Нашла старейшие стихи)
Нашла разговор с Кортасаром. Судя по всему, концовку я писала уже в Киеве, хотя абсолютно этого не помню. Первая часть была написана в каком-нибудь 2006, наверное. Смешно)))
Разговор с Кортасаром
Он сварил мне матэ
И подарил бомбилью
Вцепился зубами в сигару
А я
Напрягла линзы изо всей силы,
Чтобы получше рассмотреть дедушку Кортасара.
Ну что же,
Положим,
Ты уходила,
Пообещав напоследок броситься в Сену.
Я тоже -
спокоен, как Мессия.
А я же в ответ, рассмеявшись, спросила:
"Думаете, люблю французскую пену?
Нет, ошибаетесь, влюблена в Россию".
"А чьи же тогда камышовые руки
Приходилось мне гнуть на улице Ретиро?
Не ты ли вернулась, задохнувшись от скуки,
В мою холостую квартиру?
И не твое ль беспощадное тело
Губило кубинцев в прибрежных трактирах?"
Дедушка зол;
гениальные сны
Завладели креслом-его-качалкой.
Я попиваю рассол,
Прикидывая,
Может правда прикинуться этой мочалкой?
Тереблю хвост дохлой лисы,
Что лениво смотрит с моего плеча,
А он теребит собственные усы
И со смехом поднимает руки: "Ничья!"
Так, милая леди,
И что привело Вас сюда,
На излеты квартала Марэ?
Хочу самокрутку и Ваш матэ.
Заблудившись в закоулках мистецтва
решила,
Что я, как и Вы,
Навсегда хочу сохранить в себе этот сад детства.
Быть дикой и писать безумно,
Взлететь в вышину из города шумного,
Оставить внизу мужчин и собак,
любимый бутик и любимый кабак.
Дотронуться до самого сердца вселенной,
ловить голоса, сидя у моря,
Поджав под себя буйство коленное.
Есть люди - им жизнь дает учителей,
Им можно быть детскими до конца дней.
А мои все с усмешками смотрят из книг.
Скучаю. Курю.
А я сейчас стояла на ночном Крещатике,
Где все, как один - алкаши и астматики,
И дико кашляла от одиночества,
И поняла, чего мне очень хочется...
...Успокоившись, пью остывший чай.
До рассвета по набережной шляемся.
А когда почвляется солнца край,
Стремительно мило прощаемся.
В Киеве утром красивые дворники
Улыбаются мне, показывая морщинки,
А я спешу домой сквозь дворики,
Чтоб наконец стряхнуть пыль с печатной машинки.
PS
Зря ты
Набрал ее номер,
Когда она брила свои шафрановые ноги.
Не знаю, что за разговор,
Но они исполосованы, словно карта мира вереницей гор.
Разговор с Кортасаром
Он сварил мне матэ
И подарил бомбилью
Вцепился зубами в сигару
А я
Напрягла линзы изо всей силы,
Чтобы получше рассмотреть дедушку Кортасара.
Ну что же,
Положим,
Ты уходила,
Пообещав напоследок броситься в Сену.
Я тоже -
спокоен, как Мессия.
А я же в ответ, рассмеявшись, спросила:
"Думаете, люблю французскую пену?
Нет, ошибаетесь, влюблена в Россию".
"А чьи же тогда камышовые руки
Приходилось мне гнуть на улице Ретиро?
Не ты ли вернулась, задохнувшись от скуки,
В мою холостую квартиру?
И не твое ль беспощадное тело
Губило кубинцев в прибрежных трактирах?"
Дедушка зол;
гениальные сны
Завладели креслом-его-качалкой.
Я попиваю рассол,
Прикидывая,
Может правда прикинуться этой мочалкой?
Тереблю хвост дохлой лисы,
Что лениво смотрит с моего плеча,
А он теребит собственные усы
И со смехом поднимает руки: "Ничья!"
Так, милая леди,
И что привело Вас сюда,
На излеты квартала Марэ?
Хочу самокрутку и Ваш матэ.
Заблудившись в закоулках мистецтва
решила,
Что я, как и Вы,
Навсегда хочу сохранить в себе этот сад детства.
Быть дикой и писать безумно,
Взлететь в вышину из города шумного,
Оставить внизу мужчин и собак,
любимый бутик и любимый кабак.
Дотронуться до самого сердца вселенной,
ловить голоса, сидя у моря,
Поджав под себя буйство коленное.
Есть люди - им жизнь дает учителей,
Им можно быть детскими до конца дней.
А мои все с усмешками смотрят из книг.
Скучаю. Курю.
А я сейчас стояла на ночном Крещатике,
Где все, как один - алкаши и астматики,
И дико кашляла от одиночества,
И поняла, чего мне очень хочется...
...Успокоившись, пью остывший чай.
До рассвета по набережной шляемся.
А когда почвляется солнца край,
Стремительно мило прощаемся.
В Киеве утром красивые дворники
Улыбаются мне, показывая морщинки,
А я спешу домой сквозь дворики,
Чтоб наконец стряхнуть пыль с печатной машинки.
PS
Зря ты
Набрал ее номер,
Когда она брила свои шафрановые ноги.
Не знаю, что за разговор,
Но они исполосованы, словно карта мира вереницей гор.