кусочками
Нашлось среди бумажек что-то старое, недописанное или просто неопубликованное. Написанное в стол или в никуда, но такое родное и ценное, что выбрасывать как-то особо жалко.
Из незаконченного парижского ( 2011 год ) :
"Почему он так пристально смотрит на меня? Неужели он и вправду заинтересован или только делает вид? Я была, по крайней мере, сотым «клиентом», с которым он работал за сегодня. Тогда почему же не отрывает взгляд? Или мне кажется?
Я не люблю, когда рисуют мой портрет. Будь то шутливый и искрометный шарж, или же серьезный профиль. В те минуты, когда художник смотрит на меня и пытается не упустить детали, мне кажется, что я зашла в примерочную, где слишком много зеркала, и куда не посмотри - везде выглядывает недостаток".
Из недописанного рассказа ( 2011 год) :
"Любовь Матвеевна подбежала к юноше, расцеловала его в обе щеки, аккуратно рассмотрела при лунном свете лицо ( привычка следить за его внешним состоянием и здоровьем у неё сохранилась) , пробурчала себе под нос разные замечания : «как же ты вырос» или «так изменился», присущие почти всем женщинам в её возрасте, а позже пригласила молодого человека в дом.
При свете в доме было тепло и уютно. В главной комнате, в старинном кресле уже сидел пожилой мужчина, так же проснувшийся от лая собаки и теперь пытавшийся закурить папиросу. Это был любимый супруг Любови Матвеевной - Федор Иванович. Услышав, как захлопнулась входная дверь, он поспешил туда, чтобы увидеть того, кто посмел прервать его сон.
- Ах, Стёпа! - воскликнул Федор Иванович, глядя на вошедшего - какой же ты красавец стал! Что же ты нас с женой пугаешь - мы ждали тебя завтра. К обеду.
- Федор Иванович, простите, что побеспокоил - тихо и очень любезно ответил Степан - сейчас слишком поздно, чтобы идти в дом моей старушки.
Семья Грачёвых была одной из тех, кого так искренне и неподдельно Степан Дмитриевич любил все эти годы. Они с детства были его воспитателями и наставниками, с того самого момента, когда его еще мальчишкой оставляли на летних каникулах в этой бедной усадьбе. Он ласково объяснил им, что крайне устал и все что ему нужно - это лечь в кровать и поскорее заснуть тем сном, который бывает лишь в юности. На уговоры и расспросы он дал слово ответить завтра. Любовь Матвеевна не стала его расспрашивать лишний раз и провела в комнату, постелив ему постель, хотя её мучило любопытство, почему же любимый Стёпа приехал столь в поздний час.
Но, возвратившись, она, посмотрев на Федора Ивановича, широко зевнула и сама отправилась на покой. «Утро вечера мудренее» - шепнула она мужу и поцеловала его в лоб, уже уходя из комнаты. Дым от папиросы практически исчез, когда старик потушил свет".
Что-то летне-одесское, даже не помню точных дат:
"Здесь не встретишь домов класса «люкс», богатых и припевающих. Я люблю Крым именно за ту простоту, которую он дает взамен. Наверное, для меня всегда останется какое-то незримое очарование в туалете, который стоит на улице, или в летнем душе, пол которого застлан влажными досками. Когда можно есть фрукты килограммами или сидеть на пляже и медленно обгорать, даже не догадываясь об этом. Смотреть фильмы ночами, читать книги и не успевать грустить.
Здесь наступает время, когда можно подумать. Обо всем. Чтобы никто не торопил и не отвлекал. Почему то именно в Крыму хочется отбросить все предрассудки - все эти формальности, «взрослости». Хочется просто наслаждаться теми теплыми, южными днями и своей молодостью. Все придет. Главное - не торопиться".
Школьное:
"- Скажи мне, сколько книг, нашей классики, написанные женщиной, стоят у тебя на полке? Вот именно - ни одной! Ахматова, Цветаева, и еще пара «поэтесс». Я за мужскую прозу. Девушки предпочтительнее пишут страницами из своих личных дневников. Мол, такая я бедная, несчастная, не посмотрел он на меня. Ань, будь реалисткой! Смотри на вещи шире! Пора отталкиваться от слюней и соплей на страницах и написать, наконец-то, что-то стоящее!
Я презрительно посмотрела на него и отвернулась. В чем-то он был прав, и мою внутреннюю часть, несомненно, это выводило из терпения, но я не хотела даже подавать виду. На зло. Его слова уязвили мою никудышную гордость, но проигрывать этот поединок мне тоже не особо хотелось.
- А что? Что, мне писать про военную ситуацию в Палестине? Или об экономическом кризисе? Многие так же презрительно относятся к женщинам в таких, «злободневных», темах. Какого черта я должна, в свои пятнадцать, писать про эту чушь? Это не по мне. Ты и сам прекрасно знаешь, что долго я не протерплю. Да, мне хочется написать что-то выразительное, легкое и гармоничное. Но меня заставляют писать, что-либо наподобие повседневных тем или проблем в школе. Кому нужна эта чертова школа?"
Перечитываю и улыбаюсь :)
Из незаконченного парижского ( 2011 год ) :
"Почему он так пристально смотрит на меня? Неужели он и вправду заинтересован или только делает вид? Я была, по крайней мере, сотым «клиентом», с которым он работал за сегодня. Тогда почему же не отрывает взгляд? Или мне кажется?
Я не люблю, когда рисуют мой портрет. Будь то шутливый и искрометный шарж, или же серьезный профиль. В те минуты, когда художник смотрит на меня и пытается не упустить детали, мне кажется, что я зашла в примерочную, где слишком много зеркала, и куда не посмотри - везде выглядывает недостаток".
Из недописанного рассказа ( 2011 год) :
"Любовь Матвеевна подбежала к юноше, расцеловала его в обе щеки, аккуратно рассмотрела при лунном свете лицо ( привычка следить за его внешним состоянием и здоровьем у неё сохранилась) , пробурчала себе под нос разные замечания : «как же ты вырос» или «так изменился», присущие почти всем женщинам в её возрасте, а позже пригласила молодого человека в дом.
При свете в доме было тепло и уютно. В главной комнате, в старинном кресле уже сидел пожилой мужчина, так же проснувшийся от лая собаки и теперь пытавшийся закурить папиросу. Это был любимый супруг Любови Матвеевной - Федор Иванович. Услышав, как захлопнулась входная дверь, он поспешил туда, чтобы увидеть того, кто посмел прервать его сон.
- Ах, Стёпа! - воскликнул Федор Иванович, глядя на вошедшего - какой же ты красавец стал! Что же ты нас с женой пугаешь - мы ждали тебя завтра. К обеду.
- Федор Иванович, простите, что побеспокоил - тихо и очень любезно ответил Степан - сейчас слишком поздно, чтобы идти в дом моей старушки.
Семья Грачёвых была одной из тех, кого так искренне и неподдельно Степан Дмитриевич любил все эти годы. Они с детства были его воспитателями и наставниками, с того самого момента, когда его еще мальчишкой оставляли на летних каникулах в этой бедной усадьбе. Он ласково объяснил им, что крайне устал и все что ему нужно - это лечь в кровать и поскорее заснуть тем сном, который бывает лишь в юности. На уговоры и расспросы он дал слово ответить завтра. Любовь Матвеевна не стала его расспрашивать лишний раз и провела в комнату, постелив ему постель, хотя её мучило любопытство, почему же любимый Стёпа приехал столь в поздний час.
Но, возвратившись, она, посмотрев на Федора Ивановича, широко зевнула и сама отправилась на покой. «Утро вечера мудренее» - шепнула она мужу и поцеловала его в лоб, уже уходя из комнаты. Дым от папиросы практически исчез, когда старик потушил свет".
Что-то летне-одесское, даже не помню точных дат:
"Здесь не встретишь домов класса «люкс», богатых и припевающих. Я люблю Крым именно за ту простоту, которую он дает взамен. Наверное, для меня всегда останется какое-то незримое очарование в туалете, который стоит на улице, или в летнем душе, пол которого застлан влажными досками. Когда можно есть фрукты килограммами или сидеть на пляже и медленно обгорать, даже не догадываясь об этом. Смотреть фильмы ночами, читать книги и не успевать грустить.
Здесь наступает время, когда можно подумать. Обо всем. Чтобы никто не торопил и не отвлекал. Почему то именно в Крыму хочется отбросить все предрассудки - все эти формальности, «взрослости». Хочется просто наслаждаться теми теплыми, южными днями и своей молодостью. Все придет. Главное - не торопиться".
Школьное:
"- Скажи мне, сколько книг, нашей классики, написанные женщиной, стоят у тебя на полке? Вот именно - ни одной! Ахматова, Цветаева, и еще пара «поэтесс». Я за мужскую прозу. Девушки предпочтительнее пишут страницами из своих личных дневников. Мол, такая я бедная, несчастная, не посмотрел он на меня. Ань, будь реалисткой! Смотри на вещи шире! Пора отталкиваться от слюней и соплей на страницах и написать, наконец-то, что-то стоящее!
Я презрительно посмотрела на него и отвернулась. В чем-то он был прав, и мою внутреннюю часть, несомненно, это выводило из терпения, но я не хотела даже подавать виду. На зло. Его слова уязвили мою никудышную гордость, но проигрывать этот поединок мне тоже не особо хотелось.
- А что? Что, мне писать про военную ситуацию в Палестине? Или об экономическом кризисе? Многие так же презрительно относятся к женщинам в таких, «злободневных», темах. Какого черта я должна, в свои пятнадцать, писать про эту чушь? Это не по мне. Ты и сам прекрасно знаешь, что долго я не протерплю. Да, мне хочется написать что-то выразительное, легкое и гармоничное. Но меня заставляют писать, что-либо наподобие повседневных тем или проблем в школе. Кому нужна эта чертова школа?"
Перечитываю и улыбаюсь :)