Со временем убеждаешься, что признаки беспомощного и бездарного результата, к которому неотвратимо сводились все благие пожелания соответствовать какому-то идеалу, - это и есть присущее тебе предназначение, инструмент и одновременно материал, конструирующий целый мир, или подвижный, живой, постоянно меняющийся концепт. А путь к этому результату - самый короткий, светлый, радостный и креативный путь, где чудным образом совпадают два понятия: уникальность и отсутствие признаков подневольного труда - путь иррациональный, подсознательный и свободный, неуязвимый, потому что на него никто не может претендовать по определению.
Оказывается, что ты сам себе инструмент. Всю жизнь к нему примерялся, учился пользоваться, а тут и профессиональные навыки формализации за много лет уже наработаны, цель и средства совместились, и наконец-то можно делать что-то свое. Открывается универсальность, причем обязательная и тотальная, которая распространяется и на профессиональную деятельность.
Завоеванное культурой право пользоваться историей как инструментом (постмодернизм) позволяет «раздать» всю культурную символику участникам и попутчикам в соответствии с их предпочтениями, испытывая трудности при выборе больше от изобилия предложений, чем от боязни за концептуальную целостность.Авторское сознание воспитано и привязано к данной культуре историко-архитектурной традицией, этнической и контекстуальной принадлежностью самого автора и других участников процесса. Для воспитания нужно время. Потому и существует возрастной ценз архитектора - синоним жизненного опыта.
Городская архитектура - это прежде всего власть и деньги, которые отбирают у архитектуры концептуально принадлежащие ей презентативные элементы и заменяют их на злободневные субъективные символы, выбивают культурно-историческую опору из-под авторского сознания, не позволяя сформулировать концептуально-контекстуальные связи.По отсутствию резонанса на появление архитектурных построек можно судить об отсутствии заказа на пластику, и архитекторы проектируют в пустоте, без общественного стимула.советская власть, отобрав у людей недвижимость, на семьдесят лет лишила их удовольствия от восприятия и управления пространством. Поэтому культурные представления соотечественников (культурных!) об архитектуре ограничены плоскостью, то есть картинкой или фотографией, поскольку познание проходило через писаную историю, а не на собственном опыте. Их оценочные характеристики - историко-культурные реминисценции или поиск соответствия - не затрагивали основного смысла, переданного архитектором через пространство. А долгожданный потребитель реальной архитектуры (далекий от доминирующей культуры) наконец появился и долго еще будет воспитываться в собственной частной архитектуре.
Россия сильна не в форме, но в моделировании мира через литературу. Европейская культура (и мы с ней, если мы ее часть) создала словарь всемирных символов, систематизировала и поставила нам визуальный материал. Количество предложенных морфем превысило «вступительный ценз», ограничивающий Россию. Архитектура может стать наконец одной из общекультурных составляющих, минуя не свойственный России пластический этап создания концепта, используя родную грамматику и синтаксис.
В начале 1990-х Москву посетила молодой архитектор из Германии, успевшая построить там маленький коттедж, которым очень гордилась (для Германии это уже достижение, позволяющее считать архитектора состоявшимся). Шабунин возил ее по Москве, показывал свои постройки и работы коллег в Калининском и Перовском районах. Тогда, в разгар горбачевских перемен, все плохое списывалось на «застойный период». Шел постоянный «припев»: мол, какие ужасные объекты, нам ведь не давали ничего делать… В ответ немка с удивлением заметила: «Не понимаю! Вы же сделали огромное количество замечательных объектов, на что же тут жаловаться?» Во время той поездки у Шабунина впервые зародилась «кощунственная» мысль: неужели и впрямь в советское время все было не так уж плохо?
Сегодня, конечно, гораздо больше возможностей для творчества, хотя появилась цензура со стороны заказчика; остается в той или иной форме диктат «Москомархитектуры». Диктует и власть. К сожалению, считает Шабунин, наша элита имеет инфантильное сознание, потому что живет понятием прекрасного, сформированным в детстве. Ей, элите, например, очень нравится живопись Шилова или деятельность Церетели.Сегодня в Москве продолжают появляться здания без замысла, с унылом набором формальных декоративных элементов - обычные коробки, лишенные откровения…
http://asm.rusk.ru/08/asm4/asm4_8.htm