Рабочее название "Все сразу"
Я в отпуске. Пишу сейчас продолжение "990 тысяч евро". Прикольная история должна получиться, самому ужасно нравится. Успеть бы допилить хотя бы первую часть.
«Все сразу», роман
Часть первая
Глава первая
- Михаил Олегович, мы очень сожалеем, но вам придется забрать свой товар из нашего магазина.
Голос в телефоне прозвучал неожиданно тепло, как будто секретарша «Автомира» и в самом деле сожалела о том, что делает.
- Хорошо, в конце недели заберу остатки.
- Нет, Михаил Олегович, наш директор очень просил забрать все сегодня, - настойчиво, но все с той же профессиональной теплотой сообщила мне Зиночка.
- Хорошо.
Я стоял в пробке на Невском проспекте. Багажник моей «волги» был доверху набит квадратными коробками с яркими наклейками по всем шести сторонам: «Омывайка «Прохоровка» от ИЧП Прохорова!». Еще пять коробок лежали в салоне на задних сиденьях и было совершенно ясно, что двенадцать непроданных коробок из «Автомира» в машину уже не влезут.
Пробка вдруг ожила, машины вокруг начали множественное движение, прорываясь к наконец-то освободившемуся перекрестку на площади Восстания.
Я быстро проехал вперед метров сто - точно к форменным ботинкам ухмыляющегося автоинспектора, вставшего гордым орлом на разделительной линии проспекта.
Вообще-то «волги», если грубо не нарушать, в Питере не останавливают. Меня, во всяком случае, не останавливали ни разу за последние года три. Но, видимо, сегодня такой день. Сначала два дилера из имеющихся трех без объяснения причин вдруг отказались брать на реализацию мою омывайку, теперь вот за меня взялись гаишники.
Я встал там, где инспектор сделал отмашку - на крайней левой полосе. Еще я буду выруливать тут, в этой толкотне, к тротуару, а потом возвращаться обратно.
В окне показалось широкое лицо.
- Лейтенант Крмстжлвтов! Ваши документы.
Я протянул права.
- Михаил Прохоров?! Похож. А чего на «волге»? Родственник, что ли, раскулачили за компанию?
Что интересно, лейтенант смотрел сочувственно. Смотрит, стало быть, телевизор.
Я подумал и кивнул:
- Типа того.
Инспектор задумчиво постучал моими правами себе по ладони, потом смерил меня оценивающим взглядом.
- Багажник откройте.
Я решил не удивляться ничему. Просто отстегнул ремень, вышел из машины и открыл багажник.
Лейтенант бросил туда взгляд и посмотрел на меня еще более сочувственно.
- И чего, кто-то покупает? - спросил он, брезгливо тыкая жезлом в ближайшую коробку.
Я пожал плечами.
- Документов на груз, конечно, нет.
Я еще раз пожал плечами и посмотрел в серое небо. Серые унылые тучи, не двигаясь, висели над Питером уже шестой месяц.
- Ладно, езжай, - офицер сунул мне права и по-хозяйски размашисто зашагал по осевой линии к грузовой «газели», так неудачно выскочившей в крайний левый ряд. Я успел захлопнуть багажник и открыть переднюю дверцу «волги», когда лейтенант все же обернулся ко мне и крикнул, перекрывая шум улицы:
- Поменял бы ты фамилию, чудак! И имя заодно. Затрахают ведь теперь мракобесы…
Мне было все равно, но я зачем-то показал ему сжатый кулак и потом поднял его повыше, к скучному серому небу. Инспектор разочарованно сплюнул, поворачиваясь к «газели», откуда вдруг выскочил невысокий, но крепкий и подвижный кавказец.
Кавказец с ходу закричал, багровея от натуги, прямо в лицо лейтенанту:
- Я - сидел! Ты понял? На зоне сидел! Во имя Аллаха сидел, да будет благословенно имя его! А ты кто? Ты - гаишник. Мы на зоне таких как ты даже за ментов не считали…
Я сел в машину и, непристегиваясь, рванул вперед через перекресток, пока моргал «зеленый».
На складе оказалось неожиданно многолюдно. Кроме дежурной смены, двух студентов, азартно гонявших облезлый китайский мяч по щербатому асфальту перед ангаром, меня приветствовали еще трое молодых людей, все одетые в одинаковые костюмы, с одинаковыми кожаными папками под мышкой, и вообще имевшие такой казенный вид, что у меня сразу заныло где-то под сердцем.
- Михаил Олегович? Санитарная инспекция Центрального района. На ваш товар поступили жалобы, мы вынуждены провести выездную проверку.
Юный санитар морщился, поминутно разводил руками и даже откровенно оправдывался, многозначительно кивая в бездушное серое небо. Двое коллег санитара помалкивали, скромно стоя в отдалении и глядя себе под ноги. Видимо, на меня отрядили совсем юных, еще несмышленых бойцов невидимого фронта, не приученных хамить и стесняющихся прямой начальственной лжи.
Это были не менты и меня попустило. В свое время мне приходилось иметь дело с местным ОБЭПом - это были феерически тупые и добросовестные люди, не оставляющие жертве шансов на спасение. А с санитарами разговаривать мне было не о чем и я молча прошел на склад.
Там хранилось около тысячи коробок, выложенных в штабеля по сорок коробок в каждом. Штабеля стояли нетронутыми, но, приглядевшись, я увидел, что каждый штабель перепоясан бледно-розовыми бумажными полосками с какими-то номерами и печатями.
- Нам пришлось опечатать вашу продукцию до завершения проверки, - пробубнил мне в спину юный блюститель гигиены.
Я повернулся, чтобы испепелить его взглядом. Юноша смутился, покраснел, и со второй попытки вытащил из кожаной папки несколько листов бумаги.
- По продукции вопросы есть. Состав омывающей жидкости у вас непостоянный, количество пропанола колеблется от 35 до 42 процентов, а согласно ТУ-234-87 должно быть ровно 37. И еще, вот документ, местные жители пишут, у вас тут собаки зеленые на крышах сидят, - совсем уж виноватым голосом сказал он и в доказательство показал фотографию.
Там, на ярко-желтой крыше большого ангара сидели Крош, Нюша и Бараш - действительно, ярко зеленые.
Я поманил санитара пальцем и пошел к запасному выходу. Санитар покорно пошел за мной, следом осторожно двинулись и два его товарища.
Мы прошли ангар по диагонали насквозь и вышли к восточной стене, покрытой ровным слоем пушистой зелени.
- За стеной гаражи, там штук двадцать сервисных центров, все занимаются хромированием автодеталей. Такая у них там специализации, - пояснил я.
- Ага, - кивнул санитар, явно ничего еще не понимая.
Тогда я показал на пологий пандус, ведущий прямиком на крышу.
На крыше на этот раз сидел весь комплект: Крош, Нюша, Бараш и Копатыч, и внимательно смотрели на нас. Все они были, разумеется, ярко зеленые и при этом очень упитанные - баловали их тут, как могли.
- Взвесь хрома на воздухе окисляется до оксида хрома три. Это яркий зеленый пигмент. И весь он оседает здесь, у нас, потому что ветер всегда оттуда, с гаражей, - показал я.
Санитары потрясенно молчали, снизу вверх глядя на зеленых упитанных дворняг, на свою беду прибившихся к нашему складу.
- Михаил Олегович, мне все понятно. Про собак я напишу, что вы тут ни при чем, - твердо пообещал мне юный санитар. - Но, насчет пропанола, вы же понимаете, 37 процентов должно быть по ТУ, а у вас разброс больше пяти, тут надо будет долго разбираться. А пока мы приостанавливаем вашу деятельность…
Я кивнул и побрел обратно к машине.
…Катька поставила тарелку передо мной, а сама села напротив, подперев тонкий подбородок еще более тонкой, практически прозрачной рукой.
От тарелки парило чем-то вкусным и неземным.
- Ешь, ешь. Это лазанья. Можно руками. В Европе цивилизованные люди сейчас едят только так.
Сквозь неземной аромат тарелки пробивалась какая-то неясная тревога и я посмотрел прямо в бесстыжие Катькины глаза.
- Дорогой, я решила, что нам будет лучше, если мы не будем мучить друг друга. Мы же цивилизованные люди.
Что интересно, вилки и ножа на столе не было. Я подвинул тарелку поближе и принялся есть лазанью руками, как цивилизованный.
Катька улыбнулась:
- Я рада, что ты меня понимаешь.
Я ее не понимал, но всем своим нутром чувствовал, что ничего хорошего она мне сейчас не скажет. Мне сегодня целый день говорили только гадости, начиная с дилеров и гаишников и заканчивая логистиком РЖД, который, улыбаясь точь-в-точь как сейчас Катька, выговаривал мне за несертифицированную упаковку стеклоочистителя «Прохоровка».
А еще сегодня, перед самым ужином, позвонила какая-то жаба, из Национального Фронта Праведников имени Кирилла Фролова. Моя старая рекламная этикетка, с фотографией Казанского собора, снятым через мутное лобовое стекло, нарушает авторское право Фронта на религиозные изображения. Поэтому эта жаба кипит негодованием насчет несанкционированного использования святого для каждого русского человека образа и требует сатисфакции.
Я даже спорить не стал, просто выключил телефон, но с Катькой этот фокус не пройдет - она сидит напротив.
- Дорогой, мы ведь оба все понимаем. Давай расстанемся по-хорошему. У тебя слишком большие проблемы в бизнесе, а ведь в семье главное - стабильность и уверенность в завтрашнем дне. На что ты обрекаешь нас с Лизкой? Твоих доходов сейчас не хватает даже на взятки гаишникам, а что будет дальше?
Я заглотил большой кусок лазаньи и потому довольно долго молча выслушивал все обвинения согласно давно известному списку и лишь иногда согласно мычал в наиболее эмоциональных местах.
Но потом она вдруг пустила слезу, чего давненько у нас не случалось и тогда я сказал:
- Ты обещала, помнишь? В богатстве и бедности, в болезни и здравии, в горе и радости, пока выход «StarCraft-2» не разлучит нас…
Она вскочила, выверенным голливудским движением швырнула в меня салфеткой и выбежала из кухни. Салфетка прилипла к моему потному лбу. Чтобы жена да прилепится к мужу своему.
Я отлепился от салфетки и тут на кухню зашла Лизка, такая солидная в своей новой льняной пижаме с ликами святых угодников. Эти пижамы продаются с пятидесятипроцентной скидкой, а супруга у меня очень хозяйственная женщина.
Лизка без спросу залезла ко мне на колени, недовольно повела чутким курносым носом, косясь на лазанью на столе, а потом, хмуро бросив взгляд мне за спину, строго сказала:
- Я все слышала, между прочим. Вы опять с мамой ругались.
Дочке я не вру ни при каких обстоятельствах, поэтому пришлось признать очевидное - да, мы ругались.
- Папа, тебе следует быть более эмоционально подготовленным и усмирить гордыню, - сказала Лизка кастрированным голосом проповедника из популярного сериала.
Мне стало нехорошо.
До меня вдруг дошло, что в этот раз Катька меня вовсе не пугает. Она всегда очень обстоятельно относилась к любым совместным процедурам, от банальной поездки в супермаркет до грандиозного ремонта ванной, поэтому даже такому идиоту как я должно быть ясно, что если она испекла лазанью, чтобы завести речь о цивилизованном разводе, с той стороны уже все готово.
Там уже расставлены минные поля - всюду, где возможны прорывы неприятеля. Расставлены наготове специальные люди с рогатинами, подсказывающие, где ходить не надо. И, главное, заготовлены особые и очень надежные юридические сети для такого тупого кретина, как я.
- Мама сказала, что мы скоро уедем в другую страну, где возле дома будет куча детских площадок и все люди вокруг чистые и красивые.
- Ты уроки сделала?
- Кроме математики. Мама сказала, что с математикой ты поможешь.
Я прогнал Лизку за учебником и тетрадкой, а пока она бегала, сделал пару телефонных звонков своим специально обученным людям.
С той стороны телефонной линии меня не обрадовали.
Я не могу назвать себя образцовым отцом, но когда до меня вдруг дошло, чего я лишаюсь, у меня по-настоящему замерло сердце, а рядом с ним встала комом лазанья.
Тогда я встал и пошел в спальню.
Катька сидела в кресле и делала вид, что смотрит телевизор.
- Даже не пытайся. Ничего не выйдет, - крикнула она телевизору, когда я вошел.
- Ты хоть объясни, что случилось? - спросил я совершенно искренне.
- Объяснить тебе, что случилось?! - еще громче вскричала она, вставая с кресла и одновременно ловко управляясь с пультом, делая звук в телевизоре тише.
- Ты здорова? - уточнил я на всякий случай, отступая к дверям.
- Тебя это не должно беспокоить, тебя нет в завещании.
Эта шутка мне понравилась и я заржал, как идиот, но потом она в двух словах объяснила, почему мы действительно должны разойтись.
И мне нечего было сказать ей в ответ, потому что она, как всегда, была права - я неудачник, обещавший доверчивой девушке золотые горы и приведший ее к прозябанию, нищете и крушению всех надежд. Она долго терпела, но теперь, когда весь мир ополчился на меня, она должна думать о будущем дочери, раз я об этом не думаю. Поэтому Катька уезжает в Норвегию и будет там спасать осколки нашей семьи. Визы уже получены, разрешение на выезд из страны подписано, билеты куплены, верные боевые подруги арендовали для них с дочкой коттедж на всю весну и лето, а дальше будет видно.
- Ты решишь все свои проблемы и приедешь к нам. А пока рядом с тобой слишком опасно. Ты же сам все понимаешь, не такой же ты идиот, как прикидываешься! - тут она, разумеется, снова заплакала - от разочарования в таком тупом идиоте, как я.
Впрочем, плакала она недолго. Только я собрался вернуться на кухню, как Катька буркнула из-под закрытого ладонями лица: «Подожди!», - и метнулась к журнальному столику, где у нас стоял принтер. В лотке для распечатанных документов уже лежал лист с коротким текстом, начинавшийся со слов «Разрешение на выезд».
- Завтра доберись, пожалуйста, до нотариуса и духовника - иначе меня с Лизкой не выпустят через границу, - деловито пояснила она, глядя на меня совершенно сухими, ясными глазами.
Я даже оторопел от такой наглости, но листок машинально взял. Потом я подумал, что мне не стоит говорить ей сейчас все, что я об этом думаю. Специально обученные люди, во всяком случае, мне этого давеча категорически не советовали - она же наверняка все пишет для будущего суда.
- Ладно, - только и сказал я.
Катька просветлела лицом:
- Иди, любимый, лазанья стынет, - сказала она.
- Потом приходи в спальню, все как следует обсудим, - она задрала халатик повыше и многообещающе похлопала себя по голому бедру. - Я уже забыла, когда говорила с тобой по-человечески, - обиженно добавила она и отвернулась к телевизору, прибавляя там звук.
Самка богомола после спаривания откусывает голову самцу, а потом обижается, что он с ней не разговаривает.
«Все сразу», роман
Часть первая
Глава первая
- Михаил Олегович, мы очень сожалеем, но вам придется забрать свой товар из нашего магазина.
Голос в телефоне прозвучал неожиданно тепло, как будто секретарша «Автомира» и в самом деле сожалела о том, что делает.
- Хорошо, в конце недели заберу остатки.
- Нет, Михаил Олегович, наш директор очень просил забрать все сегодня, - настойчиво, но все с той же профессиональной теплотой сообщила мне Зиночка.
- Хорошо.
Я стоял в пробке на Невском проспекте. Багажник моей «волги» был доверху набит квадратными коробками с яркими наклейками по всем шести сторонам: «Омывайка «Прохоровка» от ИЧП Прохорова!». Еще пять коробок лежали в салоне на задних сиденьях и было совершенно ясно, что двенадцать непроданных коробок из «Автомира» в машину уже не влезут.
Пробка вдруг ожила, машины вокруг начали множественное движение, прорываясь к наконец-то освободившемуся перекрестку на площади Восстания.
Я быстро проехал вперед метров сто - точно к форменным ботинкам ухмыляющегося автоинспектора, вставшего гордым орлом на разделительной линии проспекта.
Вообще-то «волги», если грубо не нарушать, в Питере не останавливают. Меня, во всяком случае, не останавливали ни разу за последние года три. Но, видимо, сегодня такой день. Сначала два дилера из имеющихся трех без объяснения причин вдруг отказались брать на реализацию мою омывайку, теперь вот за меня взялись гаишники.
Я встал там, где инспектор сделал отмашку - на крайней левой полосе. Еще я буду выруливать тут, в этой толкотне, к тротуару, а потом возвращаться обратно.
В окне показалось широкое лицо.
- Лейтенант Крмстжлвтов! Ваши документы.
Я протянул права.
- Михаил Прохоров?! Похож. А чего на «волге»? Родственник, что ли, раскулачили за компанию?
Что интересно, лейтенант смотрел сочувственно. Смотрит, стало быть, телевизор.
Я подумал и кивнул:
- Типа того.
Инспектор задумчиво постучал моими правами себе по ладони, потом смерил меня оценивающим взглядом.
- Багажник откройте.
Я решил не удивляться ничему. Просто отстегнул ремень, вышел из машины и открыл багажник.
Лейтенант бросил туда взгляд и посмотрел на меня еще более сочувственно.
- И чего, кто-то покупает? - спросил он, брезгливо тыкая жезлом в ближайшую коробку.
Я пожал плечами.
- Документов на груз, конечно, нет.
Я еще раз пожал плечами и посмотрел в серое небо. Серые унылые тучи, не двигаясь, висели над Питером уже шестой месяц.
- Ладно, езжай, - офицер сунул мне права и по-хозяйски размашисто зашагал по осевой линии к грузовой «газели», так неудачно выскочившей в крайний левый ряд. Я успел захлопнуть багажник и открыть переднюю дверцу «волги», когда лейтенант все же обернулся ко мне и крикнул, перекрывая шум улицы:
- Поменял бы ты фамилию, чудак! И имя заодно. Затрахают ведь теперь мракобесы…
Мне было все равно, но я зачем-то показал ему сжатый кулак и потом поднял его повыше, к скучному серому небу. Инспектор разочарованно сплюнул, поворачиваясь к «газели», откуда вдруг выскочил невысокий, но крепкий и подвижный кавказец.
Кавказец с ходу закричал, багровея от натуги, прямо в лицо лейтенанту:
- Я - сидел! Ты понял? На зоне сидел! Во имя Аллаха сидел, да будет благословенно имя его! А ты кто? Ты - гаишник. Мы на зоне таких как ты даже за ментов не считали…
Я сел в машину и, непристегиваясь, рванул вперед через перекресток, пока моргал «зеленый».
На складе оказалось неожиданно многолюдно. Кроме дежурной смены, двух студентов, азартно гонявших облезлый китайский мяч по щербатому асфальту перед ангаром, меня приветствовали еще трое молодых людей, все одетые в одинаковые костюмы, с одинаковыми кожаными папками под мышкой, и вообще имевшие такой казенный вид, что у меня сразу заныло где-то под сердцем.
- Михаил Олегович? Санитарная инспекция Центрального района. На ваш товар поступили жалобы, мы вынуждены провести выездную проверку.
Юный санитар морщился, поминутно разводил руками и даже откровенно оправдывался, многозначительно кивая в бездушное серое небо. Двое коллег санитара помалкивали, скромно стоя в отдалении и глядя себе под ноги. Видимо, на меня отрядили совсем юных, еще несмышленых бойцов невидимого фронта, не приученных хамить и стесняющихся прямой начальственной лжи.
Это были не менты и меня попустило. В свое время мне приходилось иметь дело с местным ОБЭПом - это были феерически тупые и добросовестные люди, не оставляющие жертве шансов на спасение. А с санитарами разговаривать мне было не о чем и я молча прошел на склад.
Там хранилось около тысячи коробок, выложенных в штабеля по сорок коробок в каждом. Штабеля стояли нетронутыми, но, приглядевшись, я увидел, что каждый штабель перепоясан бледно-розовыми бумажными полосками с какими-то номерами и печатями.
- Нам пришлось опечатать вашу продукцию до завершения проверки, - пробубнил мне в спину юный блюститель гигиены.
Я повернулся, чтобы испепелить его взглядом. Юноша смутился, покраснел, и со второй попытки вытащил из кожаной папки несколько листов бумаги.
- По продукции вопросы есть. Состав омывающей жидкости у вас непостоянный, количество пропанола колеблется от 35 до 42 процентов, а согласно ТУ-234-87 должно быть ровно 37. И еще, вот документ, местные жители пишут, у вас тут собаки зеленые на крышах сидят, - совсем уж виноватым голосом сказал он и в доказательство показал фотографию.
Там, на ярко-желтой крыше большого ангара сидели Крош, Нюша и Бараш - действительно, ярко зеленые.
Я поманил санитара пальцем и пошел к запасному выходу. Санитар покорно пошел за мной, следом осторожно двинулись и два его товарища.
Мы прошли ангар по диагонали насквозь и вышли к восточной стене, покрытой ровным слоем пушистой зелени.
- За стеной гаражи, там штук двадцать сервисных центров, все занимаются хромированием автодеталей. Такая у них там специализации, - пояснил я.
- Ага, - кивнул санитар, явно ничего еще не понимая.
Тогда я показал на пологий пандус, ведущий прямиком на крышу.
На крыше на этот раз сидел весь комплект: Крош, Нюша, Бараш и Копатыч, и внимательно смотрели на нас. Все они были, разумеется, ярко зеленые и при этом очень упитанные - баловали их тут, как могли.
- Взвесь хрома на воздухе окисляется до оксида хрома три. Это яркий зеленый пигмент. И весь он оседает здесь, у нас, потому что ветер всегда оттуда, с гаражей, - показал я.
Санитары потрясенно молчали, снизу вверх глядя на зеленых упитанных дворняг, на свою беду прибившихся к нашему складу.
- Михаил Олегович, мне все понятно. Про собак я напишу, что вы тут ни при чем, - твердо пообещал мне юный санитар. - Но, насчет пропанола, вы же понимаете, 37 процентов должно быть по ТУ, а у вас разброс больше пяти, тут надо будет долго разбираться. А пока мы приостанавливаем вашу деятельность…
Я кивнул и побрел обратно к машине.
…Катька поставила тарелку передо мной, а сама села напротив, подперев тонкий подбородок еще более тонкой, практически прозрачной рукой.
От тарелки парило чем-то вкусным и неземным.
- Ешь, ешь. Это лазанья. Можно руками. В Европе цивилизованные люди сейчас едят только так.
Сквозь неземной аромат тарелки пробивалась какая-то неясная тревога и я посмотрел прямо в бесстыжие Катькины глаза.
- Дорогой, я решила, что нам будет лучше, если мы не будем мучить друг друга. Мы же цивилизованные люди.
Что интересно, вилки и ножа на столе не было. Я подвинул тарелку поближе и принялся есть лазанью руками, как цивилизованный.
Катька улыбнулась:
- Я рада, что ты меня понимаешь.
Я ее не понимал, но всем своим нутром чувствовал, что ничего хорошего она мне сейчас не скажет. Мне сегодня целый день говорили только гадости, начиная с дилеров и гаишников и заканчивая логистиком РЖД, который, улыбаясь точь-в-точь как сейчас Катька, выговаривал мне за несертифицированную упаковку стеклоочистителя «Прохоровка».
А еще сегодня, перед самым ужином, позвонила какая-то жаба, из Национального Фронта Праведников имени Кирилла Фролова. Моя старая рекламная этикетка, с фотографией Казанского собора, снятым через мутное лобовое стекло, нарушает авторское право Фронта на религиозные изображения. Поэтому эта жаба кипит негодованием насчет несанкционированного использования святого для каждого русского человека образа и требует сатисфакции.
Я даже спорить не стал, просто выключил телефон, но с Катькой этот фокус не пройдет - она сидит напротив.
- Дорогой, мы ведь оба все понимаем. Давай расстанемся по-хорошему. У тебя слишком большие проблемы в бизнесе, а ведь в семье главное - стабильность и уверенность в завтрашнем дне. На что ты обрекаешь нас с Лизкой? Твоих доходов сейчас не хватает даже на взятки гаишникам, а что будет дальше?
Я заглотил большой кусок лазаньи и потому довольно долго молча выслушивал все обвинения согласно давно известному списку и лишь иногда согласно мычал в наиболее эмоциональных местах.
Но потом она вдруг пустила слезу, чего давненько у нас не случалось и тогда я сказал:
- Ты обещала, помнишь? В богатстве и бедности, в болезни и здравии, в горе и радости, пока выход «StarCraft-2» не разлучит нас…
Она вскочила, выверенным голливудским движением швырнула в меня салфеткой и выбежала из кухни. Салфетка прилипла к моему потному лбу. Чтобы жена да прилепится к мужу своему.
Я отлепился от салфетки и тут на кухню зашла Лизка, такая солидная в своей новой льняной пижаме с ликами святых угодников. Эти пижамы продаются с пятидесятипроцентной скидкой, а супруга у меня очень хозяйственная женщина.
Лизка без спросу залезла ко мне на колени, недовольно повела чутким курносым носом, косясь на лазанью на столе, а потом, хмуро бросив взгляд мне за спину, строго сказала:
- Я все слышала, между прочим. Вы опять с мамой ругались.
Дочке я не вру ни при каких обстоятельствах, поэтому пришлось признать очевидное - да, мы ругались.
- Папа, тебе следует быть более эмоционально подготовленным и усмирить гордыню, - сказала Лизка кастрированным голосом проповедника из популярного сериала.
Мне стало нехорошо.
До меня вдруг дошло, что в этот раз Катька меня вовсе не пугает. Она всегда очень обстоятельно относилась к любым совместным процедурам, от банальной поездки в супермаркет до грандиозного ремонта ванной, поэтому даже такому идиоту как я должно быть ясно, что если она испекла лазанью, чтобы завести речь о цивилизованном разводе, с той стороны уже все готово.
Там уже расставлены минные поля - всюду, где возможны прорывы неприятеля. Расставлены наготове специальные люди с рогатинами, подсказывающие, где ходить не надо. И, главное, заготовлены особые и очень надежные юридические сети для такого тупого кретина, как я.
- Мама сказала, что мы скоро уедем в другую страну, где возле дома будет куча детских площадок и все люди вокруг чистые и красивые.
- Ты уроки сделала?
- Кроме математики. Мама сказала, что с математикой ты поможешь.
Я прогнал Лизку за учебником и тетрадкой, а пока она бегала, сделал пару телефонных звонков своим специально обученным людям.
С той стороны телефонной линии меня не обрадовали.
Я не могу назвать себя образцовым отцом, но когда до меня вдруг дошло, чего я лишаюсь, у меня по-настоящему замерло сердце, а рядом с ним встала комом лазанья.
Тогда я встал и пошел в спальню.
Катька сидела в кресле и делала вид, что смотрит телевизор.
- Даже не пытайся. Ничего не выйдет, - крикнула она телевизору, когда я вошел.
- Ты хоть объясни, что случилось? - спросил я совершенно искренне.
- Объяснить тебе, что случилось?! - еще громче вскричала она, вставая с кресла и одновременно ловко управляясь с пультом, делая звук в телевизоре тише.
- Ты здорова? - уточнил я на всякий случай, отступая к дверям.
- Тебя это не должно беспокоить, тебя нет в завещании.
Эта шутка мне понравилась и я заржал, как идиот, но потом она в двух словах объяснила, почему мы действительно должны разойтись.
И мне нечего было сказать ей в ответ, потому что она, как всегда, была права - я неудачник, обещавший доверчивой девушке золотые горы и приведший ее к прозябанию, нищете и крушению всех надежд. Она долго терпела, но теперь, когда весь мир ополчился на меня, она должна думать о будущем дочери, раз я об этом не думаю. Поэтому Катька уезжает в Норвегию и будет там спасать осколки нашей семьи. Визы уже получены, разрешение на выезд из страны подписано, билеты куплены, верные боевые подруги арендовали для них с дочкой коттедж на всю весну и лето, а дальше будет видно.
- Ты решишь все свои проблемы и приедешь к нам. А пока рядом с тобой слишком опасно. Ты же сам все понимаешь, не такой же ты идиот, как прикидываешься! - тут она, разумеется, снова заплакала - от разочарования в таком тупом идиоте, как я.
Впрочем, плакала она недолго. Только я собрался вернуться на кухню, как Катька буркнула из-под закрытого ладонями лица: «Подожди!», - и метнулась к журнальному столику, где у нас стоял принтер. В лотке для распечатанных документов уже лежал лист с коротким текстом, начинавшийся со слов «Разрешение на выезд».
- Завтра доберись, пожалуйста, до нотариуса и духовника - иначе меня с Лизкой не выпустят через границу, - деловито пояснила она, глядя на меня совершенно сухими, ясными глазами.
Я даже оторопел от такой наглости, но листок машинально взял. Потом я подумал, что мне не стоит говорить ей сейчас все, что я об этом думаю. Специально обученные люди, во всяком случае, мне этого давеча категорически не советовали - она же наверняка все пишет для будущего суда.
- Ладно, - только и сказал я.
Катька просветлела лицом:
- Иди, любимый, лазанья стынет, - сказала она.
- Потом приходи в спальню, все как следует обсудим, - она задрала халатик повыше и многообещающе похлопала себя по голому бедру. - Я уже забыла, когда говорила с тобой по-человечески, - обиженно добавила она и отвернулась к телевизору, прибавляя там звук.
Самка богомола после спаривания откусывает голову самцу, а потом обижается, что он с ней не разговаривает.