Волга-Кама: жандарм Пахомыч (окончание)
В ноябре 1889 г. умер директор народных училищ Пермской губернии известный ученый В.П. Шишонко и в январе 1890 г. коллежского советника Раменского назначили на его место. 2-го марта того же года А.П. прибыл в Пермь. Между тем, за полгода до этого он озаботился устройством будущего своего шурина Сергея, закончившего обучение. Оставшись один в Симбирске, после отъезда Раменских, Сергей, после перевода в пятый класс, перешел в Самарскую ДС, ближе к проживавшей в Ставропольском уезде матери. В 1885 г. окончил Самарскую духовную семинарию казеннокоштным студентом и поступил в Казанскую духовную академию, которую и окончил через четыре года кандидатом, после чего был направлен в самарскую епархию. Полагаю, что А.П. с помощью ректора Федора Дмитровского сумел добиться решения Синода о направлении шурина преподавателем латыни в Оренбургскую семинарию. Решение состоялось в сентябре и Сергей отправился в Оренбург, где, волею обстоятельств, застал сестру и зятя пакующими вещи к отъезду.
Незаурядную по своей продолжительности службу А.П. в Перми - более четверти века - в целом я рассматривать не буду, остановлюсь только на нескольких частных моментах. Несмотря на внешне успешную и весьма интенсивную деятельность в Перми, Раменский не был доволен местом и неоднократно выражал в письмах желание его оставить, после первых десяти лет службы, не нравилось в Перми и его жене . В начале 1900 г., Раменский пишет, что для Пермской губернии сделано уже немало и «ввиду этого я решил перебраться в какую-нибудь другую губернию на ту же должность или в учительскую семинарию и институт». В юбилейный 1903 год тридцатилетия своей службы он, жалуясь Фармаковскому на возросшую политическую активность учителей, сообщает: «жить в таких условиях в Перми тяжело, а силы и желание работать есть. Если оставят меня на следующее пятилетие, думаю проситься в другое место. Выйти в отставку значило бы умирать медленною смертью». От Фармаковского, крупного чиновника МНП в то время, зависело подобное развитие карьеры его приятеля, однако, сделать он ничего не смог или не счел целесообразным. К концу следующего пятилетия службы, А.П. писал, что в Перми «плохо после 17 октября … Подумываю оставить Пермь, продаю дом, но куда податься, пока не знаю». Продажа в 1908 г. дома на Большой Ямской, в котором семья директора прожила более десяти лет, свидетельствовала о желании Раменского поменять свою судьбу, однако, в мае 1909 г. А.П. пишет Фармаковскому: «выходить в отставку побоялся, скучно будет». В это время, Раменскому, как раз удалось довести до успешной реализации свой проект организации в Перми женской учительской семинарии, ранее неоднократно тормозившийся земством, настаивающим на его реализации исключительно за счет казны, и он остался служить дальше.
Трудно сказать, был ли А.П. в последние годы службы «дряхлым, глухим стариком», посещавшим при ревизиях только архиерея и всенощную, как писали в первые годы Советской власти в гневных филиппиках, обличавших ничтожность народного образования на Урале. Ясно, что 70-летний, не особо здоровый человек, не конкурент 40-летнему инспектору, некогда успешно реформировавшему оренбургские школы. В октябре 1913 г. Пермская периодика панегирически отметила 40-летний юбилей службы директора Раменского, а сам он год спустя остался служить еще на одно пятилетие. Все изменил февраль 17-го, положивший печальный конец карьере Раменского. Такой финал был обусловлен не только деятельностью самого А.П., значительную роль сыграло отношение Раменского к своему шурину, Сергею Сироткину.
Раменский с момента своей женитьбы принимал участие в становлении младшего брата своей жены, и позднее всячески способствовал его карьере, стремясь устроить его рядом со своей семьей. Оставив шурина в Оренбурге при отъезде в Пермь, Раменский пару лет спустя пытался добиться через Фармаковского места инспектора для Сергея, что удалось, однако, только в 1895 г., когда Сироткин выслужил свой срок по духовному ведомству. За это время он зарекомендовал себя в семинарии как педагог и воспитатель с самой лучшей стороны. Начав преподавателем латыни, он с 1894 г. преподавал психологию, философию, логику и дидактику, а с 16 января 1894 г. по 1 июля 1895 г., полтора года, параллельно заведовал образцовой двухклассной школой при Оренбургской ДС, которую в короткий срок сделал популярным и высокоуровневым учебным заведением, прививавшем ученикам активное целеполагание к дальнейшему развитию.
В июле 1895 г., после отработки обязательного пятилетнего срока службы в духовном ведомстве, в чине надворного советника, стараниями зятя, С.Г. был назначен инспектором народных училищ Верхотурского уезда Пермской губернии, был также членом по должности Богословского, Верхотурского и Нижне-Тагильского отделений Екатеринбургского епархиального училищного совета и являлся одним из самых близких сотрудников Раменского.
За семь лет службы в Верхотурье, Сергей Гаврилович приобрел самую высокую репутацию у своих подчиненных: «Объѣзжая по труднымъ дорогамъ 90-100 школъ на пространствѣ 55.000 квадр. верстъ, С. Г. Сироткинъ въ первый-же годъ службы осмотрѣлъ всѣ училища своего района и побывалъ въ такихъ захолустьяхъ, куда раньше инспектора и не заглядывали. Въ школу Сироткинъ являлся не чиновникомъ-ревизоромъ, а педагогомъ руководителемъ, который вникалъ во всѣ нужды школы, во всѣ затрудненія учителя и всегда старался помочь учащимъ: онъ охотно давалъ примѣрные старался помочь учащимъ: онъ охотно давалъ примѣрные уроки малоопытнымъ учителямъ, подробно разъяснялъ ошибки и недочеты учительской работы, дѣлалъ подробныя указанія, какъ вести учебно-воспитательное дѣло. Указанія эти отличались практичностью, жизненностью и предлагалась въ такой формѣ, что не оскорбляли самолюбія учителя, не стѣсняли его самодѣятельности. … Чрезвычайно участливо относился нашъ инспекторъ къ личнымъ нуждамъ и невзгодамъ учителя. Сколько учителей получили прибавки къ жалованью, благодаря ходатайствамъ г. Сироткина, пособія на леченіе, награды! Сколько воспользовались его добрыми совѣтами!.. До поступленія С. Г. Сироткина на службу въ Верхотурскій уѣздъ у насъ было нѣсколько заброшенныхъ и оставленныхъ безъ вниманія школъ, которыя поражали бѣдностью и неудобствами своихъ помѣщеній; учителя ихъ были забыты и обойдены даже въ полученіи прогрессивной прибавки. Г. Сироткинъ первый изъ верхотурскихъ инспекторовъ обратилъ особенное вниманіе на эти захудалыя школы и усиленно всегда ходатайствовалъ объ улучшеніи ихъ. Благодаря его просьбамъ, выстроено много хорошихъ школьныхъ зданій съ квартирами для учителей. Предметомъ особенной заботливости инспектора были училищныя и народныя библіотеки и народныя чтенія. При каждомъ училищѣ Верхотурскаго уѣзда есть теперь небольшая, но хорошо подобранная библіотечка внѣкласснаго чтенія; инспекторъ самъ обыкновенно выбиралъ книги, нерѣдко и выписывалъ, и разсылалъ ихъ. Болѣе сорока училищъ, какъ видно изъ доклада послѣднему земскому собранію, имѣютъ при себѣ публичныя народныя библіотеки. Большая часть ихъ открыта за счетъ земства, но многія на счетъ другихъ учрежденій. Инспекторъ выпрашивалъ средства на библіотеки у комитета трезвости, Общества попеченія о народномъ образованіи, дирекціи, устраивалъ частныя подписки. Кажется, даже о. Іоаннъ Кронштадтскій прислалъ щедрую лепту на на какую-то библіотеку при школѣ. Важно опять-таки то, что библіотеки появились не только въ большихъ заводскихъ селеніяхъ, куда легче проникаетъ книга, но и въ глухихъ мѣстахъ уѣзда. При нѣсколькихъ училищахъ устроены книжные склады для продажи книгъ по заготовительной цѣнѣ.
Народныя чтенія до поступленія г. Сироткина велись только въ Н. Тагилѣ. Благодаря стараніямъ инспектора, многія училища обзавелись своими волшебными фонарями, въ квартирѣ самого инспектора былъ устроенъ большой складъ свѣтовыхъ картинъ, принадлежащихъ разнымъ учрежденіямъ и лицамъ, и эти картины разсылались по всему уѣзду. Инспекторъ нерѣдко выступалъ въ качествѣ лектора, давалъ совѣты по организаціи чтеній и даже училъ управленію волшебнымъ фонаремъ тѣхъ, кто не умѣлъ этого дѣлать. Теперь чтенія ведутся въ 34-хъ пунктахъ уѣзда. Для самообразованія учителей выписываются и циркулируютъ по уѣзду въ нѣсколькихъ экземплярахъ всѣ лучшіе педагогическіе журналы. При инспекціи составлена хорошая центральная библіотека, откуда высылаются учащимъ для прочтенія не только книги по педагогикѣ и методикѣ, но и общеобразовательнаго характера-по исторіи, литературѣ, естествовѣдѣнію». При всей панегиричности отзыва, нет особых оснований сомневаться, что Сироткин показал себя незаурядным педагогом и администратором.
После смерти 14-го июня 1902 г. пермского инспектора, известного уральского историка и журналиста, А.А. Дмитриева, С.Г. был переведён на его место инспектора народных училищ Пермского уезда Пермской губернии, став непосредственным помощником своего зятя. В этом отношении, обращает на себя внимание аналитическая работа Сироткина «Вопрос о всеобщем обучении в Пермской губернии: (Очерк истории этого вопроса в период 1894-1904 гг.)», опубликованная в 1904-1905 гг.
В первые годы нового столетия, на рутинную деятельность пермской дирекции народных училищ начал оказывать влияние новый фактор - политическая активность учащих и учащихся. В сентябре 1900 г. на 31-й сессии Пермского уездного земского собрания было внесено предложение организовать в Перми учительские курсы. С разрешения попечителя Оренбургского учебного округа и согласия пермского губернатора Д.Г. Арсеньева курсы учителей были открыты 10 июля 1901 г. В Пермь приехало 180 учителей начальных школ почти из всех 12 уездов губернии, а также из Вятской и Вологодской губерний. Курсы должны были помочь слушателям освоить дидактику, методику преподавания и воспитания. На курсах с циклом лекций «Народная школа как воспитательно-образовательное учреждение» выступил П.Ф. Каптерев, видный российский педагог и психолог, автор «Педагогической психологии» и «Дидактических очерков». Его приезд в Пермь значительно поднял авторитет курсов. Между тем, во время курсов в город приехала группа крупнейших революционеров неонароднического направления: Н. Михайловский, Е. Брешко-Брешковская, Г. Гершуни. Они встречались с участниками курсов во время вечеров и пикников за Камой, которые специально организовывал известный промышленный деятель Н.В. Мешков, где рассказывали о предстоящем создании новой нелегальной партии социалистов-революционеров. Началось полицейское расследование, в марте 1902 года Мешкова арестовали, но через несколько дней выпустили под залог в 10 тысяч рублей, в 1903-1904 годах целый год он провёл под гласным надзором полиции. Арестовывали и ряд других людей, а курсы, несмотря на высокую оценку их земством так больше и не состоялись.
Раменский два года спустя писал об этих событиях так: «В 1900 г. {1901} в Перми педагогические курсы послужили хорошим средством для пропаганды известного рода идей. Будучи болен, я … не мог остаться для наблюдения за этими курсами и уехал лечиться на Кавказ. Предвидя опасность, я сообщил попечителю {И.Я. Ростовцову} свой взгляд, но он препочел удовлетворить просьбу земства. Результат … неподходящие речи, а после {1902} арест учителей, членов Пермского губернского училищного совета, купца миллионера Мешкова, библиотекарей и бывших учителей. Теперь вся эта публика выпущена на свободу».
Далее Раменский продолжает: «я организовал в 1900 г. общество вспомоществования учащимся и учившим в низшых учебных заведениях Пермской губернии. На общем собрании либеральная партия из бывших учителей … настолько увеличилась, что составила большинство. Я, как председатель правления это общества, вынужден был отказаться от этого звания, а за мною Дмитревский {М.М., директор реального училища} и Алфионов {И.Я., директор мужской гимназии}, как члены правления. Т.о. управление в обществе перешло в руки исключительно бывших учителей народных училищ, в том числе и выпущенных из острога. Теперь эти лица сходятся, совещаются и рассылают по всей губернии … учителям, что им вздумается. В ноябре было общее очередное собрание по протесту учителей против неправильного избрания правления, окончившееся ничем. … Я просил губернатора принять меры против лиц, захвативших в свои руки правление и неимеющих никакого отношения к нашим учителям, но он по обыкновению уклонился, мотивируя это тем, что общество находится в ведении нашего министерства, после чего я просил попечителя ходатайствовать о временном закрытии общества». Эти события, как выше уже указывалось, вызвали у Раменского стойкое желание покинуть Пермь, которое, однако, так и не было реализовано.
Между тем, весной 1905 г. обстановка еще более осложнилась. После январской трагедии в Петербурге последовал рескрипт 18 февраля 1905 года о разрешении подавать проекты об улучшении государственного устройства, внесший, в силу неопределенности в нем границ дозволенного, известную сумятицу в действия и властей, и граждан. В марте-апреле в столицах состоялись педагогические совещания, поставившие целью создание своей профессиональной организации - Всероссийского учительского союза (ВУС). При том, что люди, преследовавшие собственно педагогические цели и даже эсдеки, настаивали на создании именно профессионального союза, находящееся под влиянием эсеров большинство планировало организацию нелегальной политической организации, «партии учителей».
В результате, когда сведения об этих событиях дошли до Перми и местная интеллигенция запланировала собрание в доме Мешкова для ознакомления с материалами совещаний и организации местного отделения ВУС, новый губернатор Наумов сначала разрешил его, а затем, узнав подробности о политических целях организации, разрешение отозвал. Пришедшие 14 мая к дому Мешкова учителя и учительницы оказались перед закрытыми дверями , а затем и в окружении полиции. В конце концов, при активном участии людей, цели которых изначально были далеки от целей учителей, в Перми произошли известные скандальные события 14-15 мая, которые не привели к трагедии лишь потому, что Наумову хватило здравого смысла категорически потребовать, чтобы полиция и солдаты ни при каких обстоятельствах не применяли оружие. Очевидно, что Пермская дирекция в лице Раменского и Сироткина была обескуражена участием своих подчиненных в беспорядках и в дальнейшем никак не была настроена поддерживать участие учащих в политической деятельности.
Осенью 1905 г. Сироткин прямо выступил против участия учащих в антиправительственной и политической деятельности, в частности, во Всероссийском учительском союзе. Выпущенное им «Разъяснение Пермского уездного училищного совета педагогическому персоналу народных училищ Пермского уезда о возможности вступления во Всероссийский союз учителей. Пермь. 7 декабря 1905 г.» гласило: «Некоторые лица педагогического персонала обращаются к Совету за разъяснениями, могут ли они, оставаясь на службе, вступать в члены Всероссийского Союза учителей. Училищный Совет полагает, что в силу Высочайшего Манифеста 17 октября 1905 г. учащие народных училищ могут вступать в различные союзы по своему усмотрению; но участие в союзах, по мнению Училищного Совета, совместимо с прохождением учительской службы лишь при том условии, если от лиц, вступивших в известный союз, принадлежность к последнему не требует действий, противных существующим узаконениям». Далее С.Г. дипломатично указывал, что в силу действующего законодательства, Совет оставляет за собой право принимать в подобных случаях все предписанные законом меры для восстановления школьного порядка и взывает к нравственному долгу учителей. Революционно настроенные учителя справедливо оценили цель разъяснения, как препятствование организации пермского отделения ВУС и вслед за распространением документа, С.Г. был подвергнут обструкции и бойкоту со стороны части радикально настроенных учащих, требовавших отставки или перевода инспектора, а в его поддержку «въ декабрѣ … произошло засѣданіе союза законоучителей, учителей и учительницъ народныхъ школъ, протестовавшихъ противъ перевода инспектора народныхъ училищъ Пермскаго уѣзда Сироткина», выразившее ему полное доверие. Организованное на заседании «Общество учителей и законоучителей начальных училищ», не имело, впрочем, особого успеха.
Вслед за апогеем революционных событий в декабре 1905 г., последовал некоторый спад, но, тем не менее, через полгода Сироткин уехал из Перми. 1-го июля 1906 г. он был назначен в чине статского советника директором вновь открытой Павловской учительской семинарии (с июля 1911 - Новониколаевская учительская семинария) в Томской губернии. При этом попечитель характеризовал его самым лестным образом: «выдающийся педагог и администратор. Он теоретически и практически обстоятельно знаком с делом народного просвещения. У него есть печатные статьи ... Человек весьма корректный, выдержанный, с богатой эрудицией, знаток своего дела, ревностный и просвещенный работник, честный служака..., он выделяется своею деятельностью, знанием дела, энергией не только среди инспекторов своей дирекции...» (ГАТО. Ф. 126. Оп. 2. Д. 2068. Л. 10).
Несмотря на последовательные и энергичные усилия директора обустроить новое учебное заведение, в 1909 г. семинария пережила бунт воспитанников с которым С.Г. безуспешно пытался справиться и вынужден был пойти обычным путем временно закрытия заведения и роспуска учащихся по домам . Именно в связи с этим событием в воспоминаниях одного из участников бунта сохранилась колоритная характеристика Сергея Гавриловича: «Мужчина лет сорока, выше среднего роста, брюнет, черноволос, с темными очками, всегда в форме, умный, пунктуальный, обладал хорошими ораторскими данными. Его речи на могиле умершего семинариста Сомова, на юбилее Н. В. Гоголя в 1909 году отличались глубокой эмоциональностью, содержательностью. Особенно сильное впечатление на семинаристов производили слова учителя Чичикова из «Мертвых душ», произносимые директором с пафосом; призывавшие к движению «вперед, вперед». Сироткин преподавал педагогику, элементы психологии и логики. Преподаватель был замечательный. Поклонник Ушинского А. Д., он пользовался в преподавании наряду с другими пособиями <книгой> Ушинского «Человек как предмет воспитания» и рекомендовал ее воспитанникам семинарии. При всех положительных качествах как педагога он, однако, проявлял себя в руководстве семинарией как махровый монархист и церковник. В начале недели, после утренней молитвы, обязательно исполнялось «Боже, царя храни». Со слезой на глазах он рассказывал о святости попа Ивана Кронштадского, который, якобы, по народным поверьям, обладал всемогущей целительной силой».
Переведя во второй половине 1911 г. семинарию в Новониколаевск, Сироткин в 1912 г. принял должность начальника Радомской учебной дирекции Варшавского учебного округа. Вряд ли решение перейти в совершенно чужой для него регион было обусловлено какими-то иными соображениями, кроме карьерных, и при первой же возможности, С.Г. вернулся в родной для него Оренбургский учебный округ, будучи 23 июня 1913 г. назначен директором народных училищ Оренбургской губернии. Здесь ему пришлось тесно взаимодействовать с окружным инспектором Михаилом Алексеевичем Миропиевым, видным миссионером и востоковедом, ведшим всю издательскую деятельность округа.
31 мая 1915 г. С.Г. сам был назначен окружным инспектором Оренбургского учебного округа и переехал в Уфу, где располагалась канцелярия попечителя. В новой должности С.Г. мог бы считалься формальным начальником своего зятя, однако, в отличие от него, чина д.с.с. он так и не получил.
Февраль 1917 г. решительно изменил перспективы всех ранее упомянутых лиц. «Демократические реформы в области образования, проводимые Временным правительством, нашли свое отражение и в Уральском регионе. Своим распоряжением от 19 марта 1917 г. управляющий Оренбургским учебным округом М. Миропиев разрешил беспрепятственный прием в учебные заведения бывших учащихся, «понесших наказания по политическим и религиозным делам как в административном, так и в судебном порядке» [ГАСО. Ф. 2. Оп. 1 Д. 76. Л. 36]. Также при приеме в учебные заведения отменялось требование представления сведений о политической благонадежности. В распоряжении от 23 марта 1917 г. указывалось, что «лица педагогического персонала учебных заведений всех типов ведомства Министерства народного просвещения, устраненные при прежнем режиме за политическую деятельность, подлежат беспрепятственному допущению к преподавательской деятельности в случае возбуждения или ходатайства об этом и при наличии соответствующих вакансий» [Там же. Л. 39]».
Однако, «понесшие наказание», «устраненные» и просто активные товарищи не умедлили продемонстрировать у кого теперь ружьё. «На заседании Учительского союза 26 марта 1917 г. был поставлен вопрос о выборности всех административных лиц в Оренбургском учебном округе. Для решения этого вопроса в ближайшее время предлагалось организовать учительский съезд в Уфе. Однако главным вопросом обсуждения стала деятельность директора народных училищ А. П. Раменского, который занимал эту должность уже более 27 лет …
Когда в марте 1917 г. общественная жизнь в городе забурлила, деятельность А. П. Раменского стала восприниматься как явление старого монархического порядка. Большинство учителей рассматривали А. П. Раменского как консерватора, мешающего преобразованию школьного дела. … А. П. Раменскому были высказаны серьезные претензии. В годы революции (1905-1907) лучшие народные учителя были отстранены от работы. Были случаи преследования учителей, некоторым педагогам пришлось уступить служебное место родственникам Раменского . В итоге собрание постановило удалить А. П. Раменского с поста директора народных училищ. В постановлении собрания было записано: «Удаление А. П. Раменского не кара и не суд. Устранение есть акт общественной необходимости, Раменский не может искренне работать на пользу нового строя». В итоге при голосовании за отставку А. П. Раменского выступили 95 человек, восемь человек - против и 21 человек воздержался [ГАПК. Ф. Р-119. Оп. 1. Д. 154. Л. 57, 22.]
Лично А. П. Раменскому была послана гневная телеграмма следующего содержания: «…в виду вредного характера Вашей деятельности в деле развития народной школы, общее собрание Пермского Учительского союза предлагает Вам подать в отставку» [Уральская жизнь. 1917. 15 апреля. С.3.]; такие же телеграммы получили окружные инспектора С. Г. Сироткин и М. А. Миропиев [Вестник Пермского края. 1917. № 13.]». Неприязнь пермских активистов к Раменскому и Сироткину была, очевидно, обусловлена их позицией в годы первой революции, а служивший в те годы в Закавказье Миропиев попал в кампанию к ним, полагаю, как временно управляющее округом лицо, и просто значительная в сфере народного образования персона.
Были попытки начать в печати кампанию диффамации учителей, входивших ранее в «Общество учителей и законоучителей начальных училищ», поддерживающее пермскую дирекцию и лично Раменского с Сироткиным в годы революции 1905-1907 гг. Вспомнили А.П. и его препятствование превращению упомянутого выше «Общества вспомоществования …» в политическую организацию. При этом Раменского под кличкой «Пахомыч» выставляли олицетворением косности и заскорузлости - «жандармом м.н.п. старого строя», а Сироткина попросту активным врагом всех добрых учительских начинаний, характеризуя его, как «одного из видных мракобесов и гасильников народного образования», «мертвящее иго» которого над учителями было свергнуто лишь революцией.
«Телеграмма была отправлена и министру А. А. Мануйлову с предложением принять меры в отношении полной реорганизации окружного управления и введения нового управления на началах коллегиальности. Вопрос о перевыборах директоров и инспекторов временно предлагалось возложить на педагогические корпорации учебных заведений, родительские комитеты и попечителей, субсидирующих школы [ГАПК. Ф. Р-119. Оп. 1. Д. 154. Л. 74.]». Тем не менее, региональную истерику в министерстве проигнорировали, предложив дождаться изменения общеимперских законов и она постепенно сошла на нет, особенно, когда восстановленный ВУС поставил перед своими региональными отделениями практические задачи. Однако, и Раменский, и Миропиев, и Сироткин ушли в ближайшие месяцы в отставку перед лицом явно выраженного недоверия.
Судьба двух первых известна. О дальнейшей жизни С.Г. Сироткина я, на данный момент, к сожалению ничего не знаю.