У разбитого ушата : ... и тут наступила полная икономасия ...
В 1706 г. проректор гюстровской гимназии Фридрих Томас издал свои «Анналы Гюстрова», посвящённые истории владений князей Верль. В них он показывает знакомство с рукописями Латома и Хемница (именно так - Latomus & Chemnitius) применительно к событиям 1218 и 1270 гг., однако, предлагая свою родословную схему Мекленбургских герцогов, начинает с жившего в X веке Биллунга-Мстивоя и дипломатично указывает, что Антюр, Радагаст, Ариберт, конечно, упоминаются, но в Гюстрове не сохранилось памяти о них (Tacebimus igitur Anthyrios, Rhadagajsos, Aritbertos cæterosque Familiam hic quidem ducentes, at Memoriam Güstroviensem excedentes). Таким образом, при отсутствии «сей верной оказии» Томас был склонен вполне адекватно оценивать сведения из «мифической» родословной.
Оказия, однако, случилась десять лет спустя. В 1713 г. правителем Мекленбурга, после смерти бездетного старшего брата, стал герцог Карл Леопольд, большой поклонник Карла XII, прозванный за соответствующий стиль поведения «обезьяной Карла». Однако ко времени вступления нового герцога на престол шведский король, оставшийся без армии, мыкался по Европе, стремясь инкогнито вернуться на родину, а в Мекленбурге стоял русский экспедиционный корпус, только что намявший бока Стейнбоку. Как всякий приличный политик, Карл Леопольд тотчас решился поменять ориентацию и заручиться любовью полтавского триумфатора - царя Петра, который в тот год дважды побывал в Северной Германии. Петр любовь, из своих видов, принял, а герцог, со своей стороны, принимал в своих владениях в ближайшие годы русские войска. Наконец, в январе 1716 г. союз был скреплён браком герцога с племянницей Петра, который сам и повёл её к венцу. Русские с союзниками пытались выгнать шведских королей из Померании, которой те владели уже давно и были не прочь играть роль сюзеренов относительно близлежащих земель. У русских всё получалось, и, возможно, кому-то казалось, что они займут в тех краях место шведов.
В этих условиях и появилась «Двойная родословная» Томаса. Сомнительно, что это был заказ, скорее всего, гюстровский проректор писал из своих видов. В сложившихся условиях - Петр не только приехал выдавать замуж племянницу, но и несколько раз посетил герцогство в 1716 г., демонстрация особой связи двух правящих семей и, напротив, подчёркивание отсутствия такой связи «известно с кем» выглядели вполне актуальными. Для достижения результата Томас не только актуализировал «мифическую» родословную Латома, но и добавил из Корба Икономасию, «дочь тирана Иоанна Васильевича», «прабабку» царя Петра дабы выстроить гладкую линию преемственности поколений. Томас, впрочем, не рискнул идти вглубь «мифической» родословной, добравшись только до первого общего предка, коим оказался Ариберт I, приуроченный у Латома к 724 г., и носящий 25-й номер как в «классической» схеме, так и в схеме Латома & Хемница.
Рассказывая об этом Ариберте, Томас сопровождает своё сообщение примечанием, показывающим, как он воспринимал презентуемые им сведения [Tomas 1717. Р. 15 n. 19]:
«Поскольку эти писатели, Латом и Хемниц, основывались на бароне Герберштейне, который вывел Рюрика и его братьев вендскими князьями Вагрии, постольку они точно изучили, какие лица княжеского статуса процветали в Вагрии» (Weil denen besagten Scribenten, Latomo und Chemnitio, der Baron von Herberstein zum Grunde leigt, welcher den Rurick und seine Brüder vur Wagrische Wendishe Prinssen ausgiebt, so untersuchen sie genau, was für Fürstliche Personen damahls in Wagrien floriret).
«Поскольку в те времена ободриты в Вагрии были в большом почёте, как из-за союзов с императором Карлом, так и из-за войн с королём Готфридом Датским, такие вдумчивые авторы, как Егинхард, Регинон, Сигиберт из Жамблу, аббат Штаденский и иные писатели, описывают одни и те же лица и события, чтобы прояснить историю этого древнего племени. Все они были изучены, равно как Хусан, Вагнер, Спангенберг и иные новые хроники» (Als nun die Obetriten zu der Zeit uber Wagrien geharrschet, und wegen der mit dem Kauser Carolo M. getroffenen Bündnissen, aus wegen des mit Könige Gottfrieden in Dennemarck geführten Krieges in grossem Ansehen gewesen, so suchten gedachte Auctores aus dem Eginhardo, Reginone, Sigeberto Gembl. Abbot Stad. und anderen dergleichen Scribenten, deroselben Nahmen und Thaten hervor, um also diesem alten Geschlechte desto mehr Licht zu geben. Sie nahmen dahen zu Hülffe, was beum Husano, Wagnero, Spangenbergio und andern neuen Chronicanten anzutreffen war).
«И вот, наконец, они <Латом и Хемниц> нашли кажущуюся и вероятную генеалогию, которую мы хотели бы извлечь из Genealo-Chronico Латома, а именно из первого и второго Артикула (единица деления текста в сочинении Латома), и показать здесь» (Und also funden sie endlich eiue gar scheinbahre und probable Genealogie, welche wir aus des Latomi Genealo-Chronico, und zwar aus desselben ersten und andzsu Articul, fürsslich heraus zichen und vollenkommen hieher sessen wollen). Курсив Томаса, по сути, представляет собой цитату из Латома, эту оговорку многие цитаторы традиционно делали и позднее.
Казалось бы, автор вполне осознаёт условный характер сведений, которые он представляет, тем не менее, в основном тексте как аутентичные сведения источников, имея в виду, впрочем, в данном случае, не столько исследовательские, сколько панегирические задачи. У Томаса объявился оппонент, придворный проповедник вдовствующей герцогини и известный местный церковный историк Георг Фридрих Штибер. Томас отнёсся к критике довольно болезненно и оба учёных обменялись парой длинных и язвительных рассуждений, имеющих отдельное значение в качестве эпизода в истории зарождающейся немецкой славистики.
По ходу полемики резко изменилась сама ситуация: русские ушли из Мекленбурга, брак Карла Леопольда с русской принцессой оказался неудачным, Петр к своему союзнику резко остыл, в 1719 г. император Карл отстранил герцога от власти, наконец, в 1722 г. Екатерина с дочерью уехали навсегда в Россию. В том же году был опубликован написанный ранее последний ответ Штибера Томасу, весьма многословный, в котором автор, в частности, в ответ на довод оппонента, что-де Бангерт-то ссылается на Латома, цитирует характерный отзыв Бангерта: … без каких-либо признаков основы в древней истории … (Unde potissimum Genealogiam inchoabimus sunt qvi eam ab Anthyrio usque ad illum Billvngum, qvi aetate Ottonis II. vixit, enumerant, Obotritis olim imperarunt, tamen. NB & eo ordine & non plures imperasse, qvam ipsi enarrant, nullis veteris Historiae indicies conflat) и не без сарказма указывает Бангерта, как своего предшественника в части сомнений относительно «мифической» генеалогии.
В ближайшие десятилетия, вплоть до изданий Вестфалена, да и несколько позднее, немецкий учёный мир обращался к сведениям Латома и Хемница главным образом через материалы полемики Томаса и Штибера, обычно добросовестно на них ссылаясь (Чаквиц 1724, Моллер 1731, Байер 1735). Наконец, на рубеже 30-40-х гг., параллельно с началом издания Вестфаленом Monumenta inedita rerum Germanicarum praecipue Cimbricarum et Megapolensium, стали использоваться сами тексты сочинений {Например, Клювер 1739, Шрёдер 1741, Бэр 1741, в то время, как в предыдущем издании Клювера 1729, ни слова из Латома и Хемница не было, впрочем, этот автор и позднее цитирует только Хемница. Возможно, использование текстов стало актуальным именно в контексте подготовки Вестфаленом материалов для своего издания. Копий рукописи Хемница было сделано, судя по всему, гораздо больше, а напечатан он бы четырьмя годами ранее, чем Латом. Это привело к тому, что через некоторое время сюжет о братьях-варягах стали связывать скорее с Хемницем, чем с Латомом (например, Франк 1753, Хольман 1819)}, а в первой половине 40-х оба труда были напечатаны стараниями Вестфалена и, что характерно, не по оригиналам, а по рукописям давно умершего Беселина. О беселиновой рукописи Genealo-Chronicon я выше писал, ситуация с рукописями Хемница более сложна и интересна.
В 1895 г. Вильгельм Фосс, исследовавший сведения о путешествии одного из мекленбургских герцогов в XV в. в Святую Землю по разным источникам, обратился за этим сюжетом к рукописям Хемница. Помимо оригинала в Великогерцогском Архиве Шверина он рассмотрел 9 копий рукописи кон. XVII-XVIII вв. в том же архиве и ещё две в Правительственной библиотеке Шверина. Кроме того, он знал ещё две рукописи в Гюстрове и Ростоке. Сам оригинал содержит в себе четыре редакции сочинения разного времени - по мнению Фосса, 1648, 1654, 1681 и 1683 гг. Копии Фосс поделил на группы, в зависимости от использованных в них сведений разных редакций. Нам интересно, что сюжет о братьях-варягах оказался одним из маркеров второй редакции - если в первой редакции содержится текст, напечатанный у Вестфалена, то во второй весь он помечен на удаление, а вместо него предлагается короткая формулировка
«Rurich, Siwar und Truwar, Godlaibi Söhne, der Wenden und Obotriter Fürsten werden von den Russischen Stenden in Rußland zu Regenten deßelben Landes beruffen, und bekommt Herr Rurich nach Versterben seiner beiden Brüder die Regierung über gantz Rußland allein» [Wilhelm Voß: Die Pilgerreisen des Herzogs Balthasar von Meklenburg nach dem heiligen Lande 1895. P. 153]
В дальнейшем этот текст не редактировался, но лишь две копии из 11-ти воспроизводят окончательную (сокращённую) редакцию сюжета, в остальных присутствует первая редакция, что, скорее всего, говорит о том, что все они происходят от первой копии, сделанной Беселином, не захотевшим терять дополнительную информацию. Про саму копию Беселина, напечатанную у Вестфалена, Фосс пишет «Вестфален привёл в своем издании текст, который в своей первой части, несомненно, принадлежал ближе всего к нашей группе <такой-то>; но это оригинальная основа приводится в сочетании с таким количеством дополнений, что каждый из случаев необходимо отдельно рассматривать, чтобы выяснить, что следует отнести на счёт Хемница, а что на счёт его редактора. Я не верю, что редактор этой генеалогии нашел все дополнения в его <Хемница>, возможно, еще неизвестном, оригинале; Я склонен думать, что редактор имел относительно чистый текст и что все, внесённое им, сделано от себя» [Ibid. P. 168]. Полагаю, редактором, наверняка, был сам советник Беселин, подготовивший подстрочные примечания библиографического характера, которые явно ему и атрибутированы издателем. Характер редакторских правок Беселина неясен (речь у Фосса, разумеется, не о примечаниях), но к сюжету с братьями-варягами они, видимо, не относятся.
Вернёмся к сокращённой редакции. Понятно, она свидетельствует, что сюжет интересовал автора постольку поскольку. Впрочем, фрагмент текста, кратко перечисляющий первых Рюриковичей действительно выглядит неуместным в генеалогии мекленбургских герцогов, он был прерван заскучавшим автором прямой отсылкой к Хеннингсу и его удаление вполне оправдано. Другое дело, основное сообщение о братьях. Несмотря на то, что Хемниц постарался сделать его максимально общим в сокращённой редакции, в структуре его, на мой взгляд, всё равно угадывается устойчивая «основная формула» летописной легенды о призвании варягов, которую я вижу такой
И изъбрашася трие брата с роды своими, и пояша по собѣ всю русь, и придоша къ словѣномъ пѣрвѣе. И срубиша город Ладогу. И сѣде старѣйший в Ладозѣ Рюрикъ, а другий, Синеусъ на Бѣлѣ озерѣ, а третѣй Труворъ въ Изборьсцѣ. И от тѣхъ варягъ прозвася Руская земля. По дъвою же лѣту умре Синеусъ и братъ его Труворъ. И прия Рюрикъ власть всю одинъ …
Латому она досталась при посредничестве Герберштейна, оставаясь, несомненно, узнаваемой
«… Herr Rurick, Herr Sinors und Herr Treuwar, welche vielleicht des vom Denischen Könige getödteten Godlaibi söhne gewesen, zu schiffe gesetzet, und als sie in Rußland angekommen, das Fürstenthumb in drei theile getheilet baben und hat Herr Rurick Newgarten, Herr Sinar Weißensee, und Herr Truver Pleskow ein Stettlein Schwartzech überkommen, und weil zween brüder ohn erben verstorben, so sind Herrn Rurick alle Fürstenthüme in Rußland allein heimgefallen»
Структура «основной формулы», как мне представляется, неизменна и у Хемница, текст полной редакции которого выглядит зависимым и от Латома
«… Rürich, Siewar und Eruwar, die von den Russischen Stænden in Rußland beruffen und solches ihnen zu beherrschen aufgetragen worden, und hat Herr Rurich das Fürstenthum Groß-Neu-Garten, Herr Sievert das Fürstenthum Pleßkow und Herr Eruwar das Fürstenthum Bielezœr oder Weissensee bekommen, es seynd aber die beyden letzten Herren ohne Erben verstorben, und ihre Lænder in Rußland dem æltern Bruder Herrn Rurich heimgefallen»
И даже сокращённая редакция, на мой взгляд, не разрушает «основную формулу»
«Rurich, Siwar und Truwar, Godlaibi Söhne, der Wenden und Obotriter Fürsten werden von den Russischen Stenden in Rußland zu Regenten deßelben Landes beruffen, und bekommt Herr Rurich nach Versterben seiner beiden Brüder die Regierung über gantz Rußland allein»
Понятно, что тот же Томас (как и многие немецкие исследователи обращавшиеся к этим рукописям позднее) и не сомневался в зависимости текста Хемница, в том числе и в этом сюжете, от текста Латома, которому он, очевидно, отдавал приоритет Текст Хемница «скурпулёзно» воспроизводит полсотни латомовских «вендских королей», о нюансах появления которых мы говорили выше, и при описании его рукописей это обстоятельство всегда подчёркивалось именно в сопоставлении с текстом Латома. Но это лишь один пример. Текст Хемница, однако, имеет здесь и явные отличия, можно ли выяснить их происхождение?
Попробуем. Исключительно из занудства отмечу, что поскольку в сокращённой редакции оригинала, согласно Фоссу, представлен каноничный Truwar, Eruwar беселиновой копии ничто иное, как ложно интерпретированное рукописное готическое заглавное «T» {В сочинении Клювера - Trawar. Клювер полностью переписывает из Хемница фрагмент о братьях-варягах и, судя по его указаниям на особенности написания имени князя Святослава, он работал, как минимум, с двумя списками рукописи, его собственный список не был копией Беселина. Список Клювера отличается иным написанием некоторых имён}. Форма Siwar, на мой взгляд, указывает на особенности рукописного стиля Латома. В копии Беселина 1694 приводятся формы Sinors & Sinar, однако, как показано выше, текст Латома суть близкий к оригиналу пересказ Герберштейна, следовательно, автор располагал формами из изданий сочинения барона - Sinavs & Sinav. Полагаю, Беселин прочёл «галочку» v как r. Хемниц работал с рукописью Латома раньше Беселина и, видимо, совершил ту же ошибку. Кроме того, он не смог правильно прочитать символ n. Дело в том, что в готическом рукописном письме, символы v & w изображались довольно вычурно, например, вот так
. Такое изображение вполне может быть принято за n, представляется верным и обратное. Так, видимо, появился Сивар, попавший, в конце концов, к Ксавье Мармье. У французского писателя он оказывается князем Пскова, а не Белоозера, чему тоже находится соответствие в тексте Хемница.
Попытка разобраться с источником этих сведений дала несколько неожиданный для меня результат - текст Хемница оказался зависимым от Петра Петрея, уникальные формы имён и обстоятельств которого он использует. Я-то вполне готов был признать, что «труд Петрея можно уверенно исключить из числа источников Хемница» [Меркулов 2015. С. 67] в смысле текстуальных заимствований, но анализ текста Петрея убедил меня в обратном. Понятно, что петреева форма Rurich вместо латомовой Rurick не показательна, Хемниц мог и сам сделать подобное изменение, исходя из своих представлений о грамматике, однако, Ерувар оказывается князем Bielezoer - хороним уникальный для текста Петрея, Олег Святославич княжит у печенегов (Fürst über das Pizinger … Land), к которым его отправляет только Петрей, а злосчастный Игорь Старый wird gefangen und enthaupted, на чём настаивает тот же Петрей. На менее очевидных мелочах не останавливаюсь. Отмечу, что в первых двух случаях Хемниц сохраняет и формы, приводимые у Герберштейна - Weißensee & Drewlianer Land. Любопытно, что поменяв местами Псков с Белоозером, как и у Петрея, Хемниц не изменил последовательность перечисления князей и Sinavs, названный у Петрея «третьим братом» именно и только в этом случае, остался на своём месте.
Цитированный выше автор, справедливо пишет про Хемница - «весьма сомнительно, чтобы он опирался на идеи Петрея в своей «Генеалогии» [Меркулов 2015. С. 67]. Вне всяких сомнений, Хемницу не было никакого дела до «идей» Петрея, не имеющих никакого отношения к предмету его труда {Автор статьи, в другом месте, совершенно здраво пишет о братьях-варягах, что «по всей видимости, они Хемница не особенно и интересовали сами по себе» [Меркулов 2015. С. 63]. Верно, ибо он просто унаследовал их от Латома и ещё более верно, если иметь в виду сокращённую редакцию}, он попросту взял у него заинтересовавшие его сведения и, возможно, идею привести перечень потомков Рюрика, в чём, в конце концов, оказался непоследователен. Причина, по которой Хемница могли заинтересовать сведения Петрея, на мой взгляд, проста - он работал в 40-х гг. и вышедший в 1620 г. труд Петрея, человека, подобно Герберштейну, бывавшего в России и писавшего, как бы, «из первых рук», представлялся свежим и актуальным, а приводимые им сведения более точными {С учётом мнения Фосса, не имея доступа к оригинальной рукописи Хемница и допуская, что список Клювера сделан всё-таки с Беселиновой копии, можно предположить, для большей корректности, что все заимствования из Петрея принаджежат Беселину, редактировавшему будущий печатный вариант сочинения Хемница. Но что тогда останется? Точная цитата из Латома, следы которой сохраняются и сейчас?}.
Творческий метод Хемница был сполна, как мне кажется, охарактеризован им самим в предисловии, перевод которого помещён в указанной статье [Меркулов 2015. С. 55-57]. Парадоксально, что ни сам автор статьи, ни его рецензенты не придают этому весьма характерному тексту особого значения.
Перевод, на мой взгляд, не везде точен, но реальному смыслу текста это особо не вредит, даже там, где, как мне кажется, сознательно выбирался менее очевидный вариант. Указав благосклонному читателю, что начинает родословие с Антюра, Хемниц признаёт, что за временнóй глубиной и подробностью его сведений, иные сочтут его несерьёзным, косвенно указывая на очевидное бангертово nullis veteris Historiae indicies conflate. Но меня это не смутит, продолжает он, и пусть читатель (благосклонный) не удивляется этому, ибо рассмотрев Methodum {Латинский термин, видимо, оставшийся не выделенным в тексте, вопреки обыкновению. По сути, лаконизм, позволивший автору избавиться от фразы вроде «характер работы над своим сочинением», «подходы, использованные в книге» и т.п. В общем, «посмотрел я, как пишут другие»} всех писателей, бывших у меня под рукой, я за кем последовал, а кого, по необходимости, и дополнил или исправил. Далее, указав источник своего вдохновения, о коем мы поговорим ниже, Хемниц выражает надежду, что в дальнейшем ему удасться использовать в работе {Речь, видимо, о грядущей «Мекленбургской Хронике», две рукописные книги которой, доселе неизданные, датируются 1670 г.} подробные древние хроники, ибо «сейчас приходится подобно слепцу двигаться на ощупь».
По сути, автор признаётся, что, не имея под рукой ничего стоящего для дела легализации Антюра, отредактировал «на ощупь» труды предшественников. Признание Хемница не должно удивлять, ибо в условиях тогдашней ограниченной грамотности он обращался, по преимуществу, к своим же коллегам, откровенно морочить которых было бы некрасиво. Примеры дополнений и исправлений Хемница видны и в рассматриваемом нами фрагменте текста: он добавляет, например, известных по Фульденским анналам Гостомысла (844) и Табемысла (862), приписывая, однако, первого к Цедрагу, а второго к первому, что никакими источниками не подтверждается. Об исправлениях в рассказе о братьях-варягах сказано выше, дополнение же, поначалу сделанное здесь Хемницем - перечень первых потомков Рюрика, было им затем отвергнуто.
«Некий документ 1418 года» [Меркулов 2015. С. 60], давший Хемницу уверенность в праве дополнять и исправлять своих предшественников, ничто иное, как письмо гавельбергского епископа Отто фон Рора императору Сигизмунду от 4 мая 1418 г., подтверждающее право представителей семейства Верль именоваться «князьями», а не просто «господами», как было дотоле. Этот пергаменный лист лежит в шверинском архиве по сию пору, на нём подпись Отто, печать фон Роров, запись нотариуса - всё как положено. Епископ пишет, что по поручению Балтазара фон Верля, правителя Верля, Гюстрова и Варена, служащие двух монастырей - Добертина (так! не Доберана) и Нойенкампа, представили ему книги, написанные старым письмом и содержащие die Chronik der ehemaligen Könige (regum), Häuptlinge (regulorum) und Fürsten (principum) der Wenden, перечисление племён, которыми названные управляли, описание их владений, откуда и следует, что предки Верлей принадлежали к королевскому роду (de regia stirpe) и ныне здраствующие представители семьи являются их потомками по прямой линии и, следовательно, имеют право пользоваться титулом принцев [Lisch 1846. P. 5, 330-332].
Письмо решало совершенно практическую задачу - повышение общественного статуса, что важно и для всякого человека, а, тем паче, живущего в социуме, исповедующем богоданный характер социальных страт. Конечно, ссылка на происхождение от полководца Александра Македонского, прибывшего из Малой Азии, не вызвала бы в императорской канцелярии ничего, кроме насмешки - люди того времени были суеверны, но отнюдь не доверчивы. Речь шла максимум о современниках Оттона Великого и Генриха Льва, т.е. заведомо исторически достоверных персонах, коих названные и признавали в перечисленных выше статусах. Посему, за древнюю хронику вполне сошёл бы список Славянской Хроники Гельмольда либо ритмической хроники Эрнста фон Кирчберга (1378), пусть более новой, но зато немецкоязычной и прямо гласящей Nyclod, der waz zu den cziden groz konig in Obotriten. Лиш, впрочем, сомневается, что придворная хроника Кирчберга могла храниться в монастыре и склонен считать обе названные хроники утраченными [Lisch 1846. P. 5-6] {Отмечу, что утверждение автора статьи будто Хроники из письма епископа «это генеалогии доберанского и пархимского монастырей», не соответствует тексту Лиша (специально означенным генеалогиям посвящённому), на которого автор тут же и ссылается [Меркулов 2015. С. 63]}.
Учитывая сказанное, мне сложно представить, что такой опытный юрист, как Хемниц мог питать иллюзии относительно содержания хроник, его апелляция к пергаменному письму в большей степени маркирует рубеж, далее которого ему не удалось зайти в поисках первоисточников. Если вернуться к нашему локальному сюжету, приходится признать, что его источниками являются именно названные в подстрочных примечаниях сочинители - Герберштейн, Петрей и Латом, хотя составитель примечаний - Беселин вряд ли утрудил себя анализом текста, подобном выполненному выше.
В наблюдаемом случае, мы имеем характерный пример того, как в исторических исследованиях возникает представление о новом «первоисточнике». В нашем примере можно проследить последовательность из пары предположений, переходящих в утверждения, за которыми последовало объявление трансформированных сведений фактом. Прецендентный характер объявления факта, как правило, позволяет ему если в перспективе и не возобладать, то, как минимум стать предметом длительного тиражирования и обсуждения. Итак,
Герберштейн: я думаю, что варяги прибыли из Вагрии …
Хеннингс: Варяги это Вагры …
Латом: русские призвали князей из Вагрии, возможно, это были сыновья Годелайба …
Хемниц: русские призвали из Вагрии сыновей Годейлаба …
Томас: как свидетельствуют мекленбургские источники etc …
Дальнейшее известно. Dixit.