Он лежал на кровати рядом со мной...
Он лежал на кровати рядом со мной, хотя я и не видел его сейчас, и тихонько посмеивался. Хотелось спросить, по какому поводу он так веселится, но ленивый влажный язык не хотел проворачиваться во рту и, спустя множество попыток, я бросил это бессмысленное занятие. Даже смотреть перестал в его сторону. Он не хочет показываться, ну и ладно. Усиленно стал смотреть в потолок. Почему «в»? Может «на»? Нет, всё-так «в», потому что всмотревшись, я увидел миллион, нет, несколько миллионов шевелящихся белых точек с лапками, которые копошились там, наверху, скрывая что-то от меня. Не вставая с постели, я потянул руку к потолку и дотронулся до точек, этих беленьких зверьков. Моя рука стала такая длинная, хотя совсем не стала тоньше или что-то подобное… Пальцем стал раздвигать точки и нащупал что-то мягкое и тёплое, но случайно мой палец, который плохо мне подчинялся, сильно ткнул это странное существо и …продырявил. На меня стала капать густая жижа, похожая на кровь, только ярко-фиолетового цвета, а вкус отдавал то железом, то сгущённым молоком. Сил сдвинуться не было и я, покорившись обстоятельствам, лежал и терпел эти странные вязкие тёплые капли, которые уже залили мне всё лицо, попали в глаза, нос, рот, стекали на шею, уши и кровать, но всё это не мешало мне дышать или говорить, если бы конечно, я мог говорить. Нет, я могу. Но мне совсем не хочется этого делать. Смех слева стал громче и я тяжело повернул голову. Он до сих пор не появился, только были видны острые зубы, которые порой размыкались и там, за зубами, виднелся жёлтенький язычишка, который мне хотелось съесть, так он вкусно пах фруктовым мармеладом, даже издалека. Надоело молчать. «Ну и что ты смеёшься?». Вместо ответа его вспыхнувшие глаза в односекундье придвинулись к моим, я ощутил нестерпимо сладкий запах мармелада и мой влажный, розовый, любопытный язык начал жадно удлиняться по направлению к острым зубам, которые висели слева от меня. Смех стал ещё громче, его уже стало трудно терпеть и я зажмурился, но почему-то легче не стало, а видеть эти глаза в розовых жилках я не перестал. Жёлтый язык начал двигаться к моему розовому и сильно шлёпнул его. Мой испуганный язычок спрятался в пещеру и уже боялся выходить оттуда. Смех начал вязнуть и проникать холодными струйками в мои уши. Руки онемели и не слушались меня, а захлопнуть уши я не мог, как не мог бы этого сделать ни единый человек во всей Вселенной. Глаза его стали увеличиваться вместе со ртом, поднялись вверх, к потолку, начали вдруг вращаться, сначала медленно, а потом всё быстрее и быстрее, образуя круговорот, а капли с потолка стали наполнением этой мини-галактики. Смех из ушей проник каким-то образом в желудок и начал спускаться в кишки, из-за чего те начали бунтовать и извиваться, но больно не было, только щекотно, странно. Круговорот разрастался и уже даже я был в этом круговороте, всё приобрело сиреневый цвет, блестело и сияло, вкус сгущённого молока забился в нос и под ногти. Ноги мои стали отделяться от тела и уже я не чувствовал ничего, кроме цвета и вкуса. Под ложечкой засосало, а смех стал таким всепроникающим и всепоглощающим, что я привык к нему и смирился с ним, не замечая ничего. Я есть круговорот. А мой сосед только смотрел на меня, скалил острые зубы, высовывая свой вкусный язык и смеялся, смеялся, смеялся…