Светомир князь Ростиславич, потомок Святейшего Иоакима
… по свидетельству покойного Савельева-Ростиславича, мы, русские, под именем вандалов и готов завоевали Италию, под именем саксов завоевали Британию
// Н.Г. Чернышевский. 1862
В какой момент своей недолгой, но заметной, литературной карьеры Николай Васильевич Савельев надумал реконструировать прадеда своего, асессора Акима Савельева, в Святейшего Патриарха Иоакима Савелова установить сложно. Выраженное недовольство своим происхождением из «осьмиклассных дворян» (III ч. Московской ДРК 1794) юный критик и публицист открыто демонстрировал уже в самом начале своей творческой жизни. Очевидным, если не вопиющим, примером этого является его полное имя, которое приводится в словаре Плюшара в разделе «Сокращения имен гг. редакторов и сотрудников, которых статьи помещены в IX томе» к криптониму Н. В. С.: Николай Васильевич Савельев (Александр Непомук Николай Мария Буривой Венцеслав Светомир князь Ростиславич) (см.: Энциклопедический лексикон Плюшара. Т. IX. 1837)1.
Замечу, что среди иных «гг. редакторов и сотрудников» в списке криптонимов П.А. Плетнев, В.Ф. Одоевский, Д.И. Языков и прочие литераторы, мнение коих могло быть для 22-хлетнего вчерашнего студента небесполезным, а по сему такая решительность Савельева несколько обескураживает и вынуждает думать о нём совершенно определённым образом. Нетрудно представить, какие мысли должны были обуревать человека, рискнувшего именовать себя «Мария Буривой» и, надо признать, что дальнейшая деятельность молодого журналиста эти представления полностью оправдывает. Однако, публикация означенного выше «титула», полагаю, осталась эксклюзивом - то ли Савельеву кто-то посоветовал поубавить прыти, то ли другие редакторы подобных словарей были более внимательны и ответственны - в дальнейшем, до середины 40-х гг., в Военно-энциклопедическом лексиконе, где Николай Васильевич активно сотрудничал, криптоним его раскрывался обычным его именем, так же подписывались и публикации в периодических изданиях.
Лишь с 1845 г., с публикации «Славянского сборника», Савельев стал везде решительно добавлять к своей фамилии «когномен» Ростиславич и изменил криптоним на Н. В. С.-Р. Публикации 1845 г. маркируют середину творческого пути Савельева и апогей его литературной известности. Некогда приятель В.Г. Белинского и Н.А. Полевого, Савельев к тому времени был, образно говоря, лицом «Маяка» и оценивался теми и другими весьма эмоционально и прямо противоположно2.
Мотив, названный Савельевым в качестве побудительной причины к написанию сочинения о Дмитрии Донском - «смыть пятно, несправедливо наложенное» может, с известной долей условности, быть распространён и на мотивацию его творчества, как такового, в коем предметом «смывания пятен» выступали как славяне вообще, так и их конкретные известные представители, включая весьма почитаемого Савельевым Петра Великого, которому «Мария Буривой» имел прихоть приписывать нелюбовь к иностранцам. Лиц, «пятнающих» объекты поклонения Савельева, он, год от года, карал словом всё строже и строже, ибо, по словам А.Н. Пыпина, «школы, подобные школе Савельева, имели всегда дурную замашку давать литературным вопросам полицейский оборот, и, выдавая свои мнения за патриотические, представлять мнения противников, как недостаток патриотизма, а то и как прямую измену» [Пыпин 1890: 366].
1Степина М. Ю. Н.А. Некрасов в русской критике 1838 - 1848 гг. : диссертация ... кандидата филологических наук : 10.01.01 [Место защиты: Ин-т рус. лит. (Пушкин. Дом) РАН]. - Санкт-Петербург, 2013. С. 28. Она же обращает внимание, что в статье о Н.В. Савельеве в словаре «Русские писатели» эти сведения отсутствуют (Галкина Е. С., Колиненко Ю.В. Савельев-Ростиславич Николай Васильевич // Русские писатели: Биографический словарь / Гл. ред. П. А. Николаев. М., 2007. Т. 5. П-С. С. 430-432).
2Белинский В.Г. Славянский сборник Н. В. Савельева-Ростиславича // «Отечественные записки», 1845, т. XLI, № 8, отд. V «Критика», с. 23-48; Об исторических трудах (1837-1845) Николая Васильевича Савельева-Ростиславича, состоящаго при Военно-учебных заведениях. [б.г. ], 21 с.; Матеріалъ для біографіи Савельева-Ростиславича въ разборѣ Е. И. Соловьевымъ его книгъ: Тертуліанъ и его вѣкъ, Болгаринъ Вас. Евстафьевичъ Априловъ // Сын Отечества. Апрель 1849. Кн. IV. С. 1-33.
Кроме апогея «литературной борьбы», 1845 г. был ознаменован другим замечательным событием в жизни 30-тилетнего публициста - в октябре месяце «учитель 3-го р<азря>да Пажескаго Е.И.В. корпуса»3 Николай Васильевич Савельев женился. Избранницей его стала Любовь Ильинская, сирота, дочь умершего ещё за двадцать лет до того надворного советника Авенира Яковлевича Ильинского, внучка тайного советника Александра Ивановича Арсеньева, также уже покойного. В метрической записи о венчании, несомненно с собственных слов жениха записано, что он не «Савельев», а «Ростиславич». Это свидетельствует в пользу того, что «Мария Буривой» перманентно пребывал в мыслях Николая Васильевича, хотя, до времени, и в латентном виде.
3Сразу после выхода из университета действительным студентом в 1836 г., Савельев преподавал историю в частном мужском благородном пансионе Франца Кистера и Екатерининском институте благородных девиц. В 1839 г. он переехал в столицу и поступил на службу в ведомство Военно-учебных заведений, став учителем в Пажеском и Павловском кадетском корпусах.
Создание своей семьи, получение имения в наследство за женой, предстоящее рождение детей (действительно, состоявшееся в свой срок), подвигли Савельева на актуализацию его «родовой памяти» в печатной форме. Он, однако, интуитивно понимал, что легализация подобных сведений будет более успешна, если выполнить её через посредника и обрёл такового в лице Н.В. Елагина, бывшего кавалерийского офицера, а в то время сотрудника Археографической комиссии, ещё не успевшего прославиться, как цензор-обскурант, но уже подававшего надежды. Летом 1847 г. тот опубликовал под криптонимом Н. Е-нъ в нескольких выпусках «Северной Пчелы» (№№ 133-136) обширный очерк-панегирик о патриархе Иоакиме, в начале коего, сетуя на то, что его герой доныне не предстал ещё в том блеске и славе, которых заслуживает, добавлял, что «долг сей лежит на потомке Святейшего Иоакима, нашем известном писателе Н.В. Савельеве-Ростиславиче, уже восемь лет занимающимся Историею первых трёх Государей из дома Романовых, собравшем весьма много чрезвычайно важных памятников той эпохи, и сообщимшему автору сей статьи некоторые весьма любопытные и доныне неизвестные акты XVII и XVIII веков» [Северная Пчела 1847 №133: 531]. Сам Савельев, несколько лет спустя, писал про сотрудничество с Елагиным, что сообщил «ему изъ нашего фамилънаго архива материалъ для описанiя последняго возстанiя болгаръ противъ турокъ въ жизни патрiархa Iоакима» [Шишманов 1926: 29].
Описание это [Северная Пчела 1847 №134: 539-540], на мой взгляд, представляло собой типичную родовую легенду о происхожение предков некой благородной семьи, которую Елагин, разве что, разбил на фрагменты между основным текстом и примечаниями. Поскольку судьба её, особенно в части «описанiя последняго возстанiя болгаръ» была несравнимо более благоприятной, чем судьба иных литературных трудов Савельева, позволю далее пересказать её своими словами и в меру своего понимания.
Итак, «спала князю на ум охота» соединить под властию Патриаршего престола Московского и всея Руси, как основанного первозванным братом верховного Апостола, камня Христовой Церкви, всех православных наших единоплеменников. Вдохновлённый полным успехом перевода Киевской митрополии под свою юрисдикцию, что было, разумеется, исключительно его заслугой, Иоаким возжелал большего. Потворствовал сему тусовавшийся в Москве молодой болгарин Ростислав, аттестовавший себя единственным потомком государей Болгарских, а именно царя Ивана Страшимира, чему Патриарх, человек опытный, но добрый, тут же и поверил настолько, что помолвил с «царевичем» свою племянницу, Марью Владимировну Дубровскую. Ростислав сулил привести под благословенную патриаршию длань не только болгар, волохов и молдован, но и сербов с черногорцами, на что владыка его и благословил.
Вместе с Ростиславом, весной 1686 г., на Балканы отправился брат его невесты, Савелий Дубровский, коему предписывалось выяснить у Патриарха Константинопольского не отдаст ли он всё добром степень готовности передать под юрисдикцию московского коллеги православные Балканы. По всему, грек бы и не стал упрямиться, ибо известна особая теплота восточных патриархов друг к другу в этом отношении, ярко проявившаяся и в истории с Киевской митрополией 4. Однако вмешались злодейка Софья с Голицыным, заключившие 26 апреля 1686 г. «Вечный мир» с Польшей, из-за чего Москве пришлось рвать мир Бахчисарайский с турками и готовиться к войне 5.
Дубровский прибыл в Константинополь, как раз, когда там узнали об этом и, не добравшись до дома Патриарха, едва спасся от разъярённой черни, которая преследовала его с криками «Держи Грибоедова!» едва ли не до Адрианополя, где он остановился перевести дух. Между тем, Ростиславу тоже не везло. Некий грек продал туркам тайну его прибытия и намерения, в результате чего сторонники потомка царя Страшимира свернувшей с дороги на Польшу турецкой армией были перебиты, Тырново разрушено и заселено греками. Ростислава это не остановило, он пробрался в тырновский Кремль и поднял там Андреевский флаг восстание, которое, по очевидным причинам не задалось и через некоторое время «царевич» с остатками своих людей эвакуировался оттуда в Рильский монастырь, чему турки не препятствовали, видимо, чтобы посмотреть, что будет дальше.
Тем временем, Савелий Дубровский, отчаявшись стать дипломатом, решил проявить себя, как воин, вышел на дорогу с плакатом «Долой Османов!» собрал отряд в 4 тысячи человек (у стен Адрианополя, где находился двор султана и янычары) и по горным тропам (250 км) пробрался в Габрово 6, где тоже поднял восстание, завершившееся аналогично выступлению самого Ростислава, после чего с остановкой в Средеце, в коем состоялась последняя битва с турками, израненный Дубровский был доставлен в тот же Рильский монастырь, где воссоединился со своим будущим зятем. Оправившись от ран и избегнув множества опасностей оба родственника Патриарха Иоакима вернулись в 1689 г. в Россию, сообщить Святейшему, что Балкан православных он не получит.
Тут-то и произошло то, ради чего писалось всё предыдущее - бывший князь Тырновский женился на племяннице Патриарха, получил по его ходатайству село Толочаново в Смоленской губернии, после чего он (как водится на Руси) принял фамилию жены, потомки же его именовались Ростиславичи-Дубровские. Савелий, шурин его, получил деревню Юрьево под Москвой, сыновья его (что во времена Петра было обычным делом среди служилых «по отчеству») взяли себе в честь отца фамилию Савельевы.
И самое главное, сто с лишним лет спустя, в 1814 г. браком Василия Степановича Савельева с Екатериной Ивановной Дубровской (последней представительницей рода Ростислава) вновь соединились две линии потомков Святейшего Патриарха Иоакима. Собственно же фамилия Савелов уцелела в боковой отрасли Иоакимовой (т.е. среди многочисленных потомков трёх его родных братьев - двух окольничьих и думного дворянина).
Как уверял Елагин со слов Савельева, источником всего выше изложенного был «Хронограф, сиречь Временник, собранный повелением Всероссийского Патриарха Иоакима» и жалованные грамоты царей Петра и Ивана Алексеевичей на поместья в Толочаново и Юрьево. Этот хронограф в основании почти одинаков с Летописью Никоновской, хотя во многих местах гораздо кратче; но любопытны тут разные дополнения, заимствованные составителем из рукописей, привезённых бывшим князем Тырновским из Рильского монастыря. Ни хронографа, ни грамот никто никогда (включая, полагаю, и Елагина) не видел.
4Апогей её, на самом деле, пришёлся как раз на начало экспедиции Ростислава и Савелия. Основным инструментом достижения успеха было давление турецкого правительства, а также обильный поток золотых монет и соболей.
5Турки узнали об этом только осенью 1686 г., когда договор ратифицировал вернувшийся из похода на них же Ян Собеский, тогда же русские открыто начали готовить военную компанию против Крыма.
6Повествование можно понять и так, что у Габрово Дубровский нагнал отступавших защитников тырновского Кремля, сопровождавших раненого Ростислава. Габрово - родина В.Е. Априлова (см. ниже) и этим, видимо, мотивировано его появление в рассказе.
Опубликованный Елагиным 7 и Савельевым сюжет приобрёл статус достоверного постепенно. Поначалу, читатели, особенно специалисты, высказывали очевидную осторожность и скепсис. Так, В.И. Ламанский двадцатью годами позднее писал: «Относительно разгрома, или по крайности, сильнаго удара, постигшаго Болгарскую іерархію, собственно въ Терновской митрополіи, имѣется другое извѣстіе, болѣе любопытное и важное, но къ сожалѣнію, понынѣ, сколько мнѣ извѣстно, совершенно не разъясненное. Разумѣю извѣстіе, сообщенное Н. В. Савельевымъ-Ростиславичемъ въ его статьѣ о патріархѣ Іоакимѣ, въ которой онъ говоритъ объ участіи послѣдняго въ любопытномъ Болгарскомъ заговорѣ и о возстаніи, произведенномъ въ Терновѣ около 1686 года какимъ-то Болгариномъ, выдававшемъ себя за потомка Болгарскихъ царей и у насъ въ Москвѣ принятомъ за таковаго. Нельзя не пожелать, какъ въ интересахъ Русской, такъ и Болгарской исторіи, и вообще псторіи восточнаго вопроса, чтобы кто-нибудь изъ нашихъ ученыхъ въ Москвѣ занялся розысканіемъ подлинныхъ документовъ и вообще разъясненіемъ этого темнаго дѣла 8 … У Соловьева (Исторія Россіи, т. ХIV) мы не находимъ объ этомъ ни слова; если бы почтенный авторъ встрѣтился съ документами относительно плана Иоакима о подчиненіи Терновской митрополіи Московскому патріаршеству, то онъ, конечно, не преминулъ бы сказать объ этомъ, по важности дѣла самого по себѣ и по вѣроятной въ такомъ случаѣ связи его съ дѣломъ о такомъ же подчиненіи Кіевской митрополіи (т. ХIV, стр. 26 и сл.) и даже съ Крымскимъ походомъ князя Голицына» [ЖМНП август 1869 том 145 стр. 118-119]. Однако, «церковные писатели», вроде М.В. Толстого (1870) и архимандрита Арсения Иващенко (1871), отнеслись к сообщению с полным доверием, пересказывая его без оговорок.
В 1882 г. сообщение мельком пересказал известный славист М.С. Дринов, а в 1899 г. так же без оговорок история про тырновское восстание была изложена в серьёзном исследовании П.А. Сырку 9. В самой Болгарии сообщение Елагина, кажется, стало известно существенно позже, когда Иван Шишманов привёл его в своей статье о Василии Априлове и Савельеве-Ростиславиче 10, с явно выраженным скепсисом охарактеризовав утверждение о происхождении Савельева от патриарха Иоакима и болгарских царей как «куриезния фактъ» и сославшись на В.Н. Златарски, вообще не признававшего тогда возможность особого восстания в Тырново в указанное время и находившем имя Ростислав несуразным для болгарина. Тем не менее, следующие за Шишмановым болгарские авторы цитировали историю вполне сочувственно (их, понятно, интересовал не Иоаким и его планы, а описание самого востания в Тырново), а после 1945 г. история стала общим место и в болгарских, и в советских исследованиях. После того, как Н.С. Державин поместил её в своей «Краткой истории Болгарии», все советские авторы «историй Болгарии» (П.Н. Третьяков, Г.Г. Литаврин) неизменно делали то же самое, «второе Тырновское восстание 1686 г.» вместе с Ростиславом попало в БСЭ, СИЭ, множество научных монографий … В 1979 г. в справочнике о славяноведении в императорской России Савельев был прямо назван потомком Ростислава Страшимировича.
7Это тот самый Елагин, под редакцией которого в 1864 году в Санкт-Петербурге вышло историческое описание Валаамского монастыря, легализовавшее выдумки А.И. Сулакадзева о Сергии и Германе.
8Нелепость самой постановки проблемы в версии Елагина следует из его же собственного текста, поскольку несколькими абзацами ранее он справедливо указывает, что грамоты восточных патриархов о передаче киевской митрополии в юрисдикцию патриарха московского были получены только в начале 1687 г. Савельев, похоже, отождествлял дату поставления Гедеона Четвертинского в митрополиты в ноябре 1685 г. с этим событием. Между тем, поставление Гедеона осуществилось по инициативе московского правительства (а, разумеется, не по личному почину Иоакима), только после неудачного посольства к константинопольскому патриарху зимой 1684/1685 гг. Тогда же, в ноябре 1685, в Турцию отправились царский гонец Никита Алексеев и гетманский посыльщик Иван Лисица с целью легализации уже принятого решения. Весной 1686 г., они добрались до Адрианополя, в апреле добились согласия верховного визиря, после чего, в мае, своё согласие дали и восточные патриархи, что было подтверждено собором в июне того же года и московские посланцы получили соответствующие грамоты, с которыми отправились обратно, причём были задержаны ханом в Очакове с августа до ноября. Вся более чем годовая экспедиция Алексеева и Лисицы подробно документирована. История, рассказанная Савельевым, должна была развиваться параллельно ей, что представляется совершенно абсурдным. Не обсуждая странность самой идеи о передаче под церковную юрисдикцию Москвы обширных территорий соседнего, обычно враждебного ей, государства, отмечу, что Иоаким никак не мог начать свой проект до завершения предыдущего, т.е. до начала 1687 г. А к этому времени подобная идея была бы совершенно бессмысленной, поскольку на Украине уже открыто собирались войска для Крымского похода и турки пеняли константинопольскому патриарху на собственное же решение. Очевидно, что восточные патриархи согласились на передачу Киевской митрополии Москве под жёстким давлением турок, искавших в сложной для себя ситуации сохранения мира с Русским государством. См. Каптерев Н. Ф. Сношения Иерусалимского патриарха Досифея с русским правительством (1669-1707). М., 1891. С. 72-81; Терновский С. Исследование о подчинении Киевской митрополии Московскому патриархату. Киев, 1872.
9К истории исправления книг в Болгарии в XIV веке : Исслед. П. Сырку. Т. 1- Время и жизнь патриарха Евфимия Терновского. - Санкт-Петербург : тип. Акад. наук - 1898 (обл. 1899). С. 392-393.
10Шишманов И.Д. Априлов и Н.В. Савельев-Ростиславич // Сборникъ на БАН. Книга 21: Нови студии изъ областьта на българското възраждане: В. Е. Априлов, Неофит Рилски, Неофит Бозвели. София: Печатница и букволеярница П. Глушков, 1926. С. 5-32.
Определённый скепсис, конечно, имел и имеет место, прежде всего у болгар. В 1963 г. Иван Снегаров прямо называл Ростислава «мнимым» потомкам царей Шишманов и сомневался в реальности самой истории, указывая, что прототипом её могли послужить события Тырновского восстания 1598 г. под предводительством Тодора Балины, когда восставшие действительно водили с собой человека, которого выдавали за потомка болгарских царей. Другие исследователи, сомневаясь в достоверности рассказа, рассматривают события в Тырново, как «красивую легенду», служащую политическим интересам России в XIX веке и предлагают в качестве возможного прототипа иные выступления болгар против турок, близкие по времени (например, Марино восстание 1700 г. с центром в Лясковском монастыре близ Арбанеси, относительно недалеко от Тырново). Наконец, и российские исследователи признают легендарный характер сообщения о Тырновском восстании 1686 г., поскольку оно «основывается на не слишком достоверном российском источнике - статье дальнего потомка патриарха Иоакима из дворянского рода Савельевых-Ростиславичей, занявшегося генеалогическими изысканиями». Уточню, выдумано не только «восстание», выдуман и сам род «Савельевых-Ростиславичей» и его «происхождение» от патриарха Иоакима.
Прослеживаемый по источникам родоначальник семьи Н.В. Савельева, прадед его, Правительствующего Сената канцелярист Еким (Аким, Иоаким) Савин сын Савельев 11, купил летом 1733 г. у стряпчего Степана Прасолова двор «в приходе церкви Николая Чудотворца, что на Песках», «в переулке, которым ездят в Трубники», где и жил в дальнейшем с супругой своей, Анной Ивановой дочерью. К концу карьеры, в 1763-1770 гг. А.С. Савельев занимал относительно заметную должность коллежского асессора Розыскной экспедиции при Московской губернской канцелярии. Статус канцеляриста, в коем Аким Савельев показан в начале своей карьеры, не свидетельствует в пользу принадлежности его к потомственным дворянам, что подтверждает и запись сына его Степана с семьёй в III-ю часть ДРК в 1794 г. Степан Акимович пошёл по стопам отца - в 80-е он показан секунд-майором в Московской полицмейстерской канцелярии, а в 90-е коллежским асессором и заседателем Верхнего Земского суда во 2-м Департаменте. Отец Н.В. Савельева - Василий Степанович продолжил семейные традиции - в 1811-1813 гг. он был заседателем в Дмитровском земском суде, в 1822-1824 - надзирателем Клинского уездного правления питейного сбора, в 1829-1830 г. вновь служил заседателем Дмитровского земского суда.
Родившийся 14 мая 1815 г. Николай был старшим сыном В.С. Савельева и его супруги Екатерины Ивановны Дубровской, которая (вопреки утверждениям сына 12) и была владелицей деревни Юрьево на Клинском тракте в Дмитровском уезде. Это небольшое, в семь душ, имение было продано И.М. Снегиреву в сер. 20-х гг. Е.И. Савельева скончалась в 1832 г., когда её старший сын Коля ещё учился в 1-й Московской гимназии, а второй сын - Володя - в кадетском корпусе.
Десять лет спустя после смерти жены, в 1842 г. отставной коллежский советник В.С. Савельев жил в приходе храма Николы в Плотниках, в Кривоарбатском переулке, в доме Ильиной.
Вернёмся к «Ростиславичам». Понятно, что все предки Н.В. Савельева по линии отца были просто «Савельевы», на звучный постфикс - Ростиславич - Николай Васильевич претендовал, ссылаясь на происхождение своей матери от потомка болгарских царей. Однако, никакого рода Ростиславич-Дубровских, ни в Смоленской губернии, ни где бы то ни было ещё не прослеживается, матушка Савельева была просто Дубровской и происходила не из столбовых гербоносных носителей этой фамилии, а, надо полагать, от одного из многочисленных поздних семейств этого наименования. В настоящее время, благодаря упомянутой выше работе И. Шишманова, опубликовавшего восходящее генеалогическое древо Н.В. Савельева, полученное от его внука [Шишманов 1926: 31], мы знаем несколько больше о гипотетических предках Савельева, чем было написано у Елагина. Так вот, приведя всех своих, показанных выше, предков по линии отца, Савельев не указал даже деда своего по линии матери, между «князем Терновским» и «последней в роде» зияет дыра. Это говорит о том, что либо Савельев, действительно, не знал имена этих людей, либо статус их был таков, что он предпочёл о нём умолчать.
Связующим звеном между асессором Акимом Савельевым и Савелием Дубровским на древе показан «Савва сынъ Савельевъ». Такой человек, несомненно, существовал, но именовался ли он «Савельевым сыном» и имел ли какое-то отношение к Савелию Дубровскому - вопрос. Проблема в том, что сам С.В. Дубровский, на данный момент, представляется виртуальным персонажем, равно как и его отец Владимир, и мать, показанная на древе как Мария 13.
Отмечу, что как брат 14 и племянники Николая Васильевича, так и жена и дети его, равно именовались Савельевыми. Наконец, очевидно, что и сам Н.В. Савельев в официальных документах до самого конца служебной деятельности оставался просто Савельевым, хотя с середины 40-х неизменно подписывался везде Савельевым-Ростиславичем. Но и в это время, даже близкие к Савельеву люди, продолжали называть его обычной фамилией, воспринимая «Ростиславича», как литературный псевдоним. Так он именуется в панегирической рецензии А.В. Александрова в «Маяке» в 1845 г., так называет его единомышленник, приятель и поклонник В.Е. Априлов, как в письмах, так и в двух завещаниях, исполнение которых душеприказчиками и вызвало переписку, которая позволила прояснить обстоятельства последних лет жизни Савельева, ибо он исчезает с литературного горизонта после 1848 г. вплоть до своего некролога.
11Поскольку имя Сава может быть производным от имени Савелий, нельзя исключить, что Аким Савин сын был первым носителем фамилии Савельев в своём роду.
12Согласно рассказу Н.В. Савельева, потомки Ростислава (т.е. предки его матери) должны были владеть селом Толочановым в Смоленской губернии. Единственное Толочаново, которое удалось обнаружить, находилось к югу от Москвы, на Каширском тракте. Вне всякого сомнения, название села происходит от известных в XVII в. служилых «по отчеству» Толочановых, которые, видимо, были основателями и владельцами села. В 1812 г. село принадлежало Шелиховым.
13Пара Владимир Дубровский и Маша у меня навязчиво ассоциируется с романом Пушкина, опубликованном в 1841 г. и бывшем в то время популярным. Л.М. Савелов, положивший много труда на сбор и обобщение материалов о своём роде, составивший родословие фамилии Савеловых, упомянул безымянную сестру патриарха Иоакима в браке с «Влад. Дубровским» со ссылкой на «Северную Пчелу».
14Отставной штабс-капитан Владимир Савельев, будучи по жене помещиком Вязниковского уезда Владимирской губернии, был вписан в 1850 г. во II-ю «военную» часть Владимирской ДРК. Т.е. именно в качестве штабс-капитана. Не далее, как в декабре 1849 г., В.В. Савельев похоронил отца и различные семейные бумаги в это время, несомненно, находились в его руках, поскольку старший брат уже полгода лежал в Университетской клинике Дерпта (см. далее). Очевидно, что если бы среди бумаг были жалованные царские грамоты 1690 г., Савельев был бы записан в VI часть ДРК, у него не было никаких причин избегать этого.
Переписку Савельева с душеприказчиками Априлова ...