Валерий Лобанов: "Самое страшное в нашей работе - потерять страх".
Оригинал взят у avia_lesoohrana в Валерий Лобанов: "Самое страшное в нашей работе - потерять страх".
Инструктор парашютно-пожарной команды Валерий Лобанов
Вам честно рассказать, почему я пошел в парашютисты-пожарные? Да потому, что мне в армии не дали прыгать, а я очень хотел. Я родом из Иркутска. Окончил школу, год отработал на Химпроме, отслужил в развед-десантной роте, а прыгнуть так ни разу и не получилось. От отцов-командиров узнал о существовании Авиалесоохраны, а тогда про нее мало кто знал. Вернулся из армии, пошел в бюро трудоустройства, узнал адрес Авиалесоохраны и пошел устраиваться на работу в Иркутскую авиабазу. Успешно прошел медкомиссию, а физподготовку у меня почему-то не проверили - наверно, на слово поверили. Меня сразу же, зачислили на курсы. Изучали парашютную подготовку, лесную пирологию, топогорафию, лесопожарное оборудование и многое другое , что необходимо для работы. Свидетельства получили 32 из 36 человека - кто-то был отчислен за нарушения дисциплины, кто-то передумал, а один отказался прыгать. Из всего этого потока до пенсии доработало 10 или 12 человек.
Хорошо помню нашу первую воздушную тренировку, она проходила в поселке Качуг. Было это в 1984 году. Прыгали с 800 метров, на круглых куполах «ПТЛ-72». Они не очень хорошо управляются, их название в шутку расшифровывали как «Парашют Тупых Людей». Бросали нас над кладбищем, и мы между собой посмеивались: «если что - таскать далеко не придется». То есть точка приземления была в другом месте, а выброска - над кладбищем. Прыгнул я нормально, как и все остальные ребята - «отказников» не было.
Потом поехал на сезон в Тайшет, в Саяны. Работа мне сразу понравилась, я полюбил ездить по командировкам, общаться с новыми людьми, да и пожары тушить очень интересно.
Там я такие пожары видел, какие мне больше никогда не встречались. Деревья были по 40 метров - ангарская сосна, она когда горит, пламя над метров на семь еще над верхушками поднимается. Группой руководил Коля Бойцов, он учил меня пожары тушить. Сейчас его уже нет, похоронили в прошлом году. Он еще сам молодой тогда был, как я теперь понимаю, всего третий год работал. Тогда пожары маленькие были, не как сейчас - отжиги мы делали редко, в основном копали минерализованные полосы, из РЛО заливали. На пожарах были обычно не более десяти дней.
Обычно в первый сезон работы парашютисты прыгали на открытые площадки, - мы называли этих ребят «полянщиками», и только на второй сезон разрешали прыгать на лес. А мой курс сразу оттренировали на лес. На своем самом первом производственном прыжке я попал в нисходящий поток и повредил ногу. Сгоряча все равно пошел на кромку тушить. Потом Андрей Лапшин - мой друг, с которым мы вместе учились, меня пять километров на себе выносил. Морпех, здоровенный лосяра, взвалил меня на спину и понес - за пять километров один раз только присел перекурить. Больше я на этом пожаре тушить не пытался. Нога распухла, я вообще ходить не мог несколько дней, и меня сделали таборным, - я только еду варил. Готовить научился. На следующий сезон мы на спичках тянули, кому быть таборным, и мне опять выпало. До сих пор готовить не люблю!
В общем, надоело мне быть таборным. И в 1987 году, после сезона, я отучился в Красноярске на курсах инструкторов и с 1988 года стал инструктором группы. Это нагрузка вдвойне, ведь отвечаешь уже не только за себя, но и за всю группу. Кстати, знаете, что самое страшное в нашей работе? Потерять страх.
Я уже в этот момент в Иркутской авиабазе в РПГ работал - в резерве повышенной готовности. Это была высокопрофессиональная мобильная команда, которой давалось ограниченное время на сборы, она отправлялась в любую точку Союза и даже за рубеж, хотя я за рубеж ни разу не попал. А другие в Монголию летали, в Афганистан, в Китай.
Где я только не был за эти годы. Магадан, Чита, Амурская область, Бурятия, Иркутск, Якутия, Красноярск, Томск, Ямал, Москва, Волгоград… В Волгограде в первый раз тушили Гумрак - это на границе города, там, где остатки армии Паулюса добивали, во второй раз в Арчединском районе. Во время прохождения пожара взрывались, оставшиеся с войны боеприпасы. Пожаров двух одинаковых не бывает. Стратегию тушения всегда разрабатываешь с нуля, с учетом конкретной обстановки, погоды, времени года и суток.
Один раз тушили мы пожар в горах на Байкале. Воду на кромку приходилось носить за несколько километров, причем не по ровной дороге, а вверх от озера, практически по отвесной стенке. Набираешь воду в РЛО и несешь. На то, чтобы обеспечить всех водой, - в том числе и для питья, иногда уходило до восьми часов.
Под Иркутском в 2002 году тушили торфяные пожары, там прогары были глубже двух метров. Мы промерили один прогар - получилось 2 метра 20 см. Сначала там попытались использовать технику. Прислали бульдозер, сгребли горящий торф в кучу, не потушив, образовался рукотворный «вулкан», и горящие частицы начали разлетаться по ветру. Вместо одного пожара получилось штук сорок. И мы эти пожары вручную тушили, лопатами и мотопомпами. Один обрубает горящие стенки канавы, другой заливает из рукава. Корреспондентка, приехавшая из Москвы, говорила - «Я не верю, что десять человек могут столько перекопать вручную».
От верховых пожаров не раз приходилось удирать. В Бодайбинском районе Иркутской области, в горах, вертолет выдернул нас буквально в последний момент. Мы кромку пожара уже «сделали», работу закончили, ждали, когда придет вертолет нас перебрасывать. Смотрим, а он сел за горой. Стали возвращаться на табор, и вдруг снизу - пламя, откуда пришло, неизвестно. Склон был покрыт кедровым стлаником и беломошником, они сильно горят. Воды не было - местность горная. Связались с вертолетом, летчик говорит: «Я минут через двадцать прилечу», мы отвечаем: «Через двадцать минут уже спасать будет некого». Я первый раз в жизни видел, как вертолет буквально «падал» на площадку - с разворотом. Командир был ас… Заскочили внутрь, закинули только те вещи, которые были у нас в руках, остальное сгорело. Когда мы взлетали, вертолет уже винтами пламя гонял.
Был пожар, который еле-еле по запаху нашли. Усть-Удинский район, примерно 1985 год. Во время патрулирования увидели дым, прыгнули, пошли тушить, а пожара найти не можем. Искали долго, пока кто-то не догадался посмотреть вверх - тлела над нами вершина сухого дерева, в которое ударила молния. Свалили мы это дерево и залили…
Самый маленький пожар у меня был на Байкале, в 1989 году. Время на прыжок, ходьбу к пожару и тушение заняло примерно 20 минут. Зато потом площадку под вертолет, чтобы нас вывезли, готовили двое суток. А самый большой пожар, «миллионник», как мы его прозвали - в нынешнем году, в Кобяйском районе Якутии. Миллиона там, конечно, не было, но пожар огромный. Я то прилетал-улетал, я сейчас «тыловая крыса», больше бумажками занимаюсь, должность такая. А моя команда там отработала 40 дней, ни разу не выезжая.
28 лет я отработал в Иркутской авиабазе. Потом мене в 2011 году предложили перейти в Центральную авиабазу. Работается здесь неплохо. На следующий год у меня должно быть 50 лет летного стажа - если ты прыгаешь с поршневого самолета, год стажа считается за полтора, а с турбовинтового - за два. Так что почти два пенсионных стажа за плечами.
Сомневался ли я в выборе профессии? Нет, никогда не сомневался. Сомнения - удел мудрецов
Инструктор парашютно-пожарной команды Валерий Лобанов
Вам честно рассказать, почему я пошел в парашютисты-пожарные? Да потому, что мне в армии не дали прыгать, а я очень хотел. Я родом из Иркутска. Окончил школу, год отработал на Химпроме, отслужил в развед-десантной роте, а прыгнуть так ни разу и не получилось. От отцов-командиров узнал о существовании Авиалесоохраны, а тогда про нее мало кто знал. Вернулся из армии, пошел в бюро трудоустройства, узнал адрес Авиалесоохраны и пошел устраиваться на работу в Иркутскую авиабазу. Успешно прошел медкомиссию, а физподготовку у меня почему-то не проверили - наверно, на слово поверили. Меня сразу же, зачислили на курсы. Изучали парашютную подготовку, лесную пирологию, топогорафию, лесопожарное оборудование и многое другое , что необходимо для работы. Свидетельства получили 32 из 36 человека - кто-то был отчислен за нарушения дисциплины, кто-то передумал, а один отказался прыгать. Из всего этого потока до пенсии доработало 10 или 12 человек.
Хорошо помню нашу первую воздушную тренировку, она проходила в поселке Качуг. Было это в 1984 году. Прыгали с 800 метров, на круглых куполах «ПТЛ-72». Они не очень хорошо управляются, их название в шутку расшифровывали как «Парашют Тупых Людей». Бросали нас над кладбищем, и мы между собой посмеивались: «если что - таскать далеко не придется». То есть точка приземления была в другом месте, а выброска - над кладбищем. Прыгнул я нормально, как и все остальные ребята - «отказников» не было.
Потом поехал на сезон в Тайшет, в Саяны. Работа мне сразу понравилась, я полюбил ездить по командировкам, общаться с новыми людьми, да и пожары тушить очень интересно.
Там я такие пожары видел, какие мне больше никогда не встречались. Деревья были по 40 метров - ангарская сосна, она когда горит, пламя над метров на семь еще над верхушками поднимается. Группой руководил Коля Бойцов, он учил меня пожары тушить. Сейчас его уже нет, похоронили в прошлом году. Он еще сам молодой тогда был, как я теперь понимаю, всего третий год работал. Тогда пожары маленькие были, не как сейчас - отжиги мы делали редко, в основном копали минерализованные полосы, из РЛО заливали. На пожарах были обычно не более десяти дней.
Обычно в первый сезон работы парашютисты прыгали на открытые площадки, - мы называли этих ребят «полянщиками», и только на второй сезон разрешали прыгать на лес. А мой курс сразу оттренировали на лес. На своем самом первом производственном прыжке я попал в нисходящий поток и повредил ногу. Сгоряча все равно пошел на кромку тушить. Потом Андрей Лапшин - мой друг, с которым мы вместе учились, меня пять километров на себе выносил. Морпех, здоровенный лосяра, взвалил меня на спину и понес - за пять километров один раз только присел перекурить. Больше я на этом пожаре тушить не пытался. Нога распухла, я вообще ходить не мог несколько дней, и меня сделали таборным, - я только еду варил. Готовить научился. На следующий сезон мы на спичках тянули, кому быть таборным, и мне опять выпало. До сих пор готовить не люблю!
В общем, надоело мне быть таборным. И в 1987 году, после сезона, я отучился в Красноярске на курсах инструкторов и с 1988 года стал инструктором группы. Это нагрузка вдвойне, ведь отвечаешь уже не только за себя, но и за всю группу. Кстати, знаете, что самое страшное в нашей работе? Потерять страх.
Я уже в этот момент в Иркутской авиабазе в РПГ работал - в резерве повышенной готовности. Это была высокопрофессиональная мобильная команда, которой давалось ограниченное время на сборы, она отправлялась в любую точку Союза и даже за рубеж, хотя я за рубеж ни разу не попал. А другие в Монголию летали, в Афганистан, в Китай.
Где я только не был за эти годы. Магадан, Чита, Амурская область, Бурятия, Иркутск, Якутия, Красноярск, Томск, Ямал, Москва, Волгоград… В Волгограде в первый раз тушили Гумрак - это на границе города, там, где остатки армии Паулюса добивали, во второй раз в Арчединском районе. Во время прохождения пожара взрывались, оставшиеся с войны боеприпасы. Пожаров двух одинаковых не бывает. Стратегию тушения всегда разрабатываешь с нуля, с учетом конкретной обстановки, погоды, времени года и суток.
Один раз тушили мы пожар в горах на Байкале. Воду на кромку приходилось носить за несколько километров, причем не по ровной дороге, а вверх от озера, практически по отвесной стенке. Набираешь воду в РЛО и несешь. На то, чтобы обеспечить всех водой, - в том числе и для питья, иногда уходило до восьми часов.
Под Иркутском в 2002 году тушили торфяные пожары, там прогары были глубже двух метров. Мы промерили один прогар - получилось 2 метра 20 см. Сначала там попытались использовать технику. Прислали бульдозер, сгребли горящий торф в кучу, не потушив, образовался рукотворный «вулкан», и горящие частицы начали разлетаться по ветру. Вместо одного пожара получилось штук сорок. И мы эти пожары вручную тушили, лопатами и мотопомпами. Один обрубает горящие стенки канавы, другой заливает из рукава. Корреспондентка, приехавшая из Москвы, говорила - «Я не верю, что десять человек могут столько перекопать вручную».
От верховых пожаров не раз приходилось удирать. В Бодайбинском районе Иркутской области, в горах, вертолет выдернул нас буквально в последний момент. Мы кромку пожара уже «сделали», работу закончили, ждали, когда придет вертолет нас перебрасывать. Смотрим, а он сел за горой. Стали возвращаться на табор, и вдруг снизу - пламя, откуда пришло, неизвестно. Склон был покрыт кедровым стлаником и беломошником, они сильно горят. Воды не было - местность горная. Связались с вертолетом, летчик говорит: «Я минут через двадцать прилечу», мы отвечаем: «Через двадцать минут уже спасать будет некого». Я первый раз в жизни видел, как вертолет буквально «падал» на площадку - с разворотом. Командир был ас… Заскочили внутрь, закинули только те вещи, которые были у нас в руках, остальное сгорело. Когда мы взлетали, вертолет уже винтами пламя гонял.
Был пожар, который еле-еле по запаху нашли. Усть-Удинский район, примерно 1985 год. Во время патрулирования увидели дым, прыгнули, пошли тушить, а пожара найти не можем. Искали долго, пока кто-то не догадался посмотреть вверх - тлела над нами вершина сухого дерева, в которое ударила молния. Свалили мы это дерево и залили…
Самый маленький пожар у меня был на Байкале, в 1989 году. Время на прыжок, ходьбу к пожару и тушение заняло примерно 20 минут. Зато потом площадку под вертолет, чтобы нас вывезли, готовили двое суток. А самый большой пожар, «миллионник», как мы его прозвали - в нынешнем году, в Кобяйском районе Якутии. Миллиона там, конечно, не было, но пожар огромный. Я то прилетал-улетал, я сейчас «тыловая крыса», больше бумажками занимаюсь, должность такая. А моя команда там отработала 40 дней, ни разу не выезжая.
28 лет я отработал в Иркутской авиабазе. Потом мене в 2011 году предложили перейти в Центральную авиабазу. Работается здесь неплохо. На следующий год у меня должно быть 50 лет летного стажа - если ты прыгаешь с поршневого самолета, год стажа считается за полтора, а с турбовинтового - за два. Так что почти два пенсионных стажа за плечами.
Сомневался ли я в выборе профессии? Нет, никогда не сомневался. Сомнения - удел мудрецов