весенне-выборное
Потому что колючее одеяло - это как колючий шарф. Банку варенья, и побудь мне родной матерью. Где-то между небрежно и безбережно. Москва! как много в это слове, пора-пора-порадуемся, те-е-е-емная ночь. А Инга сказала - ты знаешь, там, на камерах, в моем прежнем городе, одна девочка похожа на меня... везде парты, воздушные шарики, портреты писателей на стенах, все на выборы. А сердце не выбирает, екает себе в своем ритме, прям не сердце, а селезенка какая-то, крякает вслух, и не спрячешь.
Даже в московских сугробах и на гололеде - знают откуда-то, что весна, воробьи чирикают, кавалерам боевые погоны, барышни улыбаются многозначительно, бочки с квасом мерещатся, все хаты с краю, знай распахивай двери. Стояли звери около двери, в них... А он говорит - ты знаешь, ах, я не должен. А она краснеет, глаза опускает, мелко рвет в клочья воображаемый шелковый платочек, на "ах" все сжимается, личностная трансформация начинается с вумбилдинга.
Где синий платочек, где вязаная шаль, где меховые шапки нестройным полумесяцем. Лунные поляны, меняю ночь на день, день на ночь, звезды в ладошки, у карманных солнечных часов сломалась песочная пружинка. Гормоны и гармонии, гор на гар, дур так дур!, глаз за глаз, мир на мир, мой-до-дыр, только мой, трешься плечами вот до этих до самых до дыр, пока майки не изотрутся в лохмотья, а скажут - понятно, что скажут.
Скоро сказка сказывается, а дела - по ту сторону изнанки мира. Мама моя в далеком Томске идет на участок номер 30, машет мне рукой в камеру, голоса слышны - нет, говорят, прямого включения, тем более с Парижем. Что нам голоса, что нам, я нажимаю на кнопочку...
Даже в московских сугробах и на гололеде - знают откуда-то, что весна, воробьи чирикают, кавалерам боевые погоны, барышни улыбаются многозначительно, бочки с квасом мерещатся, все хаты с краю, знай распахивай двери. Стояли звери около двери, в них... А он говорит - ты знаешь, ах, я не должен. А она краснеет, глаза опускает, мелко рвет в клочья воображаемый шелковый платочек, на "ах" все сжимается, личностная трансформация начинается с вумбилдинга.
Где синий платочек, где вязаная шаль, где меховые шапки нестройным полумесяцем. Лунные поляны, меняю ночь на день, день на ночь, звезды в ладошки, у карманных солнечных часов сломалась песочная пружинка. Гормоны и гармонии, гор на гар, дур так дур!, глаз за глаз, мир на мир, мой-до-дыр, только мой, трешься плечами вот до этих до самых до дыр, пока майки не изотрутся в лохмотья, а скажут - понятно, что скажут.
Скоро сказка сказывается, а дела - по ту сторону изнанки мира. Мама моя в далеком Томске идет на участок номер 30, машет мне рукой в камеру, голоса слышны - нет, говорят, прямого включения, тем более с Парижем. Что нам голоса, что нам, я нажимаю на кнопочку...