Наука о чужих (часть вторая)
Вторая часть статьи (Первую часть можно прочитать здесь).
Философы античности верили во множественность обитаемых миров. Однако позднее возобладала геоцентрическая космология, обоснованная Аристотелем и развитая Птолемеем, в которой не было места гипотетическим инопланетянам. Отношение к вопросу начало меняться только после изобретения телескопа, который позволил по-новому взглянуть на небесные тела и установить, что они во многом подобны Земле и, следовательно, могут быть обитаемы. Наука о Вселенной получила мощный толчок к развитию и породила весьма необычные гипотезы.
Подобие Земли
"Великий итальянский учёный Галилео Галилей, вошедший в историю созданием первого телескопа для профессиональных астрономических наблюдений, отличался вольнодумством ещё в молодости. C самого начала научной карьеры он не просто занимался изучением движения тел, но смог описать их средствами математики и таким образом заложил основы физико-математического метода, в котором видел единственный способ преодолеть ограничения чувственного познания и заглянуть в пространства, находящиеся вне нашего повседневного опыта. На этом пути он неизбежно должен был прийти к пересмотру умозрительных построений Аристотеля.
На новые космологические идеи Галилея навели труды немецкого математика-астронома Иоганна Кеплера, выпускника Тюбингенского университета, сторонника гелиоцентрической системы Коперника. Базируясь на ней, Кеплер пытался найти в «устройстве» неба геометрическое совершенство. В 1600 году он даже стал помощником выдающегося датского астронома Тихо Браге, известного скрупулёзностью наблюдений. К сожалению, Браге не смог отказаться от геоцентризма. Однако благодаря проведённому анализу движения Большой кометы 1577 года предположил, что объекты с яркими роскошными хвостами, время от времени появляющиеся в небе, нельзя считать атмосферным явлением, как полагал Аристотель, и, следовательно, небесных сфер, о которых говорят последователи античного философа, не существует, а между планетами Солнечной системы царит пустота.
Используя наблюдения датчанина, Кеплер быстро обнаружил, что, во-первых, у планет разная скорость вращения вокруг Солнца, причём она уменьшается с их удалённостью; во-вторых, орбиты планет не круговые, а эллиптические. И в конце концов Кеплер пришёл к выводу, что источник движения планет не может находиться на периферии, как утверждали коллеги, а заключается в самом Солнце.
Осенью 1604 года в небе вспыхнула звезда, впоследствии получившая название «сверхновая Кеплера», поскольку набиравший авторитет математик занимался её систематическими наблюдениями и написал по результатам книгу «О новой звезде в ноге Змееносца» (De Stella Nova in Pede Serpentarii, 1606). Кстати, сам Кеплер считал появление сверхновой доказательством подобия небесных тел и Земли, то есть в её «рождении» он увидел отблеск слияния далёких планетоподобных объектов, произошедшего в ходе некоего природного процесса.
Однако до тех пор, пока не было подходящего инструмента для изучения неба, любые теории оставались умозрительными. И вот в мае 1609 года до Галилео Галилея дошло известие об оптическом приборе, который изобрёл производитель линз Иоганн (Ханс) Липперсгей. Согласно преданию, дети Липперсгея, играя с испорченными линзами, обнаружили, что их сочетание позволяет «приближать» отдалённые предметы. Изобретение сразу заинтересовало моряков и военных, а Галилей понял, что его можно приспособить для наблюдений за небесными телами. Он начал экспериментировать и быстро добился успеха. Его телескоп давал десятикратное увеличение против трёхкратного у самых лучших подзорных труб. Демонстрация возможностей телескопа Венецианскому городскому совету произвела фурор, после чего Галилей вошёл в ряд самых авторитетных учёных и мог продолжать свои исследования.
Осенью 1609 года он сумел добиться двадцатикратного увеличения и в ноябре направил свой телескоп на Луну. Зрелище поразило его. Оказалось, что на поверхности ближайшего небесного тела, которое считалось идеальным гладким шаром, есть высокие горы и глубокие впадины. В отчёте о первых наблюдениях, названном «Звёздный вестник» (Sidereus Nuncius) и опубликованном в марте 1610 года, он писал: «Мы пришли к такому мнению, что с полной уверенностью можем считать поверхность Луны не такой уже совершенно гладкой, ровной и с точнейшей сферичностью, как великое множество философов думает об ней и о других небесных телах, но, наоборот, неровной, шероховатой, покрытой впадинами и возвышениями, совершенно так же, как и поверхность Земли».
На других страницах отчёта Галилей сообщал, что Млечный Путь - огромное скопление звёзд, что в созвездии Ориона и в Плеядах звёзд намного больше, чем способен увидеть человеческий глаз, но, главное, у Юпитера есть спутники. Учёный сделал однозначный вывод: «Мы имеем великолепный и наияснейший довод для устранения сомнений у тех, которые спокойно относятся к вращению в коперниковской системе планет вокруг Солнца, но настолько смущаются движением одной Луны вокруг Земли, в то время как обе они совместно описывают вокруг Солнца годичный круг, что даже считают необходимым отвергнуть такое строение Вселенной как невозможное. Теперь мы имеем не только одну планету, вращающуюся вокруг другой... но наши чувства показывают нам четыре светила, вращающиеся вокруг Юпитера, как Луна вокруг Земли».
Значение открытий Галилея трудно переоценить. В принципе для пересмотра аристотелевой модели мироздания хватило бы и гор на Луне, однако наличие системы планетоподобных спутников у Юпитера подрывало фундамент здания средневековой астрономии, который со всем тщанием строили больше тысячи лет!
Сила реакции
В последующие годы Галилей открыл фазы Венеры, некую аномалию у Сатурна (позднее было установлено, что это кольца), пятна на Солнце, а затем и факт вращения Солнца вокруг оси. Его наблюдения подтверждали и другие авторитетные астрономы. Казалось бы, под давлением наблюдений церковь должна отказаться от геоцентризма, поэтому Галилей весной 1611 года отправился в Рим, чтобы представить кардиналам и папе Павлу V плоды своих изысканий, включая и самый мощный телескоп. Там его встретили дружелюбно, благо Римская коллегия (Папский Григорианский университет) положительно оценила проделанную работу. Галилей также переговорил с кардиналом Роберто Беллармино, который возглавлял инквизицию и выступал обвинителем на процессе Джордано Бруно, и вроде бы сумел согласовать позиции.
В книге «История и демонстрация солнечных пятен» (Istoria e dimostrazioni intorno alle macchie solari), которая вышла в 1613 году, Галилей ещё более настойчиво утверждал гелиоцентрическую модель. Многие церковные лидеры сначала приняли его новый труд одобрительно. Среди поклонников таланта Галилея был и кардинал Маффео Барберини, будущий папа Урбан VIII. Но их благожелательность сменилась подозрением, когда Галилей, отвечая на запрос аббата Бенедетто Кастелли по поводу спора, возникшего вокруг теории Коперника при дворе герцога Пизы, составил большое письмо, в котором для придания веса своим аргументам намекнул, что не всему, что изложено в Библии, следует верить. Письмо стало широко известно и вызвало недовольство священнослужителей: кое-кто из них объявил Галилея еретиком, в инквизицию стали поступать доносы.
Проблема состояла в том, что в разгар Реформации католическая церковь не могла позволить отклонений от канона, ведь это подрывало её авторитет. В Риме вновь принялись обсуждать теорию Коперника с очевидным намерением её запретить. Встревоженный Галилей бросил работу и в декабре 1615 года явился туда, чтобы помешать принятию негативного для него решения. Добровольный приезд учёного произвёл хорошее впечатление на папу Павла V, однако выбор был уже сделан - оставалось закрепить его формальными процедурами. 19 февраля 1616 года одиннадцать квалификаторов Римской коллегии, видные теологи, получили два тезиса, к которым была сведена вся гелиоцентрическая теория. Тезис первый: Солнце является центром Вселенной и не совершает никаких движений в пространстве. Тезис второй: Земля не является центром Вселенной и не неподвижна, но движется как целое, совершая также суточное вращение вокруг оси. Пять дней спустя теологи назвали первое суждение глупым и абсурдным в философском смысле, а формально еретическим. Второе суждение они определили таким же с точки зрения философии, а в плане теологии - «ошибочным в вере». 5 марта был придан огласке декрет о запрете теории Коперника, который был отменён только через двести лет - в 1835 году.
Сам Галилей в то время не пострадал: Павел V удостоил его продолжительной аудиенции и заверил, что учёному ничего не угрожает, а доносы на него будут отвергнуты как «ложные». Всё же кардинал Беллармино сделал Галилею внушение и посоветовал оставить гелиоцентризм и «в дальнейшем его более не придерживаться, не преподавать и не защищать никоим образом, ни письменно, ни устно». Учёный согласился и обещал повиноваться.
6 августа 1623 года римским папой стал Урбан VIII, которого Галилей считал своим другом и единомышленником. В апреле следующего года учёный снова отправился в Рим и шесть раз беседовал с ним, но ничего не добился: декрет остался в силе. Тогда хитроумный Галилей решил зайти с другой стороны, представив образованной части европейского общества возможность ознакомиться с доводами в пользу противостоящих космологических теорий и самостоятельно выбрать, какая из них наиболее соответствует реальности. За шесть лет он написал книгу «Диалог о двух главнейших системах мира - птолемеевой и коперниковой» (Dialogo sopra i due massimi sistemi del mondo, tolemaico e copernicano), которая была издана в феврале 1632 года. Хотя повествование действительно представляло собой диалог между равновесными персонажами: Сальвиати, отстаивавшим гелиоцентризм, и Симпличио, защищавшим геоцентризм, - симпатии автора явно находились на стороне первого, поэтому второй часто выглядел напыщенным болваном, отказывающимся от фактов во имя устаревших концепций. В «Диалоге...» Галилей затронул широчайший круг проблем; нашлось там место и для ксенологии, причём учёный подошёл к проблематике внеземных существ скептически: «Мы ясно видим и можем ощутительно в этом убедиться, что все возникновения, изменения и т. д., какие только происходят на Земле, посред-ственно или непосредственно направлены для пользы, удобства и блага человека; для удобства людей родятся лошади, для пищи лошадям Земля производит траву, а тучи её орошают; для удобства и пищи людям родятся хлеба, плоды, звери, птицы, рыбы; словом, если мы всё прилежно исследуем и рассмотрим, то найдём, что цель, к которой всё направлено, это - нужда, польза, удобство и наслаждение людей. Так какую же пользу могли бы когда-нибудь принести роду человеческому те рождения, которые происходили бы на Луне или на другой планете? Разве только вы захотите сказать, что и на Луне также находятся люди, которые наслаждаются её плодами; мысль - или сказочная или нечестивая».
Появление «Диалога...» вызвало недовольство церкви и прежде всего теологов-иезуитов, а поскольку пошли слухи о том, что в образе ретрограда Симпличио изображён сама папа римский, Урбан VIII почувствовал себя оскорблённым. Через шесть месяцев книга Галилея была запрещена, а самого учёного вызвали на суд инквизиции по подозрению в ереси. Следствие продолжалось с 21 апреля по 21 июня 1633 года, причём после первого допроса Галилея взяли под арест. От учёного требовали ответить, сознательно ли он нарушил положения декрета 1616 года и раскаивается ли он в содеянном. 22 июня был оглашён приговор: учёного признали «заподозренным в ереси» и осудили на тюремное заключение. Кроме того, стоя на коленях, он произнёс подготовленный текст отречения. В тюрьме Галилей оставался недолго, жил на вилле у друзей, после чего вернулся на родину, в Арчетри под Флоренцией.
Осуждение и ссылка Галилея потрясли образованных европейцев, благо копии приговора были разосланы во все университеты. Учёным дали понять, что церковь покарает любого, кто попытается оспорить геоцентризм, увязанный с Писанием.
Прогулки по Луне
Впрочем, Рим уже не мог остановить процесс пересмотра ключевых мировоззренческих идей. Поразительно, но в 1634 году, менее чем через год после осуждения Галилея, было посмертно опубликовано сочинение его давнего друга Иоганна Кеплера «Сон, или Лунная астрономия» (Somnium, seu Opus posthumum De Astronomia Lunari). Автор рассказывал, как некий молодой человек знакомится благодаря посредничеству своей матери-колдуньи с духом из Левании (с Луны), который излагает ему сведения о её жителях - селенитах: «У обитателей... нет ни определённого жилища, ни постоянного места обитания. В один из леванских дней они толпами разбредаются по всей своей сфере, причём каждый избирает способ передвижения в соответствии со своей природой: обладатели ног, более мощных, чем ноги наших верблюдов, передвигаются пешком, другие предпочитают лететь на крыльях, третьи плывут на лодках, неотступно следуя за отступающей водой. Если возникает необходимость задержаться на несколько дней, то обитатели Левании заползают в пещеры... Всё, что вынуждено оставаться на поверхности, в полдень оказывается сваренным на Солнце и становится пищей для пребывающих там бродячих обитателей Левании...»
Хотя Кеплер не был биологом, в своём «Сне...» он предопределил одно из будущих важнейших направлений ксенологии - изучение так называемых экстремофилов, то есть существ, способных жить в условиях и средах, которые смертельны для большинства известных нам организмов.
Тогда же всё более модным становился атомизм - античная натурфилософская теория, согласно которой все материальные вещи состоят из химически неделимых частиц - атомов. Если в Италии и Франции за приверженность этим подзабытым идеям можно было угодить под суд, то в протестантской Англии, наоборот, появилось целое общество неоатомистов, вошедшее в историю как Нортумберлендский кружок. В него входили астроном-математик Томас Хэрриот (он, кстати, известен тем, что наблюдал Луну в подзорную трубу раньше Галилея, но поскольку его инструмент имел меньшее разрешение, не смог разглядеть новые детали), литераторы Джон Донн, Джордж Чепмен и Джордж Пил, натуралисты Роберт Хьюз, Томас Аллен, Уолтер Уорнер, Натаниэль Торпорли, Роберт Нортон и Николас Хилл. Последний из перечисленных даже выпустил в 1601 году большую работу «Философия Эпикура, Демокрита и Теофраста, изложенная просто» (Philosophia Epicurea, Democritiana, Theophrastica proposita simpliciter, non edocta), в которой среди прочего высказался и на тему множественности миров, утверждая, что «внешние сферы (как их обычно называют) сделаны из той же самой материи, как и сфера, в которой мы живём, и по аналогии содержат все те же вещества, которые мы имеем в нашем мире... включая живые существа, приспособленные к условиям их собственного мира». Землю, Солнце и прочие «видимые небесные сферы» Хилл считал незначительными по сравнению с бесконечной Вселенной.
Члены кружка оказали серьёзное влияние на умонастроения интеллектуалов своей страны. Поэтому не приходится удивляться, что в 1638 году именно в Англии вышла в свет повесть епископа Фрэнсиса Годвина под названием «Человек на Луне, или Необыкновенное путешествие, совершённое Домиником Гонсалесом, испанским искателем приключений, или Воздушный посол» (The Man in the Moone: Or a Discourse of a Voyage thither by Domingo Gonsales. The speedy Messenger). В ней рассказывается, как севильский дворянин приручил диких лебедей перевозить в специальной упряжи тяжести, а потом и хозяина. При их помощи он перелетел с корабля, потерпевшего крушение, на вершину Тенерифского пика, а оттуда - всё выше и выше. В тексте мы находим потрясающее по достоверности описание вида Земли из космоса: «С каждой минутой Луна приближалась и становилась всё больше. Земля же подёрнулась какой-то дымкой и стала походить на Луну. И как на последней мы обнаруживаем тёмные пятна, то такие же я узрел на Земле. Форма этих пятен менялась ежечасно. Причина, я полагаю, в том, что, следуя естественному движению (в чём я теперь вынужден согласиться с Коперником), Земля вертится вокруг своей оси с востока на запад и проходит этот путь за каждые двадцать четыре часа. Я заметил в середине Земли пятно, похожее на грушу, причём одна из сторон была как бы откусана. Несомненно, это был Африканский материк. Затем это место затопила яркая и широкая полоса света. Это, конечно, был Атлантический океан. Вскоре перед моим взором возникло новое пятно в форме овала - такой и выглядит Америка на карте мира... Казалось, передо мной медленно вращают большой глобус».
Через одиннадцать дней, успешно прилунившись, Гонсалес повстречал «братьев по разуму» - очень похожих на людей, но трёхметрового роста и с оливковой кожей. На Луне царит монархия, а местную цивилизацию, согласно преданию, создал пришелец с Земли. Благодаря последнему обстоятельству Гонсалеса принимают очень тепло, окружают вниманием и заботой. Однако, проведя на Луне земную зиму, межпланетный путешественник вынужден вернуться домой - лебеди начали дохнуть, и испанец опасался, что останется в лунном мире навсегда.
Пожалуй, самым последовательным сторонником атомизма в XVII веке был французский философ, математик и астроном Пьер Гассенди. В 1616 году, будучи ещё совсем молодым человеком, он получил кафедру философии в колледже Экс-ан-Прованса и, разумеется, преподавал там в том числе и геоцентрическую теорию. Однако чем дальше, тем больше критиковал её. Знакомство с работами Николая Коперника и сочинениями Джордано Бруно окончательно убедили Гассенди в ошибочности этой модели мироздания. Понятно, что такому курсу философии не было места в иезуитском университете, и в 1622 году Гассенди отстранили от работы. В ответ он издал анонимно первую часть своей книги «Парадоксальные упражнения против аристотеликов» (Exercitationes paradoxicae adversus Aristoteleos, 1624), в которой показал ущербность ортодоксального мировоззрения. Тогда же философ посетил Париж, где познакомился с рядом ведущих учёных, постоянная переписка с которыми продолжалась многие годы, и увлёкся астрономическими наблюдениями, позволившими ему дополнить собственные рассуждения фактами. Однако главная работа учёного - «Свод философии» (Syntagma philosophicum, 1658), - где он подробно излагал свои взгляды, вышла только после смерти автора.
Понятно, что при пересмотре европейской космологии Гассенди не мог не коснуться проблемы множественности обитаемых миров. И подошёл к ней системно. Сначала он сформулировал главный вопрос - «Должен ли этот мир считаться уникальным в качестве Вселенной?» - и отметил, что его обсуждение имеет почтенную историю. Он перечислил имена философов, которые отстаивали разные, зачастую противоположные, точки зрения. При этом Гассенди был очень осторожен в оценках: «Одно менее всего вероятно, а именно будто, как утверждают некоторые, небесные светила - это одушевлённые, живые существа, и вдобавок ещё - боги. Ибо если мы даже признаем, что каждое из этих светил как бы некий мир или, вернее, некая земля, имеющая свой собственный воздух и даже эфир, то всё же, подобно тому как наша земля, производя живые существа, сама не есть в силу этого живое существо, точно так же не могут быть ими и небесные светила, сколько бы мы ни допускали, что кое-какие живые существа могут на них рождаться... Всё это вымыслы и чудачества и не здравые рассуждения, а бред философов».
Далее кажется, что французский мыслитель выступает на стороне ортодоксов: он сообщал, что в Священном Писании нет указаний на существование каких-то других миров, кроме нашего. При этом он добавлял: могущество Бога столь безгранично, что он способен создать любое количество миров и, возможно, продолжает создавать их, посему «нужно признать, что не может быть ясно доказано отсутствие других миров». Он предлагал учитывать, что условия жизни на той же Луне настолько отличаются от земных, что «организация лунных существ» может не иметь ничего общего с нашей: «Существа, рождающиеся и умирающие на том мире, совершенно иные, чем те, которые рождаются и умирают у нас, и мы не можем постигнуть, как они живут; точно так же и обитатели Луны, если они одарены разумом, не в состоянии постигнуть, каким образом можем существовать мы». Следовательно, и жители планет, если таковые действительно есть, должны заметно отличаться от землян, причём обитатели Меркурия и Венеры должны быть более чистыми и гармонично устроенными, поскольку живут ближе к Солнцу, а обитатели Марса, Юпитера и Сатурна - более грубыми, и чем дальше от Солнца, тем грубее. В принципе, он не исключал возможности обитаемости и самого нашего светила, но считал, что его жители вряд ли когда-нибудь смогут явиться людям: «Они созданы для такого режима, что если бы их перенести на поверхность Земли или другой какой-либо планеты, то они погибли бы от холода, подобно тому, как у нас животные, дышащие лёгкими, погибают в воде, и водные животные погибают на воздухе».
Позиция Пьера Гассенди выглядит противоречивой, но нужно помнить, что в ситуации, когда сторонников гелиоцентризма изгоняли из Парижа, угрожая смертной казнью (были и такие прецеденты), он не мог прямо излагать свои мысли.
Опытный химик, ботаник и королевский врач Пьер Борель, близкий друг Гассенди, тоже не остался равнодушным к теме: в 1657 году он выпустил трактат под длинным названием «Новое исследование, доказывающее многочисленность обитаемых миров: что звёзды суть обитаемые миры, а Земля есть звезда; что Земля находится в третьем небе, за пределами центра мира; что она вращается вокруг неподвижного Солнца, и много другого оригинального» (Discours Nouveau Prouvant la pluralité des Mondes, que les Astres font des terres habitées, et la terre une Estoile, qu’elle est hors du centre du monde dans le troisiesme Ciel, et se tourne devant le Soleil qui est fixe, et autres choses très-curieuses). Содержание трактата полностью соответствует названию, то есть Борель в очередной раз попытался утвердить гелиоцентрическую космологию, доказывая при этом, что по аналогии с Землёй все небесные тела должны быть населены. Больше того, учёный даже предлагал вступить в непосредственный контакт с инопланетянами путём организации межпланетных сообщений на воздухоплавательных аппаратах.
Беседы о пришельцах
Во второй половине XVII века французские и английские мыслители считали вопрос о существовании инопланетян решённым. При этом, заметим, все они приняли гипотезу о том, что инопланетяне, скорее всего, сильно отличаются от землян по анатомии, физиологии и образу жизни, поскольку на их формирование оказывают влияние природные условия родных миров. Начала науки ксенологии были заложены, а своё развитие она получила в новорождённом направлении литературы - научно-популярной прозе.
Основоположником этого жанра по праву считается Бернар Ле Бовье де Фонтенель, среди трудов которого есть сочинение «Беседы о множественности миров» (Entretiens sur la pluralité des mondes, 1686). Хотя его ждала юридическая карьера, де Фонтенель рано увлёкся литературой и полностью отдался ей: писал стихи и пьесы, работы по истории театра. Параллельно он интересовался философией, и ему пришла в голову счастливая мысль соединить вековую мудрость человечества с рассказом, доступным пониманию обычных людей. Метод оказался плодотворным, принёс ему известность и членство Французской академии.
«Беседы...» состоят из шести «вечеров», в первом из которых автор вместе с любознательной маркизой обсуждает основы гелиоцентрической системы мира, а в пяти остальных - планеты Солнечной системы, известные на тот момент, и невидимые планеты у соседних звёзд.
Нужно отметить, что под «мирами» де Фонтенель понимал не только обитаемые планеты (Солнце и звёзды в его интерпретации были необитаемы, поэтому «мирами» не считались), но и любые населённые области Вселенной: «Даже в очень твёрдых видах камней были найдены бесчисленные маленькие черви, расположившиеся там повсюду в неосязаемых пустотах и питающиеся не чем иным, как твёрдой материей этих камней, которую они точат. Вообразите себе, сколько их там, этих крохотных червячков, и в течение скольких лет они могут существовать одной песчинкой. Пользуясь этим примером, замечу вам, что, если бы Луна была всего-навсего каменистой массой, я предпочёл бы думать, что её истачивают луножители, чем считать, будто их там нет вовсе. Наконец, всё ведь живёт, всё одушевлено: допустите существование всех этих вновь открытых животных, а также всех тех, которые, как это легко понять, ещё могут быть открыты, добавьте сюда и тех, что мы всегда здесь видели, - и вы, конечно, поймёте, что Земля сильно заселена и что природа весьма щедро разбросала по ней живые существа... И неужели вы считаете, будто, доведя здесь свою плодовитость до крайности, она для всех остальных планет осталась настолько бесплодной, что не произвела там ничего живого?!»
Таким образом, Бернар де Фонтенель сформулировал одну из центральных гипотез ксенологии: на Земле жизнь, в том числе микроскопическая, распространилась всюду и везде - можем ли мы отказать другим мирам в её наличии?
Как и многие из предшественников, де Фонтенель исходил из того, что формы, которые приобретают инопланетяне, зависят от влияния местных условий. Например, рассуждая о жителях Меркурия, который наиболее близок к Солнцу и, соответственно, имеет тропический климат, он писал: «Они более чем в два раза ближе к Солнцу, чем мы. Должно быть, они обезумевают от бушующих в них жизненных сил... именно на Меркурии находятся сумасшедшие дома Вселенной».
В то же время де Фонтенель выражал уверенность, что когда-нибудь проблемы преодоления пространства между мирами будут решены и земляне вступят в контакт с инопланетянами. И, пожалуй, французский популяризатор был первым, кто задумался о том, что контакт с более развитой цивилизацией окажется шокирующим: «Бьюсь об заклад, что я заставлю вас признать вопреки всякому разуму, что может наступить день, когда между Землёй и Луной установится связь. Представьте себе в уме, в каком состоянии была Америка до открытия её Христофором Колумбом: жители её пребывали в полной безвестности; им совершенно неведомы были науки и даже самые простые и насущно необходимые искусства. Они ходили нагими, и единственным их оружием был лук... Однако же в один прекрасный день... престранное зрелище, столь неожиданное, явилось их взору: огромные предметы, казалось, имевшие белые крылья, летевшие по морю и изрыгавшие со всех сторон огонь; предметы, собиравшиеся высадить на берег незнакомых людей, как чешуёй покрытых железным вооружением, легко справлявшихся с бросавшимися на них дикими животными и державших в деснице молнии, с помощью которых они сокрушали любое противодействие. Откуда явились они? Кто смог привести их сюда по морю? Кто дал в их распоряжение огонь? Не дети ли это Солнца? Ибо, конечно, это не люди».
Вера Ньютона
Можно сказать, что «Беседы...» Бернара де Фонтенеля подвели промежуточный итог в развитии идеи множественности обитаемых миров, которая шаг за шагом вырастала в полноценную теорию. Поскольку ксенология интриговала и будила воображение, её тезисы вызывали огромный интерес и подталкивали самых разных мыслителей, писателей и филантропов обращаться к ней, удовлетворяя растущий общественный спрос.
В XVIII веке дискуссия по вопросу стала ещё более жаркой и, к счастью, менее опасной для её участников. В то время, как мы знаем со школьной парты, прогремело имя Исаака Ньютона, который заложил основы новой физики. Поскольку его теория претендовала на всеобщность, он не мог обойти вниманием вопросы космологии. Знаменитый трёхтомный труд «Математические начала натуральной философии» (Philosophiæ Naturalis Principia Mathematica) был опубликован в 1687 году, то есть через год после появления «Бесед...».
Ньютон был глубоко верующим человеком, однако воспринимал Бога не только в качестве Творца, но и как активное действующее начало, управляющее всем необозримым пространством во всякий момент времени. Следовательно, именно Творец сформировал Солнце, планеты и спутники, заставив их двигаться по определённым орбитам. Но сделал ли Он то же самое для других звёзд? Сначала Ньютон не решился ответить на этот вопрос, но в изданиях «Математических начал...» 1713 и 1726 годов высказался следующим образом: «Такое изящнейшее соединение Солнца, планет и комет не могло произойти иначе, как по намерению и по власти могущественного и премудрого существа. Если и неподвижные звёзды представляют центры подобных же систем, то все они, будучи построены по одинаковому намерению, подчинены и власти единою: в особенности приняв в соображение, что свет неподвижных звёзд - той же природы, как и свет Солнца, и все системы испускают свет друг на друга, а чтобы системы неподвижных звёзд от своего тяготения не падали друг на друга, он их расположил в таких огромных одна от другой расстояниях».
Как видно, по вопросу обитаемости «систем неподвижных звёзд» Ньютон не стал высказываться определённо, но всё же для истории была сохранена и в 1806 году опубликована запись беседы Джона Кондуита (помощника и близкого друга Ньютона). Во время встречи 7 марта 1724 года они обсуждали возможность наличия населённых планет за пределами Солнечной системы. Ньютон заявил, что считает яркие звёзды, время от времени вспыхивающие на небосводе и угасающие через несколько месяцев (то есть сверхновые), отсветом миров, погибших по воле Бога, поскольку история существ, обитавших там, подошла к своему предопределённому концу. Причём Бог взрывает избранную звезду с помощью направленных комет, после чего поверхность всех планет, находящихся поблизости, опаляет убийственный жар. Когда-нибудь похожая участь постигнет и Землю. Кондуит поинтересовался, можно ли надеяться, что наша планета после такой глобальной катастрофы вновь будет заселена? Ньютон ответил в философском духе: на всё воля Творца!
Если вспомнить исторический контекст, в котором идея множественности обитаемых миров развивалась вопреки ожесточённому сопротивлению Рима, мы увидим расширяющуюся экспансию Европы, охватывающую практически весь земной шар: её культура, как губка, впитывала непривычные географические и этнографические образы, которые тут же получали отображение в разнообразной литературе. В связи с этим сама собой возникла проблема относительности европейской морали, условности традиционных норм поведения и канонов, которые до того казались незыблемыми, а это незаметно размывало и непреклонность церкви".
Продолжение следует.
Антон Первушин, "Наука и жизнь", № 2, 2023
Философы античности верили во множественность обитаемых миров. Однако позднее возобладала геоцентрическая космология, обоснованная Аристотелем и развитая Птолемеем, в которой не было места гипотетическим инопланетянам. Отношение к вопросу начало меняться только после изобретения телескопа, который позволил по-новому взглянуть на небесные тела и установить, что они во многом подобны Земле и, следовательно, могут быть обитаемы. Наука о Вселенной получила мощный толчок к развитию и породила весьма необычные гипотезы.
Подобие Земли
"Великий итальянский учёный Галилео Галилей, вошедший в историю созданием первого телескопа для профессиональных астрономических наблюдений, отличался вольнодумством ещё в молодости. C самого начала научной карьеры он не просто занимался изучением движения тел, но смог описать их средствами математики и таким образом заложил основы физико-математического метода, в котором видел единственный способ преодолеть ограничения чувственного познания и заглянуть в пространства, находящиеся вне нашего повседневного опыта. На этом пути он неизбежно должен был прийти к пересмотру умозрительных построений Аристотеля.
На новые космологические идеи Галилея навели труды немецкого математика-астронома Иоганна Кеплера, выпускника Тюбингенского университета, сторонника гелиоцентрической системы Коперника. Базируясь на ней, Кеплер пытался найти в «устройстве» неба геометрическое совершенство. В 1600 году он даже стал помощником выдающегося датского астронома Тихо Браге, известного скрупулёзностью наблюдений. К сожалению, Браге не смог отказаться от геоцентризма. Однако благодаря проведённому анализу движения Большой кометы 1577 года предположил, что объекты с яркими роскошными хвостами, время от времени появляющиеся в небе, нельзя считать атмосферным явлением, как полагал Аристотель, и, следовательно, небесных сфер, о которых говорят последователи античного философа, не существует, а между планетами Солнечной системы царит пустота.
Используя наблюдения датчанина, Кеплер быстро обнаружил, что, во-первых, у планет разная скорость вращения вокруг Солнца, причём она уменьшается с их удалённостью; во-вторых, орбиты планет не круговые, а эллиптические. И в конце концов Кеплер пришёл к выводу, что источник движения планет не может находиться на периферии, как утверждали коллеги, а заключается в самом Солнце.
Осенью 1604 года в небе вспыхнула звезда, впоследствии получившая название «сверхновая Кеплера», поскольку набиравший авторитет математик занимался её систематическими наблюдениями и написал по результатам книгу «О новой звезде в ноге Змееносца» (De Stella Nova in Pede Serpentarii, 1606). Кстати, сам Кеплер считал появление сверхновой доказательством подобия небесных тел и Земли, то есть в её «рождении» он увидел отблеск слияния далёких планетоподобных объектов, произошедшего в ходе некоего природного процесса.
Однако до тех пор, пока не было подходящего инструмента для изучения неба, любые теории оставались умозрительными. И вот в мае 1609 года до Галилео Галилея дошло известие об оптическом приборе, который изобрёл производитель линз Иоганн (Ханс) Липперсгей. Согласно преданию, дети Липперсгея, играя с испорченными линзами, обнаружили, что их сочетание позволяет «приближать» отдалённые предметы. Изобретение сразу заинтересовало моряков и военных, а Галилей понял, что его можно приспособить для наблюдений за небесными телами. Он начал экспериментировать и быстро добился успеха. Его телескоп давал десятикратное увеличение против трёхкратного у самых лучших подзорных труб. Демонстрация возможностей телескопа Венецианскому городскому совету произвела фурор, после чего Галилей вошёл в ряд самых авторитетных учёных и мог продолжать свои исследования.
Осенью 1609 года он сумел добиться двадцатикратного увеличения и в ноябре направил свой телескоп на Луну. Зрелище поразило его. Оказалось, что на поверхности ближайшего небесного тела, которое считалось идеальным гладким шаром, есть высокие горы и глубокие впадины. В отчёте о первых наблюдениях, названном «Звёздный вестник» (Sidereus Nuncius) и опубликованном в марте 1610 года, он писал: «Мы пришли к такому мнению, что с полной уверенностью можем считать поверхность Луны не такой уже совершенно гладкой, ровной и с точнейшей сферичностью, как великое множество философов думает об ней и о других небесных телах, но, наоборот, неровной, шероховатой, покрытой впадинами и возвышениями, совершенно так же, как и поверхность Земли».
На других страницах отчёта Галилей сообщал, что Млечный Путь - огромное скопление звёзд, что в созвездии Ориона и в Плеядах звёзд намного больше, чем способен увидеть человеческий глаз, но, главное, у Юпитера есть спутники. Учёный сделал однозначный вывод: «Мы имеем великолепный и наияснейший довод для устранения сомнений у тех, которые спокойно относятся к вращению в коперниковской системе планет вокруг Солнца, но настолько смущаются движением одной Луны вокруг Земли, в то время как обе они совместно описывают вокруг Солнца годичный круг, что даже считают необходимым отвергнуть такое строение Вселенной как невозможное. Теперь мы имеем не только одну планету, вращающуюся вокруг другой... но наши чувства показывают нам четыре светила, вращающиеся вокруг Юпитера, как Луна вокруг Земли».
Значение открытий Галилея трудно переоценить. В принципе для пересмотра аристотелевой модели мироздания хватило бы и гор на Луне, однако наличие системы планетоподобных спутников у Юпитера подрывало фундамент здания средневековой астрономии, который со всем тщанием строили больше тысячи лет!
Сила реакции
В последующие годы Галилей открыл фазы Венеры, некую аномалию у Сатурна (позднее было установлено, что это кольца), пятна на Солнце, а затем и факт вращения Солнца вокруг оси. Его наблюдения подтверждали и другие авторитетные астрономы. Казалось бы, под давлением наблюдений церковь должна отказаться от геоцентризма, поэтому Галилей весной 1611 года отправился в Рим, чтобы представить кардиналам и папе Павлу V плоды своих изысканий, включая и самый мощный телескоп. Там его встретили дружелюбно, благо Римская коллегия (Папский Григорианский университет) положительно оценила проделанную работу. Галилей также переговорил с кардиналом Роберто Беллармино, который возглавлял инквизицию и выступал обвинителем на процессе Джордано Бруно, и вроде бы сумел согласовать позиции.
В книге «История и демонстрация солнечных пятен» (Istoria e dimostrazioni intorno alle macchie solari), которая вышла в 1613 году, Галилей ещё более настойчиво утверждал гелиоцентрическую модель. Многие церковные лидеры сначала приняли его новый труд одобрительно. Среди поклонников таланта Галилея был и кардинал Маффео Барберини, будущий папа Урбан VIII. Но их благожелательность сменилась подозрением, когда Галилей, отвечая на запрос аббата Бенедетто Кастелли по поводу спора, возникшего вокруг теории Коперника при дворе герцога Пизы, составил большое письмо, в котором для придания веса своим аргументам намекнул, что не всему, что изложено в Библии, следует верить. Письмо стало широко известно и вызвало недовольство священнослужителей: кое-кто из них объявил Галилея еретиком, в инквизицию стали поступать доносы.
Проблема состояла в том, что в разгар Реформации католическая церковь не могла позволить отклонений от канона, ведь это подрывало её авторитет. В Риме вновь принялись обсуждать теорию Коперника с очевидным намерением её запретить. Встревоженный Галилей бросил работу и в декабре 1615 года явился туда, чтобы помешать принятию негативного для него решения. Добровольный приезд учёного произвёл хорошее впечатление на папу Павла V, однако выбор был уже сделан - оставалось закрепить его формальными процедурами. 19 февраля 1616 года одиннадцать квалификаторов Римской коллегии, видные теологи, получили два тезиса, к которым была сведена вся гелиоцентрическая теория. Тезис первый: Солнце является центром Вселенной и не совершает никаких движений в пространстве. Тезис второй: Земля не является центром Вселенной и не неподвижна, но движется как целое, совершая также суточное вращение вокруг оси. Пять дней спустя теологи назвали первое суждение глупым и абсурдным в философском смысле, а формально еретическим. Второе суждение они определили таким же с точки зрения философии, а в плане теологии - «ошибочным в вере». 5 марта был придан огласке декрет о запрете теории Коперника, который был отменён только через двести лет - в 1835 году.
Сам Галилей в то время не пострадал: Павел V удостоил его продолжительной аудиенции и заверил, что учёному ничего не угрожает, а доносы на него будут отвергнуты как «ложные». Всё же кардинал Беллармино сделал Галилею внушение и посоветовал оставить гелиоцентризм и «в дальнейшем его более не придерживаться, не преподавать и не защищать никоим образом, ни письменно, ни устно». Учёный согласился и обещал повиноваться.
6 августа 1623 года римским папой стал Урбан VIII, которого Галилей считал своим другом и единомышленником. В апреле следующего года учёный снова отправился в Рим и шесть раз беседовал с ним, но ничего не добился: декрет остался в силе. Тогда хитроумный Галилей решил зайти с другой стороны, представив образованной части европейского общества возможность ознакомиться с доводами в пользу противостоящих космологических теорий и самостоятельно выбрать, какая из них наиболее соответствует реальности. За шесть лет он написал книгу «Диалог о двух главнейших системах мира - птолемеевой и коперниковой» (Dialogo sopra i due massimi sistemi del mondo, tolemaico e copernicano), которая была издана в феврале 1632 года. Хотя повествование действительно представляло собой диалог между равновесными персонажами: Сальвиати, отстаивавшим гелиоцентризм, и Симпличио, защищавшим геоцентризм, - симпатии автора явно находились на стороне первого, поэтому второй часто выглядел напыщенным болваном, отказывающимся от фактов во имя устаревших концепций. В «Диалоге...» Галилей затронул широчайший круг проблем; нашлось там место и для ксенологии, причём учёный подошёл к проблематике внеземных существ скептически: «Мы ясно видим и можем ощутительно в этом убедиться, что все возникновения, изменения и т. д., какие только происходят на Земле, посред-ственно или непосредственно направлены для пользы, удобства и блага человека; для удобства людей родятся лошади, для пищи лошадям Земля производит траву, а тучи её орошают; для удобства и пищи людям родятся хлеба, плоды, звери, птицы, рыбы; словом, если мы всё прилежно исследуем и рассмотрим, то найдём, что цель, к которой всё направлено, это - нужда, польза, удобство и наслаждение людей. Так какую же пользу могли бы когда-нибудь принести роду человеческому те рождения, которые происходили бы на Луне или на другой планете? Разве только вы захотите сказать, что и на Луне также находятся люди, которые наслаждаются её плодами; мысль - или сказочная или нечестивая».
Появление «Диалога...» вызвало недовольство церкви и прежде всего теологов-иезуитов, а поскольку пошли слухи о том, что в образе ретрограда Симпличио изображён сама папа римский, Урбан VIII почувствовал себя оскорблённым. Через шесть месяцев книга Галилея была запрещена, а самого учёного вызвали на суд инквизиции по подозрению в ереси. Следствие продолжалось с 21 апреля по 21 июня 1633 года, причём после первого допроса Галилея взяли под арест. От учёного требовали ответить, сознательно ли он нарушил положения декрета 1616 года и раскаивается ли он в содеянном. 22 июня был оглашён приговор: учёного признали «заподозренным в ереси» и осудили на тюремное заключение. Кроме того, стоя на коленях, он произнёс подготовленный текст отречения. В тюрьме Галилей оставался недолго, жил на вилле у друзей, после чего вернулся на родину, в Арчетри под Флоренцией.
Осуждение и ссылка Галилея потрясли образованных европейцев, благо копии приговора были разосланы во все университеты. Учёным дали понять, что церковь покарает любого, кто попытается оспорить геоцентризм, увязанный с Писанием.
Прогулки по Луне
Впрочем, Рим уже не мог остановить процесс пересмотра ключевых мировоззренческих идей. Поразительно, но в 1634 году, менее чем через год после осуждения Галилея, было посмертно опубликовано сочинение его давнего друга Иоганна Кеплера «Сон, или Лунная астрономия» (Somnium, seu Opus posthumum De Astronomia Lunari). Автор рассказывал, как некий молодой человек знакомится благодаря посредничеству своей матери-колдуньи с духом из Левании (с Луны), который излагает ему сведения о её жителях - селенитах: «У обитателей... нет ни определённого жилища, ни постоянного места обитания. В один из леванских дней они толпами разбредаются по всей своей сфере, причём каждый избирает способ передвижения в соответствии со своей природой: обладатели ног, более мощных, чем ноги наших верблюдов, передвигаются пешком, другие предпочитают лететь на крыльях, третьи плывут на лодках, неотступно следуя за отступающей водой. Если возникает необходимость задержаться на несколько дней, то обитатели Левании заползают в пещеры... Всё, что вынуждено оставаться на поверхности, в полдень оказывается сваренным на Солнце и становится пищей для пребывающих там бродячих обитателей Левании...»
Хотя Кеплер не был биологом, в своём «Сне...» он предопределил одно из будущих важнейших направлений ксенологии - изучение так называемых экстремофилов, то есть существ, способных жить в условиях и средах, которые смертельны для большинства известных нам организмов.
Тогда же всё более модным становился атомизм - античная натурфилософская теория, согласно которой все материальные вещи состоят из химически неделимых частиц - атомов. Если в Италии и Франции за приверженность этим подзабытым идеям можно было угодить под суд, то в протестантской Англии, наоборот, появилось целое общество неоатомистов, вошедшее в историю как Нортумберлендский кружок. В него входили астроном-математик Томас Хэрриот (он, кстати, известен тем, что наблюдал Луну в подзорную трубу раньше Галилея, но поскольку его инструмент имел меньшее разрешение, не смог разглядеть новые детали), литераторы Джон Донн, Джордж Чепмен и Джордж Пил, натуралисты Роберт Хьюз, Томас Аллен, Уолтер Уорнер, Натаниэль Торпорли, Роберт Нортон и Николас Хилл. Последний из перечисленных даже выпустил в 1601 году большую работу «Философия Эпикура, Демокрита и Теофраста, изложенная просто» (Philosophia Epicurea, Democritiana, Theophrastica proposita simpliciter, non edocta), в которой среди прочего высказался и на тему множественности миров, утверждая, что «внешние сферы (как их обычно называют) сделаны из той же самой материи, как и сфера, в которой мы живём, и по аналогии содержат все те же вещества, которые мы имеем в нашем мире... включая живые существа, приспособленные к условиям их собственного мира». Землю, Солнце и прочие «видимые небесные сферы» Хилл считал незначительными по сравнению с бесконечной Вселенной.
Члены кружка оказали серьёзное влияние на умонастроения интеллектуалов своей страны. Поэтому не приходится удивляться, что в 1638 году именно в Англии вышла в свет повесть епископа Фрэнсиса Годвина под названием «Человек на Луне, или Необыкновенное путешествие, совершённое Домиником Гонсалесом, испанским искателем приключений, или Воздушный посол» (The Man in the Moone: Or a Discourse of a Voyage thither by Domingo Gonsales. The speedy Messenger). В ней рассказывается, как севильский дворянин приручил диких лебедей перевозить в специальной упряжи тяжести, а потом и хозяина. При их помощи он перелетел с корабля, потерпевшего крушение, на вершину Тенерифского пика, а оттуда - всё выше и выше. В тексте мы находим потрясающее по достоверности описание вида Земли из космоса: «С каждой минутой Луна приближалась и становилась всё больше. Земля же подёрнулась какой-то дымкой и стала походить на Луну. И как на последней мы обнаруживаем тёмные пятна, то такие же я узрел на Земле. Форма этих пятен менялась ежечасно. Причина, я полагаю, в том, что, следуя естественному движению (в чём я теперь вынужден согласиться с Коперником), Земля вертится вокруг своей оси с востока на запад и проходит этот путь за каждые двадцать четыре часа. Я заметил в середине Земли пятно, похожее на грушу, причём одна из сторон была как бы откусана. Несомненно, это был Африканский материк. Затем это место затопила яркая и широкая полоса света. Это, конечно, был Атлантический океан. Вскоре перед моим взором возникло новое пятно в форме овала - такой и выглядит Америка на карте мира... Казалось, передо мной медленно вращают большой глобус».
Через одиннадцать дней, успешно прилунившись, Гонсалес повстречал «братьев по разуму» - очень похожих на людей, но трёхметрового роста и с оливковой кожей. На Луне царит монархия, а местную цивилизацию, согласно преданию, создал пришелец с Земли. Благодаря последнему обстоятельству Гонсалеса принимают очень тепло, окружают вниманием и заботой. Однако, проведя на Луне земную зиму, межпланетный путешественник вынужден вернуться домой - лебеди начали дохнуть, и испанец опасался, что останется в лунном мире навсегда.
Пожалуй, самым последовательным сторонником атомизма в XVII веке был французский философ, математик и астроном Пьер Гассенди. В 1616 году, будучи ещё совсем молодым человеком, он получил кафедру философии в колледже Экс-ан-Прованса и, разумеется, преподавал там в том числе и геоцентрическую теорию. Однако чем дальше, тем больше критиковал её. Знакомство с работами Николая Коперника и сочинениями Джордано Бруно окончательно убедили Гассенди в ошибочности этой модели мироздания. Понятно, что такому курсу философии не было места в иезуитском университете, и в 1622 году Гассенди отстранили от работы. В ответ он издал анонимно первую часть своей книги «Парадоксальные упражнения против аристотеликов» (Exercitationes paradoxicae adversus Aristoteleos, 1624), в которой показал ущербность ортодоксального мировоззрения. Тогда же философ посетил Париж, где познакомился с рядом ведущих учёных, постоянная переписка с которыми продолжалась многие годы, и увлёкся астрономическими наблюдениями, позволившими ему дополнить собственные рассуждения фактами. Однако главная работа учёного - «Свод философии» (Syntagma philosophicum, 1658), - где он подробно излагал свои взгляды, вышла только после смерти автора.
Понятно, что при пересмотре европейской космологии Гассенди не мог не коснуться проблемы множественности обитаемых миров. И подошёл к ней системно. Сначала он сформулировал главный вопрос - «Должен ли этот мир считаться уникальным в качестве Вселенной?» - и отметил, что его обсуждение имеет почтенную историю. Он перечислил имена философов, которые отстаивали разные, зачастую противоположные, точки зрения. При этом Гассенди был очень осторожен в оценках: «Одно менее всего вероятно, а именно будто, как утверждают некоторые, небесные светила - это одушевлённые, живые существа, и вдобавок ещё - боги. Ибо если мы даже признаем, что каждое из этих светил как бы некий мир или, вернее, некая земля, имеющая свой собственный воздух и даже эфир, то всё же, подобно тому как наша земля, производя живые существа, сама не есть в силу этого живое существо, точно так же не могут быть ими и небесные светила, сколько бы мы ни допускали, что кое-какие живые существа могут на них рождаться... Всё это вымыслы и чудачества и не здравые рассуждения, а бред философов».
Далее кажется, что французский мыслитель выступает на стороне ортодоксов: он сообщал, что в Священном Писании нет указаний на существование каких-то других миров, кроме нашего. При этом он добавлял: могущество Бога столь безгранично, что он способен создать любое количество миров и, возможно, продолжает создавать их, посему «нужно признать, что не может быть ясно доказано отсутствие других миров». Он предлагал учитывать, что условия жизни на той же Луне настолько отличаются от земных, что «организация лунных существ» может не иметь ничего общего с нашей: «Существа, рождающиеся и умирающие на том мире, совершенно иные, чем те, которые рождаются и умирают у нас, и мы не можем постигнуть, как они живут; точно так же и обитатели Луны, если они одарены разумом, не в состоянии постигнуть, каким образом можем существовать мы». Следовательно, и жители планет, если таковые действительно есть, должны заметно отличаться от землян, причём обитатели Меркурия и Венеры должны быть более чистыми и гармонично устроенными, поскольку живут ближе к Солнцу, а обитатели Марса, Юпитера и Сатурна - более грубыми, и чем дальше от Солнца, тем грубее. В принципе, он не исключал возможности обитаемости и самого нашего светила, но считал, что его жители вряд ли когда-нибудь смогут явиться людям: «Они созданы для такого режима, что если бы их перенести на поверхность Земли или другой какой-либо планеты, то они погибли бы от холода, подобно тому, как у нас животные, дышащие лёгкими, погибают в воде, и водные животные погибают на воздухе».
Позиция Пьера Гассенди выглядит противоречивой, но нужно помнить, что в ситуации, когда сторонников гелиоцентризма изгоняли из Парижа, угрожая смертной казнью (были и такие прецеденты), он не мог прямо излагать свои мысли.
Опытный химик, ботаник и королевский врач Пьер Борель, близкий друг Гассенди, тоже не остался равнодушным к теме: в 1657 году он выпустил трактат под длинным названием «Новое исследование, доказывающее многочисленность обитаемых миров: что звёзды суть обитаемые миры, а Земля есть звезда; что Земля находится в третьем небе, за пределами центра мира; что она вращается вокруг неподвижного Солнца, и много другого оригинального» (Discours Nouveau Prouvant la pluralité des Mondes, que les Astres font des terres habitées, et la terre une Estoile, qu’elle est hors du centre du monde dans le troisiesme Ciel, et se tourne devant le Soleil qui est fixe, et autres choses très-curieuses). Содержание трактата полностью соответствует названию, то есть Борель в очередной раз попытался утвердить гелиоцентрическую космологию, доказывая при этом, что по аналогии с Землёй все небесные тела должны быть населены. Больше того, учёный даже предлагал вступить в непосредственный контакт с инопланетянами путём организации межпланетных сообщений на воздухоплавательных аппаратах.
Беседы о пришельцах
Во второй половине XVII века французские и английские мыслители считали вопрос о существовании инопланетян решённым. При этом, заметим, все они приняли гипотезу о том, что инопланетяне, скорее всего, сильно отличаются от землян по анатомии, физиологии и образу жизни, поскольку на их формирование оказывают влияние природные условия родных миров. Начала науки ксенологии были заложены, а своё развитие она получила в новорождённом направлении литературы - научно-популярной прозе.
Основоположником этого жанра по праву считается Бернар Ле Бовье де Фонтенель, среди трудов которого есть сочинение «Беседы о множественности миров» (Entretiens sur la pluralité des mondes, 1686). Хотя его ждала юридическая карьера, де Фонтенель рано увлёкся литературой и полностью отдался ей: писал стихи и пьесы, работы по истории театра. Параллельно он интересовался философией, и ему пришла в голову счастливая мысль соединить вековую мудрость человечества с рассказом, доступным пониманию обычных людей. Метод оказался плодотворным, принёс ему известность и членство Французской академии.
«Беседы...» состоят из шести «вечеров», в первом из которых автор вместе с любознательной маркизой обсуждает основы гелиоцентрической системы мира, а в пяти остальных - планеты Солнечной системы, известные на тот момент, и невидимые планеты у соседних звёзд.
Нужно отметить, что под «мирами» де Фонтенель понимал не только обитаемые планеты (Солнце и звёзды в его интерпретации были необитаемы, поэтому «мирами» не считались), но и любые населённые области Вселенной: «Даже в очень твёрдых видах камней были найдены бесчисленные маленькие черви, расположившиеся там повсюду в неосязаемых пустотах и питающиеся не чем иным, как твёрдой материей этих камней, которую они точат. Вообразите себе, сколько их там, этих крохотных червячков, и в течение скольких лет они могут существовать одной песчинкой. Пользуясь этим примером, замечу вам, что, если бы Луна была всего-навсего каменистой массой, я предпочёл бы думать, что её истачивают луножители, чем считать, будто их там нет вовсе. Наконец, всё ведь живёт, всё одушевлено: допустите существование всех этих вновь открытых животных, а также всех тех, которые, как это легко понять, ещё могут быть открыты, добавьте сюда и тех, что мы всегда здесь видели, - и вы, конечно, поймёте, что Земля сильно заселена и что природа весьма щедро разбросала по ней живые существа... И неужели вы считаете, будто, доведя здесь свою плодовитость до крайности, она для всех остальных планет осталась настолько бесплодной, что не произвела там ничего живого?!»
Таким образом, Бернар де Фонтенель сформулировал одну из центральных гипотез ксенологии: на Земле жизнь, в том числе микроскопическая, распространилась всюду и везде - можем ли мы отказать другим мирам в её наличии?
Как и многие из предшественников, де Фонтенель исходил из того, что формы, которые приобретают инопланетяне, зависят от влияния местных условий. Например, рассуждая о жителях Меркурия, который наиболее близок к Солнцу и, соответственно, имеет тропический климат, он писал: «Они более чем в два раза ближе к Солнцу, чем мы. Должно быть, они обезумевают от бушующих в них жизненных сил... именно на Меркурии находятся сумасшедшие дома Вселенной».
В то же время де Фонтенель выражал уверенность, что когда-нибудь проблемы преодоления пространства между мирами будут решены и земляне вступят в контакт с инопланетянами. И, пожалуй, французский популяризатор был первым, кто задумался о том, что контакт с более развитой цивилизацией окажется шокирующим: «Бьюсь об заклад, что я заставлю вас признать вопреки всякому разуму, что может наступить день, когда между Землёй и Луной установится связь. Представьте себе в уме, в каком состоянии была Америка до открытия её Христофором Колумбом: жители её пребывали в полной безвестности; им совершенно неведомы были науки и даже самые простые и насущно необходимые искусства. Они ходили нагими, и единственным их оружием был лук... Однако же в один прекрасный день... престранное зрелище, столь неожиданное, явилось их взору: огромные предметы, казалось, имевшие белые крылья, летевшие по морю и изрыгавшие со всех сторон огонь; предметы, собиравшиеся высадить на берег незнакомых людей, как чешуёй покрытых железным вооружением, легко справлявшихся с бросавшимися на них дикими животными и державших в деснице молнии, с помощью которых они сокрушали любое противодействие. Откуда явились они? Кто смог привести их сюда по морю? Кто дал в их распоряжение огонь? Не дети ли это Солнца? Ибо, конечно, это не люди».
Вера Ньютона
Можно сказать, что «Беседы...» Бернара де Фонтенеля подвели промежуточный итог в развитии идеи множественности обитаемых миров, которая шаг за шагом вырастала в полноценную теорию. Поскольку ксенология интриговала и будила воображение, её тезисы вызывали огромный интерес и подталкивали самых разных мыслителей, писателей и филантропов обращаться к ней, удовлетворяя растущий общественный спрос.
В XVIII веке дискуссия по вопросу стала ещё более жаркой и, к счастью, менее опасной для её участников. В то время, как мы знаем со школьной парты, прогремело имя Исаака Ньютона, который заложил основы новой физики. Поскольку его теория претендовала на всеобщность, он не мог обойти вниманием вопросы космологии. Знаменитый трёхтомный труд «Математические начала натуральной философии» (Philosophiæ Naturalis Principia Mathematica) был опубликован в 1687 году, то есть через год после появления «Бесед...».
Ньютон был глубоко верующим человеком, однако воспринимал Бога не только в качестве Творца, но и как активное действующее начало, управляющее всем необозримым пространством во всякий момент времени. Следовательно, именно Творец сформировал Солнце, планеты и спутники, заставив их двигаться по определённым орбитам. Но сделал ли Он то же самое для других звёзд? Сначала Ньютон не решился ответить на этот вопрос, но в изданиях «Математических начал...» 1713 и 1726 годов высказался следующим образом: «Такое изящнейшее соединение Солнца, планет и комет не могло произойти иначе, как по намерению и по власти могущественного и премудрого существа. Если и неподвижные звёзды представляют центры подобных же систем, то все они, будучи построены по одинаковому намерению, подчинены и власти единою: в особенности приняв в соображение, что свет неподвижных звёзд - той же природы, как и свет Солнца, и все системы испускают свет друг на друга, а чтобы системы неподвижных звёзд от своего тяготения не падали друг на друга, он их расположил в таких огромных одна от другой расстояниях».
Как видно, по вопросу обитаемости «систем неподвижных звёзд» Ньютон не стал высказываться определённо, но всё же для истории была сохранена и в 1806 году опубликована запись беседы Джона Кондуита (помощника и близкого друга Ньютона). Во время встречи 7 марта 1724 года они обсуждали возможность наличия населённых планет за пределами Солнечной системы. Ньютон заявил, что считает яркие звёзды, время от времени вспыхивающие на небосводе и угасающие через несколько месяцев (то есть сверхновые), отсветом миров, погибших по воле Бога, поскольку история существ, обитавших там, подошла к своему предопределённому концу. Причём Бог взрывает избранную звезду с помощью направленных комет, после чего поверхность всех планет, находящихся поблизости, опаляет убийственный жар. Когда-нибудь похожая участь постигнет и Землю. Кондуит поинтересовался, можно ли надеяться, что наша планета после такой глобальной катастрофы вновь будет заселена? Ньютон ответил в философском духе: на всё воля Творца!
Если вспомнить исторический контекст, в котором идея множественности обитаемых миров развивалась вопреки ожесточённому сопротивлению Рима, мы увидим расширяющуюся экспансию Европы, охватывающую практически весь земной шар: её культура, как губка, впитывала непривычные географические и этнографические образы, которые тут же получали отображение в разнообразной литературе. В связи с этим сама собой возникла проблема относительности европейской морали, условности традиционных норм поведения и канонов, которые до того казались незыблемыми, а это незаметно размывало и непреклонность церкви".
Продолжение следует.
Антон Первушин, "Наука и жизнь", № 2, 2023