based on real stories
Как ребенку из стандартной советской семьи, мне не удалось избежать маленького персонального ада, именуемого "ДАЧА".
Так как сие невероятное место появилось в моей жизни еще в бессознательном возрасте-это зло я воспринимала, как данность и не пыталась вступать с ним в конфронтацию. Хотя поводов было достаточно. Легких путей наша семья не искала. И папа строил дом сам. Своими руками(благо, как строителю и "землекопу" папе равных не было). Роли были понятны: папа активно приучает нас к "земле" и "деревенским радостям". Мама подыгрывает папе. Аню и Сережу никто не спрашивает. Чтобы и нам жизнь раем не казалась, дом он строил далеко за чертой города в дачном поселке. И все летние выходные жил там.
Дорога на дачу и обратно делилась на несколько этапов, которые я автоматически причисляю к нескольким кругам ада. Сначала нужно было добраться на рейсовом автобусе до остановки, на которой останавливался другой автобус. №112. Такой железный монстр, ужасно душный и вечно переполненный. Дача - это же святое. Прямо ритуал. Туда хотят все. И именно на нашем железном монстре. Как будто эта консервная банка единственная в ту сторону едет. Скорость автобуса 20 км/час. Остановки каждые 200-300 метров. Если нам троим (мне, маме, брату) везло, то мы садились на горячие (кипящие, мерзкие, невозможные) сидения из кожзама. Каждый раз по дороге меня тошнило в прибереженный мамой пакетик, что уже было сигналом к внутреннему отрицанию картины "единение с природой и я". Мама с невозмутимым лицом проживала этот момент и мы ехали дальше. Не прокатывало.
У Кирпичного завода(конечка), мы выходили и шли пешком около 4 км. Прямо вот пешком. По лесам, полям, лугам. Наверное, с тех пор у меня равнодушное отношение к пешим передвижениям. Я их просто не ощущаю. Меня славно выручило философское отношение к тяжбам походов в дальнейшем, в Карелии, когда я в составе команды по скалолазанию шла 20 км без привалов с рюкзаком, весом около 20 кг по горам.
Приходя на дачу, мы разбирали сумки и начинались дачные будни.
Мне было лет 5- 6(об этом периоде и речь), когда я осознанно стала воспринимать и эту дорогу, и этот дом и всю бестолковость данного хобби. Но дух авантюризма и протеста во мне проснулся много позже, уже во взрослом сознательном возрасте. Ребенком я была послушным и воспринимала действительность, как есть. Доверить мне домашнюю работу или "грядочную эпопею" было уже можно, я была крайне самостоятельной. Но до меня дело не доходило. И я была предоставлена сама себе. Это было худшее лето, связанное с дачей.
Не заладилось с первого дня прибытия.
Папа, в своем стиле и индивидуальном подходе, на мое: "Мне скучно", выдал пакет гвоздей и молоток. Какое то время смеялся, наблюдая, как я вколачиваю гвозди во все, что попадается под руку. В сарай, в крыльцо, в теплицу. В деревья. Потом перспектива весь день ходить за мной с гвоздодером перестала казаться ему радостной, и пакет с гвоздями был у меня изъят. А когда от моего "холостого" стучания молотком по доскам у всех домашних разболелась голова, а соседи стали нервно коситься в нашу сторону, меня лишили и этого развлечения.
Делать было откровенно нечего. От скуки я начала бродить по участкам, заходить в дома, вежливо улыбаться и искать детей-сверстников. Направо от нашего участка была дача, где обитала девочка Яна. Она была немножко старше, уже ходила в первый класс. Мы много бродили по лесу. Играли в прятки. И в другие игры. Иногда странные. Яна знала много нехороших слов и козыряла ими, утверждая, что именно они делают нас крутыми, взрослыми и дают проходной билет во взрослые компании. Иногда мучила животных и вела себе вызывающе (такая 8-ми летняя бунтарка). Я же активно перенимала ее словечки, манеру держаться и новые увлечения. Хотя мне они были не по душе. Но так как Яна была единственным моим другом выходного дня в условиях изоляции, была старше и вела себя так, как будто ей лучше знать, что нам делать - я спокойно принимала правила ее игры. И без задней мысли несла все это в дом. Все, чему научила меня моя новая подружка. Вскоре, разумеется, с Яной дружить мне запретили.
Так как на замену запрещенной дружбы мне не была предложена достойная (да хоть какая!) альтернатива - пришлось вновь брать на себя поиски дальнейшего досуга.
Напротив обитали двое ребят(то ли братья, то ли друзья). Несколько старше меня, думаю даже значительно старше. Это было даже удобнее. Дорогу перейти, а вот и они. Но мальчики не стремились брать меня в свою компанию. Отеческие эмоции опеки над младшими им были пока чужды, а доверия, как достойный член их банды, я у них не вызывала. Дабы доказать ребятам, что я могу, как они, могу быть с ними наравне, мне пришлось довольно много ползать по деревьям, пинать покрышки и воинственно махать палкой. На меня смотрели снисходительно, но своей в доску не считали. Последним аргументом "падения этой крепости" мне виделись словечки из Яниного лексикона. По моим подсчетам они должны были растопить лед между ребятами и мной и показать, какая я взрослая и дерзкая. Память у меня была отличная. Опыт общения с Яной - достаточный. Спич получился витиеватый и задорный.
Мальчики перестали со мной здороваться.
Так я узнала, что русский мат - не обязательно является залогом сокращения границ между людьми и налаживания душевного диалога.
Из реально оставшихся в округе детей был трехлетний Степик. Степика отпускали со мной без проблем. Репутация хорошей девочки меня преследовала с рождения. Мальчики "напротив" не стали портить мое реноме и рассказывать дачной общественности про то, что хорошая девочка ни с того ни с сего может начать ругаться на березки.
Со Степиком было откровенно скучно. Наигравшись в "дочки-матери", я стала избегать общения с картавым соседом. Мне хотелось чему-то учиться. А не учить. Хотя, справедливости ради надо заметить, что Степик обладал чарующими дотошностью и упрямством. Если он начинал лупить палкой по куче навоза, то делал это с такой методичностью, ритмикой и самоотдачей, что завидки брали. Мне порой сейчас, в зрелом возрасте, не хватает такой же целеустремленности и преданности делу.
Отчаявшись найти нормальных друзей в этом гиблом месте, я приняла последнюю отчаянную попытку идентифицировать себя в дачном пространстве. Хоть как то оправдать в своих глазах 4 км туда, 4 км обратно каждые выходные, тошнотворный автобус и стадо вечно голодных комаров, жрущих меня без объявления войны 24 часа в сутки.
Пользуясь тем, что родители ушли к соседям и потеряли бдительность, я схватила ведро и пошла полоть грядки. С какой то злостью, отчаяньем, но и радостью заодно. Все таки какая - никакая самореализация. Тот факт, что с грядок в мое ржавое ведро летело все, кроме собственно сорняков, меня вообще не запаривал. "Я художник. Я так вижу"(с)
Грядки быстро кончились. Тогда я с ведром и лопатой, которая волочилась за мной, оставляя борозды на черноземе, пошла выкапывать картошку. Картошку, Карл! Лопатой! В 6 лет! Раньше на месяц (как минимум) положенного. Гордая результатом, я приволокла ведро с землей, из которой сиротливо местами торчали картофельные клубни. По реакции родителей стало понятно, что попытка моей идентификации прошла не совсем удачно. И что-то пошло не так. Пока мама искала эпитеты, достойные ее педагогического подхода к нашему с братом воспитанию, папа просто ржал. Потом развернул меня и сказал: "А теперь иди закапывай назад".
С папой разговор был всегда короткий. Даже если он шутит - лучше пойти и сделать. Не эксперементровать.
Ведро, я и лопата. Смеркалось. Накрапывал дождик. Очень хотелось домой. И плевать на 4 км по ухабам.
...Не помню, как сложилась дальнейшая судьба этого участка. Родители по инерции еще ездили туда, потом продали.
Спустя несколько лет мы с подругой Леной (той еще оторвой) решили сделать марш-бросок и дойти до тех мест. Ей было все равно куда идти, лишь бы со мной, а мне было важно пройти эту дорогу заново, но в компании подруги. В пути я ей в красках описывала все тяготы дачной жизни. Она кивала и ободряюще держала меня за руку. Быстро темнело. А еще обратно добираться!
Молча мы стояли и смотрели на этот дом, на эти грядки, на землю, мостик через речку и березки. Потом переглянулись и просто пошли назад. Я еще подумала, что если бы Ленка была тут в те времена, я бы с этой дачи не уезжала все лето. И этот "дачный ад" стал бы самым любимым моим периодом в жизни.
По дороге обратно по-детски давали клятвы:
1.Гулять преимущественно в черте города.
2.Не мучить своих детей тяпками, ведрами и граблями.
3. Не ходить ночью по лесу
4. Никогда не ссориться, не расставаться и тд. Ванильная фигня.
Впереди бежала Джесси, огромный терьер, точь-в-точь как в "Электронике". Джесси была нашим третьим другом, нашей бандой и, самое главное, охраной! На несущественные детали, такие как трусливые обмороки собаки при виде мышей, истерические вздрагивания при хрусте веток, попытки спрятаться за наши спины при виде лисичек или бобров, мы просто не обращали внимания.
Не важно, кто кого охраняет. Главное, что мы вместе и идем, черт возьми, домой.
Дачи не люблю по сей день. Разве что чужие, и без наигранного фанатизма.
Ниже, с пометками, приведен маршрут, который сегодня не кажется мне таким уж жутким.
Но и ностальгического трепета не вызывает.