Музыкой навеяло
Филармония. Оркестр исполняет пятую симфонию Шостаковича. Вдруг, заснувший в первом ряду гражданин, внезапно и громко произносит: "Да ё. т... мать!"
Дирижёр роняет палочку, флейта даёт петуха, первая скрипка падает в обморок.
Соседи толкают гражданина:
- Что вы себе позволяете?!
- А? Что? Где?
- Как вы выражаетесь?
- Как? Ничего не понимаю...
Ему повторяют его фразу. Гражданин смущается краснеет, бледнеет.
- Простите! Извините! Музыкой навеяло...
Анекдот
Понадобилось мне тут найти фотографию. Полез в альбомы.
Не знаю как устроены фамильные фотоальбомы у вас, у меня в этом деле «разброд и шатание».
Есть несколько томов, оформленных по всем правилам науки: каждое фото вставлено в специальное гнездо, некоторые даже подписаны, но не на самой фотографии, а на странице альбома. А есть альбомы, в которых карточки просто засунуты между листов, навалом.
Раньше они все были так организованы, но в один прекрасный момент на меня напало желание всё систематизировать, классифицировать и снабдить полезными надписями, как я видел это у своего латышского знакомого. Точнее тот знакомый был близким другом моих родителей. Одно время я даже думал, что он наш родственник, настолько тёплыми были их отношения. Звали латыша Альберт Лачкайс. Я его называл, в силу огромной возрастной разницы, «дядя Альберт», а его жену «тётя Оксана».
К тому времени как я с ними задружился лично, они оба уже давно были на пенсии. Судя по серьёзному шраму на подбородке, Альберт мог выйти на пенсию раньше положенных шестидесяти лет, оформив её как военный пенсионер. Точнее как человек получивший ранение на войне. Но они, в свои 60 лет, тогда казались мне древними стариками.
* * *
Впервые родители привезли нас с братом в Ригу, к Лачкайсам, когда мне было лет девять. Своих детей у наших знакомых не было, поэтому они с удовольствием принимали у себя чужих. У Оксаны жил в Ленинграде племянник, но он был немногим младше моих родителей, потому ребёнком уже не считался.
Практически все школьные и значительную часть институтских каникул я проводил в Риге. Альберт говорил по-русски с большим акцентом, Оксана - свободно, однако в семье они общались по-латышски. Их рижские знакомые, в подавляющем большинстве, тоже разговаривали по-латышски. Нет, это не был национализм. Просто в Латвии аборигены говорят на этом языке. В результате мне пришлось его осваивать. А почему, собственно нет? Зато общаясь с ровесниками - детьми тамошних знакомых моих хозяев, - я не испытывал никакого дискомфорта. Не думал, что «они говорят на незнакомом мне языке, умышляя против меня гадость».
Мой латышский ограничивался двумя-тремя сотнями слов. Наверное стилистически в моей речи далеко не всё было безупречно. Иногда собеседники меня поправляли, но чаще мы разговаривали некими языковыми штампами. В принципе в этом был даже определённый шарм. Одно дело, когда на вопрос : «Какими иностранными языками владеете?» - человек отвечал «английский» или «французский» (этим никого не удивишь, у нас в Пушкине была школа с испанским языком!), а вот заговорить в Ленинграде с дядей Альбертом на улице по-латышски, особенно в присутствии общих знакомых, это дорогого стоило! Опять же возвращаясь после каникул домой, приходилось «искоренять прибалтийский акцент», который чудесным образом усиливался в присутствии юных прелестниц. Тогда все соперники, что называется, нервно курили в стороне. Это тебе не «бабушка на Украине», где на улице растут абрикосы, и солнце бесплатно красит всех в бронзовый цвет!
Однако, на заре моих поездок, вышел жуткий конфуз. Дядя Альберт, до войны, служил связистом. Вы помните, что после революции и до 1940-го года, Латвия существовала как независимое государство. Так вот, в то время у латышских связистов была форма очень напоминавшая полевую форму солдат вермахта: китель, и головной убор - этакая пилотка с козырьком. Опять же всякие погончики, шевроны, значки, придавали ей вполне военный вид, хотя человек, так одетый, занимался абсолютно мирной профессией. Короче, Альберт, сфотографировался таким франтом, в шапке набекрень, сделал на обороте надпись, в стиле «Ах, моя милая Оксана! Пусть сия фотография разожжёт в твоём сердце любовный костёр!», и послал любимой.
Факт, что девушкам страсть как нравятся мужчины в форме общеизвестен. Когда моя мама увидела это фото в альбоме Альберта, она захотела показать его папе и мне. Папа поддержал мамин восторг, а я, в своей детской наивности, выпалил: «Вот это здорово! Настоящий фашист!»
Сколько лет прошло. Давно нет на свете ни Альберта, ни Оксаны, а у меня до сих пор стоит перед глазами та сцена: Альберт вдруг побледнел, взял из рук мамы альбом, закрыл его и молча вышел из комнаты.
В наступившей звенящей тишине раздалось громом едва слышное мамино «Андрей…». Тётя Оксана, выскочившая вслед за мужем, за ней родители.
Потом в комнату вошла мама.
- Андрей. Ты только что совершил очень плохой поступок.
Я понимал, что сделал что-то не так, но что конкретно, то в мою глупую детскую голову не умещалось.
- Зачем ты назвал дядю Альберта фашистом?
- Мамочка! На нем была форма, которую я видел только в кино…
- Замолчи! Ты сейчас же пойдёшь к дяде Альберту и попросишь у него прощения. И запомни на всю жизнь: фашизм - это очень плохо. Никогда, никого не называй фашистом, даже в шутку. Так поступают только крайне неумные мальчики.
Я пошёл к дяде Альберту. Конечно мы помирились. Обижаться на глупость десятилетнего оболтуса взрослый человек долго не будет. Но больше он мне ту фотографию не показывал никогда, а я боялся её увидеть даже случайно.
Потом, когда родители уехали, а мы с братом остались гостить, тётя Оксана свозила нас в Саласпилс, в детский концентрационный лагерь. Там я увидел фашизм уже не в кино. Там я мог потрогать его пальцем.
* * *
Много лет спустя, в конце 80-х, я ехал на автобусе из Риги в Вентспилс. Целью моего путешествия было местечко Юркалне, точнее хутор, находящийся в окрестностях того Юркалне. Мы туда ехали со сводной сестрой моего ленинградского приятеля Димы Терезой. Везли моего сына, сына Терезы, и дочку Димы.
Димкин отец, после развода, женился на матери Терезы. Вячеслав Васильевич с супругой жили в Риге, а хутор купили для отдыха. Туда мы и ехали.
Вся малышня была в возрасте 3-4 лет. На автобусном вокзале в Риге я оставил детей под присмотр Терезы, а сам отправился за билетами. Передо мной, в кассу, стоял парень. Он спросил один билет до Вентспилса, по-русски. Кассир вежливо ответила, что билетов до Вентспилса на сегодня нет. Тоже по-русски.
Это была неприятная новость. Нам надо было добраться до хутора во что бы то ни стало. «Перестройка» наградила население Советского Союза жесточайшим лимитом на бензин. В машине, стоявшей на хуторе, топлива было только на поездку в один конец до Риги. На самый-самый крайний случай. Да и как сообщить туда о нашей задержке? Мобильников, в то время, у народа не было. Телефон на хуторе, в лесной глуши? Это сейчас в лесу можно интернетом пользоваться, а тогда телефон на хуторе был событием из разряда самой разнузданной фантастики. Что делать? Я задаю вопрос кассирше, но уже по-латышски:
- Скажите, билетов до Вентспилса совсем нет, даже с пересадкой?
- Сколько вам надо?
- Два взрослых и три детских.
Билеты были. Я даже мог купить билеты в передней части салона, совершенно дефицитные места.
По дороге стояли дорожные указатели населённых пунктов, такие большие синие транспаранты, с белыми буквами. Обычно на них надписи делались на двух языках, русском и латышском. Но теперь нас встречали надписи, где русское название было закрашено светло-голубой краской. Не в тон фона указателя, а светлее.
Тереза родилась в Риге, в латышской семье. Естественно, латышский был для неё родным. Мы были друзья. Но разговаривать как-то не хотелось. Дети, к счастью, быстро заснули, а мы доехали до места едва обменявшись десятком слов. Да, нас никто не высадил бы в чистом поле. И в морду мне никто не двинул бы - всё же Европа! Но на душе было гадко.
Это был мой последний визит в Латвию. В ту Латвию которую я бесконечно любил. Где проводил лучшие месяцы моей юности. Теперь в Риге мимо памятника Свободы маршируют ветераны латышского корпуса СС. Теперь называться фашистом в Латвии не зазорно.
А я остался наивным антифашистом. Так меня мама научила.
P.S. А фотографию в своём альбоме я нашёл! Но это настолько другая история, что о ней как нибудь в следующий раз. :)