Она услышала этот звук, происхождения которого не знала, но он не раз уж был связан с тем, что ее срывало с уютного насиженного места и уносило куда-то в духоту и тесноту, после которой она однажды оказывалась совсем в другом месте, где бывало или мокро, или холодно, и почти всегда темно. Поэтому этот звук вызывал страх.
Она сидела на диване и отстранено слушала звук пылесоса. Нужно было сделать уборку, но сил не было. Уборка могла бы отвлечь ее от грустных мыслей, которые и лишали ее сил, превращали каждый день в ожидание вечера, а каждый вечер в ожидание ночи. Он не появлялся. Точнее, Он звонил, но лишь для того, чтобы снова и снова перенести встречу. И поэтому она стала бояться звука телефонного звонка.
Клерк с ужасом прислушивался к тому, о чем шептались коллеги. Весь офис ждал неминуемого - сокращения, непонятным оставался вопрос - кого? Секретарша Шефа еще с утра прибежала к ним в комнату и сообщила, дрожа от возбуждения, что Шеф решился-таки составить список сотрудников, подлежащих сокращению. Список должен быть не маленьким, и секретарша вовсю старалась скрыть свою уверенность в том, что ее сокращение не коснется. Но все знали, что она в этом уверена, потому Шеф с ней спал.
Она резко выключила пылесос, которым так и не воспользовалась. Его шум заглушал невыносимую тишину, которая висела в квартире и в ее жизни. В квартире тишина охранялась новыми дорогими окнами, в жизни же тишина установилась потому, что она всегда жила только романами. Только мужчина, который был с ней в данный момент, придавал смысл ее жизни, наполнял ее звуками, движением, событиями. Когда он исчезал, жизнь замирала, из нее уходили звуки, события, впечатления, даже запахи. Она переставала жить, но начинала ждать следующего романа, ждать кого-то, свято веря, что этот кто-то предаст форму ее бесформенному существованию. Последнее время такую миссию выполнял Он. И вот Его существование рядом с ней, еще недавно такое несомненное, становилось все более условным, ненадежным и как будто вынужденным. Он исчезал, а вместе с ним и жизнь. Тишина становилась невыносимой. Она снова включила пылесос.
Вот. Вот опять этот звук, и уже чувствуется ветер. О…Она знала этот ветер, именно с него всегда начиналось мучительное путешествие к духоте, темноте и сырости. Но когда она почувствовала, что уже с трудом удерживается на месте, а ветер подхватывает ее товарок, лежащих рядом, звук смолк, и наступила блаженная тишина.
Какое счастье - этот ее новый телефон. Как и окна, его подарил ей Он. Он вообще забрасывал ее подарками, наполняя ее квартиру вещами, которыми она в свою очередь заполняла жизнь. И вот теперь телефон замычал, засветился и завибрировал в кармане халатика, она поспешно вытащила его и с радостью увидела Его фотографию на дисплее. Он позвонил! И на это раз не для того, чтобы отложить встречу, а чтобы ее назначить! Он придет к ней вечером, а это значит, что нужно закончить уборку. Но сначала нужно съездить за продуктами. Она никогда не покупала много продуктов для себя, довольствуясь бульонами из куриной грудки, мандаринами, которые были полезны (она помнила это с детства) и готовыми зелеными салатами из ближайшего супермаркета. Такая диета позволяла сохранять фигуру и избавляла ее от необходимости готовить. Деликатесы она и готовила, и ела только тогда, когда жила. То есть когда у нее были мужчины.
Шеф сердито посмотрел на телефон. Ему давно хотелось прекратить этот роман, который стал привычным и довольно скучным отдыхом от привычного довольно скучного брака. От двойной скуки он завел роман с Секретаршей, но она оказалась настолько бестактной, что стала претендовать на него целиком. Сегодняшний вечер она требовала себе, но он сослался на дела и отказался. Слишком много было в ней жизни, идей и энергии. Это утомляло. Но семья была на курорте, и проводить одинокий вечер ему не хотелось. Да еще это сокращение. Он был беззлобным человеком, хотя до доброго не дотягивал, это требовало слишком много усилий. Ему не было жалко сотрудников, которых он собирался уволить, но мучила суеверная мысль об их злобе на него, которая как-то могла ему повредить.
Клерк понял, что до обеда об увольнении не сообщат. А хотелось бы поесть спокойно. Даже неприятная новость лучше, чем неизвестность. Он всегда боялся неизвестности. Поэтому никогда не предпринимал ничего рискованного, никогда не действовал вопреки обстоятельствам, не спорил с очевидным, не подвергал сомнению авторитеты. Клерк надеялся, что за его послушание судьба по крайней мере наградит его спокойной и предсказуемой жизнью. И как назло все чаще и чаще его спокойная, тихая жизнь висела на волоске. Все время кто-то посягал на его любимую тишину. Сначала сын связался с этой ужасной женщиной, которая была его старше и работала продавщицей в супермаркете, потом дочь закрутила роман с наркоманом. Теперь жена затеяла развод, утверждая, что задыхается с ним. Она всю жизнь обвиняла его в бездеятельности и покорности. Какой вздор! Это его-то, который всю жизнь был страшно занят: сражался за главное в жизни: тишину, покой и порядок. Вот и теперь он спокойно делал привычную работу, не присоединяясь к возбужденным коллегам, слоняющимся по офису и обсуждающим грядущее увольнение. И на обед Клерк пошел не со всеми в ресторанчик, чтобы «расслабиться», а в обычное любимое им тихое кафе. Его заказ звучал вызовом неустойчивости и изменчивости мира: все то же, что и всегда.
Шеф понимал, что нужно купить цветов и вина, раз уж он назначил это свидание. Дело не только в приличиях, Она так радовалась каждому его подарку. Это было приятно и лестно, позволяло лишний раз ощутить свою щедрость и великодушие. Не то, что Секретарша, которая принимала все как должное и, кажется, всегда была немного разочарована. Секретарша, впрочем, всегда была немного разочарована, он это чувствовал и злился. Хотя ее ожидание большего от него иногда возбуждало и как-то приятно будоражило. Он и сам начинал хотеть большего от себя, даже начинал стремиться к этому неопределенному «большему», но быстро утомлялся. И тогда его тянуло к Ней, которая ждала только Его, он-то и был тем самым большим, которое ей хотелось. Это приятно грело самолюбие и ни к чему не обязывало. Но он не мог послать за подарками секретаршу, поэтому он решил купить все по дороге. А с сокращениями можно определиться после обеда.
Она старательно вспоминала, какую еду Он любит больше всего. Это было не трудно: Он всегда много и охотно говорил о себе. А она все запоминала, используя его жизнь как питательный раствор для своей. Ей не нужно было оборачиваться на собственные вкусы, у нее их не было. Новые вкусы и привычки приходили с каждым новым мужчиной и задерживались ровно столько, сколько она встречалась с тем или другим. Потом был перерыв в жизни, во вкусах и привычках, а потом появлялся новый поклонник, а с ним и новые вкусы, и новые привычки. Ей нужно было знать их, чтобы сделать своими, и Она с искренним и жадным интересом расспрашивала своих мужчин, узнавала их пристрастия, их надежды, их вкусы и желания. А вот страхами, опасениями и разочарованиями она не интересовалась, потому их в Ее жизни и не было. Покончив с покупками, Она вышла на улицу, подумав мимоходом, что прелестно выглядит в своей шубке, подаренной Им, и покатила тележку к машине, которую ей подарил предыдущий поклонник. Он очень ревновал ее к этому поклоннику, что доказывало его безусловную любовь. Еще бы, такая ревность. Будь на ее месте Секретарша, та сразу бы смекнула, что ревность могла относиться к самой возможности подарить любовнице такую дорогую машину, но Ей такие мысли не приходили в голову. Ей вообще редко думалось о чем-то, что не было связано с предметами, которые ее окружали, подарками мужчин и ее собственными покупками. О мужчинах она думала или в пространстве «любит - не - любит», «бросит - не бросит» или, в крайнем уже случае: «когда бросит и что оставит из дорогих подарков». Подарки и путешествия тоже были поводом думать о мужчинах. Всего остального она не замечала. Если Он бывал расстроен или зол, Она думала «Я не угодила Ему» или «он меня недостаточно любит», или «я недостаточно сексуально выгляжу». Если он хмурился, она пугалась, что он не повезет ее в обещанное путешествие или оставит без подарка на Рождество, которое всегда проводил с семьей. Если Он был разговорчив, приветлив и весел, Она думала «Он любит меня», «я хорошо выгляжу», «я полностью удовлетворила его». И, конечно: «Он будет добр ко мне». Его доброта всегда грезилась ей шубкой, колечком или Парижем. Это было красиво, понятно и убедительно. Надевая шубку, Она вспоминала, как Он ее любит, садясь в машину, Она смаковала про себя Его ревность. Вот и сейчас Она мечтательно улыбнулась, но тут же озабоченно нахмурилась: нужно успеть убрать в доме и привести себя в порядок, а то Он будет недоволен.
Шеф раздраженно ходил из угла в угол. Пока сотрудники ходили на обед, он уединился в кабинете с Секретаршей, которая опять потрясла и смутила его своей страстностью. Это было необычайно волнующе, но немного непривычно. Это смущало и выбивало из колеи. Это трогало и возмущало одновременно. Она плакала в его руках - что это было? Почему? Ему это было странно приятно, но не вязалось в его представлении со служебным романом. Шефу вдруг захотелось стать хорошим и никого не увольнять. Он так и сказал ей, объяснив с непонятным для себя смущением, что все дело в ней, а она снова заплакала и принялась целовать его и шептать всякие нежности, которые он не любил. Но они звучали у Секретарши как-то иначе. Он пообещал, что соберет после обеда всех сотрудников и объявит им о своем решении. Но постепенно волнение утихало, и шеф решил не торопиться. «Я скажу им завтра». Секретарша стала спорить и умолять его не продлевать это испытание неизвестностью. Но ему уже стало стыдно за свою слабость и неприятно, что она с ним спорит. Порыв поехать к ней ночевать стих сам собой, уверенность в том, что он сможет пережить неприятности с бизнесом, сохраняя весь состав сотрудников, пошла на убыль. Вместо фразы «я хотел бы быть эту ночь с тобой», которая почти сорвалась у него, Шеф резко бросил секретарше: «Я уйду сегодня пораньше, у меня важная встреча».
Она продумала меню и сделала все необходимые приготовления. Теперь пришло время уборки. Она включила пылесос и тут же с ужасом выключила. Она забыла о постельном белье и хрустале, и - самое главное - не переложила телефон обратно в карман халатика. А Он мог выехать раньше обычного с работы, такое тоже бывало и означало, что Он очень скучал по ней. Она достала из комода белье и снова стала вспоминать, что ему нравилось больше всего. После долго перерыва Ей особенно хотелось бы порадовать, точнее - напомнить, как Ему с ней хорошо и заставить сократить разлуки впредь.
Секретарша плакала и исступленно говорила что-то, чего Шеф никак не мог понять. Он слушал ее и изумлялся. О чем она? Во что он заставил ее поверить, что почувствовать? Что она себе навоображала, как будто никогда не слышала анекдотов про шефа и секретаршу. Он только с ней и был искренним, жил настоящей жизнью, стал человеком? На что она претендует? Несколько сильных оргазмов, несколько излишне нежных слов - что это значит с ее точки зрения?! Во что он чуть было не втянулся?!!! Сокращений требуют акционеры вообще-то. Раздраженный, он прошел мимо плачущей Секретарши в комнату для отдыха и подошел к окну. Четверо сотрудников курили около входа в здание - вопиющее нарушение правил. Еще один (забыл, как его зовут), прошмыгнул в подъезд. А обед кончился 20 минут назад. Ему это показалось знаком судьбы, особенно то, что не помнил имени пятого, а сократить нужно было именно пятерых.
Она, наконец, принялась за уборку, постоянно прикасаясь к мобильнику в кармане халатика - только бы не пропустить Его звонок.
Секретарша отпечатала и закрепила на доске объявлений список сотрудников, подлежащих сокращению. Ее имя стояло в нем последним. Она уже не плакала и не горевала из-за потери работы. Шефа ей было очень жаль - особенно жаль того хорошего в нем, что она чуть было не полюбила.
Клерк с удовлетворением отметил про себя, что судьба проявила редкую справедливость. Его недопустимый поступок - опоздание на работу - не был замечен, и его имени не оказалось в списке на увольнении. Сказалась безупречная долговременная работа. Он даже позвонил жене и предложил отпраздновать удачу. Забыл, что она хочет с ним развестись. Она, оказывается, тоже забыла и согласилась сразу.
Они повторились снова: и звук, и ветер. И вот она уже оказалась в темноте и духоте. Сначала было страшно, но потом она стала привыкать. Скоро ей предстоит кочевать по разным не очень приятным местам, но самое главное попасть в такое место, чтобы ревущей и сосущий кошмар оставался самой страшной угрозой. Только бы не попасть под мокрую тряпку, что означает конец для любой пыли.