горильский водолаз»!
Тимофей весь покраснел и дальше мог изъясняться только сдавленными междометиями. Пользуясь его замешательством, я продолжил:
- «Повышаем продажи тахинной халвы: создание текста для таргетированной рекламы». Вот это почти нормальное предложение. Только «таргетированный» на «целевой» заменить…
- А простое русское слово «текст» вас не смущает? - Скалдырников вдруг разом успокоился и ехидно глядел на меня. - А «реклама» и «халва»?
- Нет, не смущают, они есть в ЛинКоде, - и я кивнул на пятисотстраничный талмуд «Лингвистический кодекс Российской Федерации», который всегда лежал у меня на столе. Это было сокращенное издание, пользоваться в служебных целях полным двадцатипятитомником было исключительно неудобно.
- Да я ваш ЛинКод наизусть уже выучил. Вы вот не знаете, чем техника продаж тахинной халвы отличается от арахисовой. Люди этому пять лет в институте учатся, а вы какого-то хрена исправлять лезете…
- За употребление слова «хрен» положено пятнадцать суток, если не имелось в виду растение, - строго сказал я.
- Ну, простите, вырвалось! - опять вспылил Скалдырников. - У вас у самих ошибок везде полно. Тот, кто этот Кодекс сочинял, очень много всяких растений употреблял! Слово «мерчандайзер» отсудили и копирайтеров отсудим! Потому что мы не текстовики, не рекламщики, не писатели и не…
- Словоблуды вы, вот кто!
Так говорить не следовало, но своим упоминанием мерчандайзеров Тимофей задел меня за живое. Это был наш провал. Причем мы отдали это слово почти без боя, потому что генерал-майор и доктор филологических наук выступил с речью: «Слишком мудрёно для людей, которые просто ложат товар на полки!»
Повисла пауза.
- Знаете что, Корней Иванович…
- Матвеевич.
- Так вот, Корней Матвеевич, - невозмутимо продолжил Скалдырников, глядя на меня в упор. - Я этого так не оставлю. Вы еще не знаете, с кем связались. Я до таких чинов дойти могу, что вы ко мне сами через пару дней с этим макетом прибежите.
Он в последний раз помахал у меня перед носом своими бумажками, медленно собрал их в папку и пошел к двери. В этот момент она распахнулась, и в кабинет ворвалась Нора Даль, прекрасная и свежая, как весенний ветер. Ее мундир стажера был размера пятидесятого, но даже эта коричнево-желтая хламида не смогла изуродовать стройную фигурку.
- Привет, Корнюш, есть минутка? Ой, простите, я помешала…
Скалдырников протиснулся между ней и письменным столом, который занимал три четверти кабинета. Не говоря ни слова, он хлопнул дверью и был таков.
Нора проводила его глазами и спросила:
- Ты как?
- Живой как жизнь! - я улыбнулся и подмигнул ей.
Нора работала в отделе по борьбе с канцеляритом, который мы между собой звали просто канцелярским. Она была то ли праправнучкой, то ли прапраправнучкой Владимира Даля, взяла его фамилию и решила посвятить жизнь борьбе за чистоту языка.
- Полковник нас к себе вызывает. Я с ним сейчас в коридоре столкнулась.
- Что-то срочное?
- Сказал, можно зайти в течение дня, но я решила не откладывать, вдруг ты сейчас свободен.
Я окинул взглядом заваленный бумагами стол. Сверху лежало несколько личных дел с пометкой «Проверить срочно!». Еще вчера вечером, когда я уходил с работы, их здесь не было. Это Ирида Мусохрановна из отдела кадров постаралась.
- Да, конечно, я сейчас совершенно свободен.
У полковника Гаврилина был огромный кабинет с длинным столом, во главе которого он восседал в кожаном кресле. Не было никаких признаков, по которым можно было бы отличить его от других полковников нашего управления. Он был такой же круглый, седой и коренастый, с тремя золотыми перышками на погонах.
- Нужно проверить вот этих товарищей - полковник кивнул на стопку личных дел, которые лежали у него на столе. Их было штук семь или восемь.- Участвовали в медитации лингвобуддистов и находятся под домашним арестом с прошлой недели. Вот этому нужно уделить особое внимание. С остальными все понятно, а он мутный какой-то.
И полковник кинул в меня через стол увесистой папкой с надписью «Марис Озолс».
- Так он латыш же. Этим Рукавицын должен заниматься.
Коля Рукавицын работал в отделе по работе с иностранными гражданами и был моим хорошим другом.
- Рукавицын сегодня занят, в оцеплении стоит. Вы что, забыли про концерт? - полковник махнул рукой на здоровенный плакат группы «Lingua Police», который висел у него за спиной.
- Ох, и правда! А я так сходить хотела… - Нора вздохнула, потом вспомнила, что она на службе, и смутилась.
- У нас есть версия, что этот Марис связан с жышыстами, - понизив голос, продолжал полковник.
Партия жышыстов многие годы была оппозиционной и продвигала идею «Пишем, как слышим». После принятия Международного пакта о грамматическом единообразии, жышысты ушли в подполье. Их протесты выражались обычно в испорченных вывесках и надписях на заборе, вроде «Чю-щю пишю как хачю». Бороться с ними было тяжело и бессмысленно, поэтому лингвистическая полиция обычно старалась делать вид, что жышыстов не существует. Крупные облавы случались редко, последняя была лет пять назад.
- После допросов напишете отчет и сдадите мне. Есть вопросы? Тогда свободны.
Если честно, я был очень рад, что мне удастся провести этот день не на рабочем месте. Во-первых, разговор со Скалдырниковым порядком выбил меня из колеи, и я боялся, что придется строчить объяснительную уже сегодня. Во-вторых, я давно уже хотел пригласить Нору на концерт группы «Синтаксический разбор», и момент был подходящим.
Мариса мы, не сговариваясь, оставили на десерт. Допрос остальных участников действительно не дал никаких новых сведений, но занял довольно много времени, и к старинной пятиэтажке на улице Бобролюбова мы подошли уже в половине пятого. Квартира Озолса была на четвертом этаже, он жил в ней один последние пятнадцать лет. Как говорилось в личном деле, его жена умерла от рака, а дети уехали за границу.
Я позвонил, и дверь тут же распахнулась. На пороге стоял седой благообразный дедушка в коричневой шерстяной безрукавке.
- А я вчера еще вас ждал… - он начал говорить, но увидел Нору и остолбенел. - Нора! Неужели это ты?
- Дядя Леша?
Пять минут спустя мы уже сидели за кухонным столом. Хозяин неловко суетился с чайником. Видно было, что гости бывают здесь нечасто. Половину стола занимал огромный черный кот, на второй стояла миска с мятными пряниками.
- Откуда ты его знаешь? - шепотом спросил я.
- Он был другом моей бабушки. Приходил к нам, пока она не умерла, - так же шепотом поделилась Нора. - Раньше его звали Алексей Озолин. Я не знала, что он имя сменил.
Марис наконец принес чайник, извлек из стенного шкафа старинный сервиз и церемонно водрузил перед нами две голубые чашки. Я попытался откусить от пряника и едва не сломал себе зуб.
- Сергей, брысь, на столах не сидят! - хозяин замахал на кота полотенцем. Сергей открыл зеленый глаз, окинул нас долгим взглядом и отвернулся.
- Вы, наверное, хотите скорее узнать, как я дошел до жизни такой. - Марис усмехнулся и тоже сел за стол.
- Да, не помешало бы, - осторожно сказал я.
- Я и правда сменил имя, но вы можете звать меня дядей Лешей, если вам так проще.
- Что ж, хорошо, а теперь давайте перейдем к допросу, - начал было я, но дядя Леша меня перебил.
- Если позволите, я бы сам вам все рассказал по порядку, так будет проще и короче, поверьте мне.
Нора посмотрела на меня, и я, поколебавшись, кивнул.
- Все начало семнадцать лет назад, когда я работал в городском архиве. отвечал за оцифровку протоколов заседания Орфографической комиссии Горильского отдела РАН за 1974 год.
Лицо Норы исказилось.
- Слишком много родительных падежей? Прости, дорогая… В одном из томов я нашел вот это. - Дед вытащил из кармана листок и положил перед нами.
Там было написано: «Да прольется свет знания сквозь тучи безграмотности, да будет орден червокнижников жить и процветать долгие века, да будет сокрыта сила Словаря, пока не явят себя миру просвещенные потомки!» Слева вверху была нарисована книга с прогрызенными страницами.
- Я уже видела эту картинку раньше! - закричала Нора. - В детстве у бабушки на даче в селе Ослянино! Я однажды нашла тетрадку на чердаке, мне тогда было лет шесть.
Дядя Леша кивнул и продолжал:
- Я начал размышлять, что могут означать эти строки. Протокол заседания, из которого выпал этот листок, дополнял действующие правила на основании Толкового словаря Даля. Вот я и подумал, что именно этот Словарь имеется в виду. Тогда я начал общаться с твоей бабушкой. Она поведала мне некоторые ваши семейные предания. Оказывается, Даль верил в магическую силу слов, и в последние годы своей жизни создал еще один, последний словарь, который никто никогда не видел. По словам бабушки, у Даля были последователи, которые считали, что с помощью этого словаря можно изменять реальность. Среди них были поэты, известные писатели.… Помните строки: «Словом можно убить, словом можно спасти, словом можно полки за собой повести»? Или из современного: «Словом можно ранить, словарем убить»? Возможно, Словарь обладал настолько большой силой, что Владимир Иванович решил уничтожить его.
- Так значит, это пророчество! - закричала Нора, тыча пальцем в листок. - А просвещенные потомки - это мы!
- Ты уверена? - с сомнением произнес я.
Дядя Леша расхохотался.
- Я понимаю ваше недоверие, молодой человек. Я тоже сначала не верил, червокнижники какие-то… Похоже на бездарный роман очередного писаки-недоучки. Но потом я не только познакомился с червокнижниками, но и стал одним из них.
Дело принимало нехороший оборот.
- Дядя Леша, не забывайте, что мы из полиции, и будем вынуждены передать ваш рассказ начальству, - сказал я. - От нашего отчета зависит, выпустят ли вас из-под ареста, либо отправят дело на доследование.
Он усмехнулся.
- Отправляйте. Мне терять нечего. Скорее всего, меня просто сочтут безвредным психопатом. Вам будет сложно отыскать остальных червокнижников без моей помощи. Вы ведь раньше ни разу о них не слышали, не так ли?
Нора медленно кивнула.
- К тому же, они не входят в список незаконных языковых сект. Правил мы не нарушаем, казенное имущество не портим…
- Так значит, вы не жышыст, - с облегчением выдохнула Нора.
Дядя Леша поперхнулся и долго кашлял.
- Что ты, деточка… Я, может, и старый, но не идиот. Напротив, жышысты - наши идейные противники, если можно так сказать. Когда мы найдем Словарь, люди поймут, как здорово быть грамотными, и станут писать правильно безо всяких полицейских.
- А почему вы решили, что этот Словарь вообще существует? - спросил я.
- Судя по всему Словарь, как целое, действительно перестал существовать. Периодически люди находят отдельные его страницы, и тогда происходят необъяснимые вещи. Если позволите, я приведу пример
Дядя Леша сбегал в комнату и вернулся с газетой «Вечерний Собачинск».
- Вот, пожалуйста, читайте.
Нора взяла газету и прочла вслух:
- «Звероящеры на пилотируемых НЛО захватили Землю».
- Нет-нет, ниже.
- «Медитирующие лингвобуддисты стали свидетелями настоящего Чуда. Кирилл К. зачитал вслух статью из Словаря под названием «Сознание», после чего немедленно обрел просветление и исчез вместе со страницей во вспышке радужного света.
Наступила пауза. Я попытался поймать взгляд Норы. Сейчас ее лицо тоже выражало сомнение.
- Теперь вы понимаете? Собачинск всего в ста двадцати километрах отсюда. И на медитацию, где меня арестовали, приехали очевидцы этого события. Я хотел расспросить их, но не успел.
Тут у Норы зазвонил телефон, и она вышла в коридор.
- Марис Эльяшевич, - сказал я, глянув в его личное дело. - Все, что вы сейчас рассказали, останется между нами и в протокол занесено не будет. Но Вы должны понимать, что о таких вещах распространяться нигде не следует. Языковая репутация до недавнего времени у вас была безупречная, и домашний арест, скорее всего, с вас снимут. Но если вы продолжите в том же духе, и снова попадетесь нам на глаза, я больше не стану вас прикрывать.
Марис, он же дядя Леша, грустно улыбнулся.
- Я понимаю, молодой человек. Иначе вы и не можете поступить. Но если вы с Норочкой захотите присоединиться к поиску Словаря, мы будем очень рады вас принять. Червокнижники, в основном, пожилые люди, и нам очень не хватает вашей энергии и свежих идей.
Я не успел ничего ответить, потому что в комнату вернулась Нора.
- Корнюша, вы закончили? Мне нужно бежать, за мной сейчас Влад заедет.
- Пожалуй, да, - и я засобирался, стараясь не глядеть на деда.
Когда мы оказались на лестничной клетке, я спросил:
- Что ты думаешь? Что в отчете будем писать? («И кто такой Влад?» - продолжил я мысленно про себя)
Нора развела руками.
- Не знаю, дядя Леша всегда странный был. Но безобидный. Давай не будем его подставлять? - Он схватила меня за рукав и потащила вниз по лестнице. - И знаешь, я тебя попросить хотела, сможешь без меня эти отчеты доделать? Владик билеты достал на Lingua Police, я так мечтала на них попасть.
Она поглядела на меня умоляюще.
- Конечно, я доделаю, иди.
Что я еще мог ответить?
Мы уже вышли на улицу, и к нам из припаркованной машины вышел высокий парень в майке с надписью «Past perfect progressive rock». Американцы долго добивались разрешения на продажу таких маек и смогли его получить, но количество было настолько ограничено, что повезло лишь немногим счастливчикам, которые отстояли шесть часов в очереди.
- Ты и мне достал? - Нора запрыгала от радости, когда Влад протянул ей хрустящий пакет
- Конечно, там еще и с автографами.
- Ладно, мы побежали, Корнюш. Спасибо тебе, ты прелесть! - Нора чмокнула меня в щеку, обняла Влада и они поскакали к машине.
Я остался один и только тогда почувствовал, как устал за день. Дом Мариса был совсем рядом с Управлением, и я пошел пешком, перебирая в голове произошедшие события. Скалдырников, бесконечные, все на одно лицо, лингвобуддисты, дядя Леша, Влад. А еще отчеты, отчеты, отчеты… Похоже, мне придется сегодня ночевать на работе.
Но, поразмыслив, я решил взять работу на дом. Управившись часам к десяти, завалился спать. Мне снились Нора с дядей Лешей, они сидели верхом на огромном словаре и пели песню «Суффиксы любви» группы «Синтаксический разбор». И их голоса казались мне печальными.
Идти было недалеко, здание Лингвистической полиции от моего дома отделял небольшой парк. И надписи на заборах в этом парке были безошибочны с точки зрения орфографии и пунктуации.
Я кивнул ребятам из отдела по борьбе с вульгаризмами, которые курили на крыльце перед утренним рейдом. Работы у них всегда было много.
Толкнув тяжелую дверь с надписью «Главное управление Горильска по борьбе с лингвистической преступностью», я прошел в вестибюль. Там было шумно, тесно и слегка пыльно. Летом традиционно был ремонт, и старые пустые стенды, украшенные эмблемой двухглавого орла с пером и словарем, занимали большую часть помещения.
Когда я поднялся на третий этаж, оказалось, что меня уже ждут. Возле моего кабинета, на котором висела блестящая табличка
«Ожегов Корней Матвеевич
младший лейтенант
отдел по борьбе с незаконными заимствованиями»,
околачивался Тимофей Скалдырников. В руках он теребил свою неизменную папку, и я почувствовал, как мое настроение стремительно портится.
Дело в том, что Скалдырников был копирайтером. Лингвистическая полиция находилась с копирайтерами в отношениях сложных. С одной стороны, мы плыли в одной лодке, и там работало много бывших наших, которые сбежали от маленьких зарплат и ненормированного рабочего дня. Но, с другой стороны, представители столь благородной профессии до сих пор не подобрали для ее описания простого русского слова, и это не вызывало у нас уважения. Они упорно не желали зваться текстовиками и стремились протащить в русскую речь очередной уродливый англицизм.
А Скалдырников был не просто копирайтером, он был копирайтером-халвомесом. Горильский халвичный завод был градообразующим предприятием, и его начальство имело большое влияние. Кроме того, въедливость и занудство Скалдырникова не знали границ. Вот и сегодня он нарочно явился пораньше, надеясь согласовать очередное мероприятие.
Мы протиснулись в крошечный кабинет, который раньше был кладовкой, и Тимофеюшка принялся пить мою кровь.
- У нас запланирован мастер-класс в следующем месяце. Приедут гуру халвичного копирайтинга со всего мира, такие как Майк Мэддокс, Дженни О’ Ши, Лора Ли Смит…- вещал он, противно растягивая слова - В связи с дэдлайном…эм…. В общем, сроки у нас поджимают, и нужно согласовать правки как можно скорее, желательно, сегодня.
- Слово «гуру» нужно убрать обязательно. Замените на «учитель» или «наставник».
- Какой еще учитель? - тут же взорвался Скалдырников - Мы вам что, кулинарный техникум?
- Но вы и не индуистский храм, - невозмутимо парировал я. - Развели тут Кали-Югу… Заголовок мне тоже не нравится. «Искусство писать о халве: мастер-класс по креативному копирайтингу и эффективному рерайтингу». Мы ведь это уже обсуждали. Исправьте на «творческие занятия по составлению текстов и их плодотворной обработке».
- Слушайте, да это же прошлый век! - мой собеседник аж затрясся. - Мы, в конце концов, не с бабушками творческие вечера проводим! В ДК «Горильский водолаз»!
Тимофей весь покраснел и дальше мог изъясняться только сдавленными междометиями. Пользуясь его замешательством, я продолжил:
- «Повышаем продажи тахинной халвы: создание текста для таргетированной рекламы». Вот это почти нормальное предложение. Только «таргетированный» на «целевой» заменить…
- А простое русское слово «текст» вас не смущает? - Скалдырников вдруг разом успокоился и ехидно глядел на меня. - А «реклама» и «халва»?
- Нет, не смущают, они есть в ЛинКоде, - и я кивнул на пятисотстраничный талмуд «Лингвистический кодекс Российской Федерации», который всегда лежал у меня на столе. Это было сокращенное издание, пользоваться в служебных целях полным двадцатипятитомником было исключительно неудобно.
- Да я ваш ЛинКод наизусть уже выучил. Вы вот не знаете, чем техника продаж тахинной халвы отличается от арахисовой. Люди этому пять лет в институте учатся, а вы какого-то хрена исправлять лезете…
- За употребление слова «хрен» положено пятнадцать суток, если не имелось в виду растение, - строго сказал я.
- Ну, простите, вырвалось! - опять вспылил Скалдырников. - У вас у самих ошибок везде полно. Тот, кто этот Кодекс сочинял, очень много всяких растений употреблял! Слово «мерчандайзер» отсудили и копирайтеров отсудим! Потому что мы не текстовики, не рекламщики, не писатели и не…
- Словоблуды вы, вот кто!
Так говорить не следовало, но своим упоминанием мерчандайзеров Тимофей задел меня за живое. Это был наш провал. Причем мы отдали это слово почти без боя, потому что генерал-майор и доктор филологических наук выступил с речью: «Слишком мудрёно для людей, которые просто ложат товар на полки!»
Повисла пауза.
- Знаете что, Корней Иванович…
- Матвеевич.
- Так вот, Корней Матвеевич, - невозмутимо продолжил Скалдырников, глядя на меня в упор. - Я этого так не оставлю. Вы еще не знаете, с кем связались. Я до таких чинов дойти могу, что вы ко мне сами через пару дней с этим макетом прибежите.
Он в последний раз помахал у меня перед носом своими бумажками, медленно собрал их в папку и пошел к двери. В этот момент она распахнулась, и в кабинет ворвалась Нора Даль, прекрасная и свежая, как весенний ветер. Ее мундир стажера был размера пятидесятого, но даже эта коричнево-желтая хламида не смогла изуродовать стройную фигурку.
- Привет, Корнюш, есть минутка? Ой, простите, я помешала…
Скалдырников протиснулся между ней и письменным столом, который занимал три четверти кабинета. Не говоря ни слова, он хлопнул дверью и был таков.
Нора проводила его глазами и спросила:
- Ты как?
- Живой как жизнь! - я улыбнулся и подмигнул ей.
Нора работала в отделе по борьбе с канцеляритом, который мы между собой звали просто канцелярским. Она была то ли праправнучкой, то ли прапраправнучкой Владимира Даля, взяла его фамилию и решила посвятить жизнь борьбе за чистоту языка.
- Полковник нас к себе вызывает. Я с ним сейчас в коридоре столкнулась.
- Что-то срочное?
- Сказал, можно зайти в течение дня, но я решила не откладывать, вдруг ты сейчас свободен.
Я окинул взглядом заваленный бумагами стол. Сверху лежало несколько личных дел с пометкой «Проверить срочно!». Еще вчера вечером, когда я уходил с работы, их здесь не было. Это Ирида Мусохрановна из отдела кадров постаралась.
- Да, конечно, я сейчас совершенно свободен.
У полковника Гаврилина был огромный кабинет с длинным столом, во главе которого он восседал в кожаном кресле. Не было никаких признаков, по которым можно было бы отличить его от других полковников нашего управления. Он был такой же круглый, седой и коренастый, с тремя золотыми перышками на погонах.
- Нужно проверить вот этих товарищей - полковник кивнул на стопку личных дел, которые лежали у него на столе. Их было штук семь или восемь.- Участвовали в медитации лингвобуддистов и находятся под домашним арестом с прошлой недели. Вот этому нужно уделить особое внимание. С остальными все понятно, а он мутный какой-то.
И полковник кинул в меня через стол увесистой папкой с надписью «Марис Озолс».
- Так он латыш же. Этим Рукавицын должен заниматься.
Коля Рукавицын работал в отделе по работе с иностранными гражданами и был моим хорошим другом.
- Рукавицын сегодня занят, в оцеплении стоит. Вы что, забыли про концерт? - полковник махнул рукой на здоровенный плакат группы «Lingua Police», который висел у него за спиной.
- Ох, и правда! А я так сходить хотела… - Нора вздохнула, потом вспомнила, что она на службе, и смутилась.
- У нас есть версия, что этот Марис связан с жышыстами, - понизив голос, продолжал полковник.
Партия жышыстов многие годы была оппозиционной и продвигала идею «Пишем, как слышим». После принятия Международного пакта о грамматическом единообразии, жышысты ушли в подполье. Их протесты выражались обычно в испорченных вывесках и надписях на заборе, вроде «Чю-щю пишю как хачю». Бороться с ними было тяжело и бессмысленно, поэтому лингвистическая полиция обычно старалась делать вид, что жышыстов не существует. Крупные облавы случались редко, последняя была лет пять назад.
- После допросов напишете отчет и сдадите мне. Есть вопросы? Тогда свободны.
Если честно, я был очень рад, что мне удастся провести этот день не на рабочем месте. Во-первых, разговор со Скалдырниковым порядком выбил меня из колеи, и я боялся, что придется строчить объяснительную уже сегодня. Во-вторых, я давно уже хотел пригласить Нору на концерт группы «Синтаксический разбор», и момент был подходящим.
Мариса мы, не сговариваясь, оставили на десерт. Допрос остальных участников действительно не дал никаких новых сведений, но занял довольно много времени, и к старинной пятиэтажке на улице Бобролюбова мы подошли уже в половине пятого. Квартира Озолса была на четвертом этаже, он жил в ней один последние пятнадцать лет. Как говорилось в личном деле, его жена умерла от рака, а дети уехали за границу.
Я позвонил, и дверь тут же распахнулась. На пороге стоял седой благообразный дедушка в коричневой шерстяной безрукавке.
- А я вчера еще вас ждал… - он начал говорить, но увидел Нору и остолбенел. - Нора! Неужели это ты?
- Дядя Леша?
Пять минут спустя мы уже сидели за кухонным столом. Хозяин неловко суетился с чайником. Видно было, что гости бывают здесь нечасто. Половину стола занимал огромный черный кот, на второй стояла миска с мятными пряниками.
- Откуда ты его знаешь? - шепотом спросил я.
- Он был другом моей бабушки. Приходил к нам, пока она не умерла, - так же шепотом поделилась Нора. - Раньше его звали Алексей Озолин. Я не знала, что он имя сменил.
Марис наконец принес чайник, извлек из стенного шкафа старинный сервиз и церемонно водрузил перед нами две голубые чашки. Я попытался откусить от пряника и едва не сломал себе зуб.
- Сергей, брысь, на столах не сидят! - хозяин замахал на кота полотенцем. Сергей открыл зеленый глаз, окинул нас долгим взглядом и отвернулся.
- Вы, наверное, хотите скорее узнать, как я дошел до жизни такой. - Марис усмехнулся и тоже сел за стол.
- Да, не помешало бы, - осторожно сказал я.
- Я и правда сменил имя, но вы можете звать меня дядей Лешей, если вам так проще.
- Что ж, хорошо, а теперь давайте перейдем к допросу, - начал было я, но дядя Леша меня перебил.
- Если позволите, я бы сам вам все рассказал по порядку, так будет проще и короче, поверьте мне.
Нора посмотрела на меня, и я, поколебавшись, кивнул.
- Все начало семнадцать лет назад, когда я работал в городском архиве. отвечал за оцифровку протоколов заседания Орфографической комиссии Горильского отдела РАН за 1974 год.
Лицо Норы исказилось.
- Слишком много родительных падежей? Прости, дорогая… В одном из томов я нашел вот это. - Дед вытащил из кармана листок и положил перед нами.
Там было написано: «Да прольется свет знания сквозь тучи безграмотности, да будет орден червокнижников жить и процветать долгие века, да будет сокрыта сила Словаря, пока не явят себя миру просвещенные потомки!» Слева вверху была нарисована книга с прогрызенными страницами.
- Я уже видела эту картинку раньше! - закричала Нора. - В детстве у бабушки на даче в селе Ослянино! Я однажды нашла тетрадку на чердаке, мне тогда было лет шесть.
Дядя Леша кивнул и продолжал:
- Я начал размышлять, что могут означать эти строки. Протокол заседания, из которого выпал этот листок, дополнял действующие правила на основании Толкового словаря Даля. Вот я и подумал, что именно этот Словарь имеется в виду. Тогда я начал общаться с твоей бабушкой. Она поведала мне некоторые ваши семейные предания. Оказывается, Даль верил в магическую силу слов, и в последние годы своей жизни создал еще один, последний словарь, который никто никогда не видел. По словам бабушки, у Даля были последователи, которые считали, что с помощью этого словаря можно изменять реальность. Среди них были поэты, известные писатели.… Помните строки: «Словом можно убить, словом можно спасти, словом можно полки за собой повести»? Или из современного: «Словом можно ранить, словарем убить»? Возможно, Словарь обладал настолько большой силой, что Владимир Иванович решил уничтожить его.
- Так значит, это пророчество! - закричала Нора, тыча пальцем в листок. - А просвещенные потомки - это мы!
- Ты уверена? - с сомнением произнес я.
Дядя Леша расхохотался.
- Я понимаю ваше недоверие, молодой человек. Я тоже сначала не верил, червокнижники какие-то… Похоже на бездарный роман очередного писаки-недоучки. Но потом я не только познакомился с червокнижниками, но и стал одним из них.
Дело принимало нехороший оборот.
- Дядя Леша, не забывайте, что мы из полиции, и будем вынуждены передать ваш рассказ начальству, - сказал я. - От нашего отчета зависит, выпустят ли вас из-под ареста, либо отправят дело на доследование.
Он усмехнулся.
- Отправляйте. Мне терять нечего. Скорее всего, меня просто сочтут безвредным психопатом. Вам будет сложно отыскать остальных червокнижников без моей помощи. Вы ведь раньше ни разу о них не слышали, не так ли?
Нора медленно кивнула.
- К тому же, они не входят в список незаконных языковых сект. Правил мы не нарушаем, казенное имущество не портим…
- Так значит, вы не жышыст, - с облегчением выдохнула Нора.
Дядя Леша поперхнулся и долго кашлял.
- Что ты, деточка… Я, может, и старый, но не идиот. Напротив, жышысты - наши идейные противники, если можно так сказать. Когда мы найдем Словарь, люди поймут, как здорово быть грамотными, и станут писать правильно безо всяких полицейских.
- А почему вы решили, что этот Словарь вообще существует? - спросил я.
- Судя по всему Словарь, как целое, действительно перестал существовать. Периодически люди находят отдельные его страницы, и тогда происходят необъяснимые вещи. Если позволите, я приведу пример
Дядя Леша сбегал в комнату и вернулся с газетой «Вечерний Собачинск».
- Вот, пожалуйста, читайте.
Нора взяла газету и прочла вслух:
- «Звероящеры на пилотируемых НЛО захватили Землю».
- Нет-нет, ниже.
- «Медитирующие лингвобуддисты стали свидетелями настоящего Чуда. Кирилл К. зачитал вслух статью из Словаря под названием «Сознание», после чего немедленно обрел просветление и исчез вместе со страницей во вспышке радужного света.
Наступила пауза. Я попытался поймать взгляд Норы. Сейчас ее лицо тоже выражало сомнение.
- Теперь вы понимаете? Собачинск всего в ста двадцати километрах отсюда. И на медитацию, где меня арестовали, приехали очевидцы этого события. Я хотел расспросить их, но не успел.
Тут у Норы зазвонил телефон, и она вышла в коридор.
- Марис Эльяшевич, - сказал я, глянув в его личное дело. - Все, что вы сейчас рассказали, останется между нами и в протокол занесено не будет. Но Вы должны понимать, что о таких вещах распространяться нигде не следует. Языковая репутация до недавнего времени у вас была безупречная, и домашний арест, скорее всего, с вас снимут. Но если вы продолжите в том же духе, и снова попадетесь нам на глаза, я больше не стану вас прикрывать.
Марис, он же дядя Леша, грустно улыбнулся.
- Я понимаю, молодой человек. Иначе вы и не можете поступить. Но если вы с Норочкой захотите присоединиться к поиску Словаря, мы будем очень рады вас принять. Червокнижники, в основном, пожилые люди, и нам очень не хватает вашей энергии и свежих идей.
Я не успел ничего ответить, потому что в комнату вернулась Нора.
- Корнюша, вы закончили? Мне нужно бежать, за мной сейчас Влад заедет.
- Пожалуй, да, - и я засобирался, стараясь не глядеть на деда.
Когда мы оказались на лестничной клетке, я спросил:
- Что ты думаешь? Что в отчете будем писать? («И кто такой Влад?» - продолжил я мысленно про себя)
Нора развела руками.
- Не знаю, дядя Леша всегда странный был. Но безобидный. Давай не будем его подставлять? - Он схватила меня за рукав и потащила вниз по лестнице. - И знаешь, я тебя попросить хотела, сможешь без меня эти отчеты доделать? Владик билеты достал на Lingua Police, я так мечтала на них попасть.
Она поглядела на меня умоляюще.
- Конечно, я доделаю, иди.
Что я еще мог ответить?
Мы уже вышли на улицу, и к нам из припаркованной машины вышел высокий парень в майке с надписью «Past perfect progressive rock». Американцы долго добивались разрешения на продажу таких маек и смогли его получить, но количество было настолько ограничено, что повезло лишь немногим счастливчикам, которые отстояли шесть часов в очереди.
- Ты и мне достал? - Нора запрыгала от радости, когда Влад протянул ей хрустящий пакет
- Конечно, там еще и с автографами.
- Ладно, мы побежали, Корнюш. Спасибо тебе, ты прелесть! - Нора чмокнула меня в щеку, обняла Влада и они поскакали к машине.
Я остался один и только тогда почувствовал, как устал за день. Дом Мариса был совсем рядом с Управлением, и я пошел пешком, перебирая в голове произошедшие события. Скалдырников, бесконечные, все на одно лицо, лингвобуддисты, дядя Леша, Влад. А еще отчеты, отчеты, отчеты… Похоже, мне придется сегодня ночевать на работе.
Но, поразмыслив, я решил взять работу на дом. Управившись часам к десяти, завалился спать. Мне снились Нора с дядей Лешей, они сидели верхом на огромном словаре и пели песню «Суффиксы любви» группы «Синтаксический разбор». И их голоса казались мне печальными.