Вселенная Елены :)
Меня давно и глубоко волнует феномен Елены Камбуровой. Это небывалое явление на русской сцене. Хоть имя и на слуху вроде, но истинный масштаб явления и возможного влияния на умы и сердца до конца не осознан.
Я изумляюсь, что до сих под об этом явлении написано так скудно, так мало, так кратко, так поверхностно. По сути не написано ничего. В принципе, понятна природа этого единодушия - благоговение и некий священный трепет. Сама в этих цепях. Но как это, должно быть, тошно и скушно, - всю жизнь читать и слышать одно и то же, наши робкие восторги и однообразные комплименты...
Это выдает нашу - зрителей - душевную пассивность и лень. Мы не соответствуем той лавине чувств, мыслей, нежности и негодования, грома и тишины, обрушиваемой на нас несколько десятилетий. Мы безмолвствуем. Может быть, вместе попробуем найти СЛОВА?
Для затравки моя попытка 1993 года
Гениальность сердца
В отечественном искусстве песни Елена Камбурова стоит особняком. Сама по себе. «Такое дерево». Одно. На юру. А посему - на семи ветрах.
Считается, что работает она в рамках театра поэтической песни. На мой слух, в самом этом названии допущена сущностная ошибка, природа вещей поставлена с ног на голову. Прежде всего сомнительно, чтобы Поэзия нуждалась в какой бы то ни было театрализации. Слово первично, самодостаточно и заключает в себе все мыслимые возможности без изъятия, идею Театра в том числе. Действительно, что может дать Поэзии Театр, этот ее семиюродный самонадеянный внучатый племянник? Разумеется, ничего. Кроме усекновения, упрощения и огрубления, - словом, популяризации. Чего, заметим попутно, Поэзия всегда чуралась.
Но коль скоро на Театре настаивается и без него никак нельзя, я определила бы камбуровский канон как выявление потенциального театра Слова путем глубинного его (слова - как сопряжения звука и логоса) проживания. Хотя, строго говоря, Театра в ее творчестве я не усматриваю (это принадлежность по формальному признаку) и сочла бы благоразумным ограничиться понятием «звучащая поэзия», которое в последние времена широко бытует применительно к чтецкому искусству, став чуть ли не его синонимом. Да, Камбурова не читает, а поет, и не изымаю ли я музыкальный элемент? - Нет. Вспомним и учтем, что это русский поэтический слух воспитан на силлабо-тонике, а ключевая древнейшая Поэзия, китайская, скажем, повиновалась МЕЛОДИЧЕСКОЙ ритмике, зиждясь на чередовании музыкальных тонов, разнящихся по высоте и продолжительности. То есть изначально Музыка целиком входила в состав Поэзии, гнездилась в ней. Памятуя об этом, нахожу определение «звучащая поэзия» в данном случае правомерным и исчерпывающим.
Берусь утверждать, что Камбуровой удалось создать собственный космос, свою знаковую систему - автономный синкретичный язык, жанрово не отождествимый ни с одним из официально существующих (в пределах нашей страны по крайней мере), но весьма родственный символике столь любимой ею «игры в бисер». Как всякий живой организм он изощренно и непреднамеренно усложнен. Будучи точным слепком ее человеческой сущности, он с первого звука узнаваем и «так обаятелен для тех кто понимает». А человеческий склад замечателен: мужской ум и высота, женское сердце и глубина, детская душа и чистота. Редкостное и прекрасное сочетание. Им-то, думаю, и обусловлены штучность и резкое своеобразие ее творческой манеры, и в этом ключ к разгадке феномена Камбуровой, отмечаемого невооруженным глазом. В старину подобный дар отважно именовали гениальностью сердца.
Однажды я с горечью осознала, что масштаб ее личности на порядок значительнее всего созданного ею. При всем том, что ее вклад в культуру мне представляется огромным, великолепным и пока что недооцененным, но это дело времени. Почему так случилось - это при ее-то предельной самоотдаче и подвижническом служении своему делу?
Творчество - способ превзойти свое человеческое «я», и одаренность, прежде всего, - это гипертрофия функции, когда часть значительнее целого. Скажем, поэт превосходит себя в слове, вокалист в пении, актер в игре и т.п. Елена Камбурова в своем творчестве себя не превосходит. Ее человеческая сущность во всей ее полноте - в исполнительстве заведомо невыразима. Она выламывается из его рамок, ибо принадлежит к породе творцов, а не интерпретаторов. Недаром так сильна струя авторства в ее транскрипциях. Она по своему образу и подобию переиначивает и деформирует любой материал (иногда до полной неузнаваемости!), все делает на свой салтык.
И ее песни, эти разнопородные и несхожие поначалу приемыши, в мощном поле ее любящего сердца мало-помалу отогреваются, оживают, расправляют «перышки», доверчиво осматриваются и навсегда поселяются в этом чудесном песенном питомнике. Все эти разнообразные дички-найденыши со временем, в силу тесного дружеского соседства и смежности, начинают обнаруживать неуловимое фамильное сходство и, привитые одной кровью, дают равно прекрасные плоды. О да, райский сад! Параллельное существующему пространство ее идеальных представлений о мироустройстве.
Попробуем в первом приближении сориентировать этот локальный космос во Вселенной мировой культуры.
Жесткое сопряжение этики и эстетики. Диалектическое триединство справедливости, красоты и блага. - Мета неоплатонизма. Но с поправкой на шестидесятничество: центр тяжести смещен в этику.
Трепетное отношение к действительности. Культ природы и души. Единство жизненных и творческих установок. - Мета романтизма.
Обостренно-контрастное видение мира. Яркое рваное небо трагедии. - Мета экспрессионизма. Елена Камбурова вся на контрасте: внешняя хрупкость и внутренний стержень; мужская аналитичность и женская эмоциональность; шубертовская ясность и бетховенская омраченность. А на лице - затянувшееся ненастье, изредка прорезаемое внезапной безмятежной мальчишеской улыбкой.
И камертоном, светилом, стягивающим воедино эту солнечную систему, - Поэзия: голос сердца, чистая красота во всей ее беззащитности и бесстрашии. Поверим на слово Ольге Седаковой, замечательному поэту, и запомним: «Елей свой поэзия не берет из бушующего моря как «суть» этого моря, а ДАРУЕТ ему - как то, что в его сути присутствует в виде нехватки, предмета тоски и просьбы».
Бессмертная «бабочка, несущая сама перед собою свечу».
1993