Про разницу менталитетов в пределах одной квартиры
Жизнь бок о бок с бразильцами не перестает меня удивлять. Как бытовыми смешинками, так и забавными культурными различиями. Многие вещи замечаешь не сразу. Помнится, только в февральский приезд в Париж моей подруга Валески я обратила внимание, как она разбивает яйца. Валеска принялась обтюкивать яйцо ложечкой со всех сторон, и только мой вопль "Да оно же не вареное!" ее остановил. А когда приехал Бруно (уж сколько лет я его знаю!), я вдруг заметила, что он делает точно также. Мысли, что это можно делать как-то по-другому, он удивился. За точным движением ножа, которое разбило скорлупку ровно на две половинки, пронаблюдал с интересом. Но, следуя его теории, так могут только русские люди. В бразильских руках это порождает шквал мелких скорлупок в яичнице. А вот если обтюкать яйцо, пока вся скорлупа не потрескается, и потом разломить - ничего у них не падает. Хотя как это может быть, если вся скорлупа превращается в мелкие дробинки?!
К интересному результату приводит и то, что бразильцы читают совсем другие книжки (если читают) и учатся по другим учебникам. Пока я жила в Бразилии, я об этом не думала, да и разговоры на книжкины темы там возникали редко. Тут же, в Париже, знаки важные в плане культурного контекста висят на каждом углу. Как-то мы с русскими друзьями стояли у таблички на углу дома, где жил Хэмингуэй. И, хотя Бруновская физиономия при взгляде на табличку выражала глубокое почтение, не хуже остальных, по его внимательному прищуру я вдруг поняла, что Хэмингуэя он не знает. Да что Хэмингуэй! Оказалось, что Бруно не знает, кто такая... Мэрилин Монро. На мой вопрос он ответил "Конечно, знаю, такая певица!" Оказалось, что до современной Бразилии фильмы с Мэрилин не дожили. Бруно, конечно, зато знает много другого, чего я не знаю. Но иногда выдает такое, что не смеяться до слез невозможно...
Как-то Бруно при мне спросили о том, правда ли, что в Бразилии после войны скрывались известные фашисты. Он подтвердил, припомнил мои истории про Аргентину, а потом решил дать живой пример такого нациста. "Был один, - сказал он, - очень знаменитый. Приехал в Бразилию сразу после войны. Фамилия его - Менделеев..."
Я до сих, вспоминая об этом, смеюсь до слез, и напрасно убеждаю Бруно, что соль не в том, что он чего-то не знал или перепутал, а в том, что ни один европейский человек в жизни бы такого не придумал. В Бразилии таблицу элементов учат совсем по-другому, и русские фамилии там не на слуху. Как и истории войны. Никто не виноват. Но образ фашиста Менделеева, скрывающиегося в Бразилии (с пробирками в руках?), заставляет меня хохотать до колик...
А с приездом Бруновых родителей пестрота менталитетов на площади нашей квартиры только увеличилась. Мама Бруно выросла в небольшой немецкой деревеньке на юге Бразилии, в очень бедной семье, убежавшей еще от первой мировой войны, экономя на всем. Теперь у них дом в Сантосе в десяти минутах от самой красивой части городского пляжа-парка на берегу океана, и экономить на всем уже давно не нужно. Но дона Нельси все равно собирает на улице все, что может представить потенциальную пользу в хозяйстве. В Сантосе у них разным добром забиты два гаража. Помнится, когда мы взяли кошку, дона Нельси послала нам давно найденную вещь неизвестного назначения, которую вдруг опознали как столбик для точки когтей. Когда у меня из замка на сумке выпал и потерялся болтик, у нее сразу нашелся подходящий по размеру. Запасные матрасы нам присылали при первой удобной возможности. Но... даже старые разбитые горшки Бруно приходилось выбрасывать тайком. А здесь, в Европе, выброшенным добром, пригодным для использования, заполнено все. У нас во дворе дома стоит огромная клеть, куда все сносят то, что не нужно. И после первой же прогулки до Дефанс родители вернулись напряженные - Бруно не дал маме взять в мусоре 15-килограммовую железную фиговину, которая пригодилась бы для подпорки. Мы решили не рассказывать Нельси, что у нас есть гараж, и слово свое держим. Впрочем, Бруно и сам забил его так, что даже какой-нибудь сломанный стул уже не влезет...
Из Бразилии Нельси привезла мне все остатки старых шампуней, кремов и мыла, которые я бросила в Сан Пауло год назад. Они заняли всю тумбочку в прихожей, и я потихоньку паникую. В подарок мне вручили черные колготки с яркими красными цветами. К крану с водой нас больше не пускают - много тратим. Кота кормят яблоками по одному евро за килограмм. Мои бразильцы ведут хозяйство, пока я на работе, и остается только смириться. Но даже Бруно от всего этого немного ошалел. Он так ждал их приезда. И в итоге в первый же день слег с головной болью, потому что родители... слишком громко говорят. За полгода от громкости бразильской беседы отвыкаешь капитально. В ближайшем супермаркете Нантерра мы произвели настоящий фурор. Мы с Бруно, тихие и чинные, имитирующие парижское отстраненно-замкнутое выражение. И Луис с доной Нельси, оба в старых теплых куртках из бразильских запасов на гипотетический холодный день, созданных пару десятилетий назад, черных вязаных шапочках на глаза, громко обсуждающие каждую цветную баночку на полке. Мы пытались найти другие варианты, но они сказали, что из-за месяца холодов покупать красивую теплую одежду глупо. И, в общем, правы. Поедем в Ниццу прямо так!
Впрочем, я вот стала рассказывать это истории подругам, и оказалось, что я сама довольно громко говорю. На уровне более высоком, чем европейски-комфортабельный. Как-то мы сами выглядим со стороны? Вполне возможно, что парижское отстраненно-замкнутое выражение на моей физиономии мне только мерещится. И какими мы сами будем казаться нашим детям? Как сделать, чтобы говорить тише? И куда спрятать мою коричневую шапочку того же бандитского фасона?