Молитва
Боже, я обхожу стороной храмы,
Хочу с тобой запросто, за чашкой чая.
Ты с улыбкой смотришь на наши драмы,
Приструнивая ангелов, чтоб не ворчали.
Думаю, у тебя узловатые кисти,
В них копятся ноты протеста - не вынести,
Разбирать их - долгая лета.
«Боже, твои ангелы - немножко лодыри,
Я не то чтобы с претензией, но повысить бы качество.
Я не прошу поводыря себе,
Не так уж часто чебучу чудачества.
Здорова, нажила с десяток платьев,
Профессионально - всегда в строю.
Боже, ты говоришь, всем всего хватит…
Почему отнимаешь тех, кого я люблю?
Хочешь, чтоб я стала мудрой Турандотинкой,
С глубиной взгляда в сто тридцать лье?
А я хочу быть его девочкой с родинкой,
Спрятанной в шелковом рукаве.
Примитивно приминать с ним постель,
Тереться мордами, валять одного нам известного
Дурака,
А у тебя в программе написано - гордая,
К тридцати сильная,
Печальная слегка.
Господи, объясни мне свой Божий промысел,
Почему всегда - уступить другим,
Промолчать, не повысить голоса,
Если выть от тоски - то тоже не с ним.
Слушай, у тебя тираны косят души в Африке,
В Киеве снимают кресты.
Тебя волнует мудрость конкретной жирафинки,
Ты шлешь ей схимы, изощренные посты.
Господи, ты дал мне язык и грамоту,
Даже длины больше, чем у других.
Вроде бы счастлива. Была - в пятницу,
Сейчас - мир затих, и твой голос затих.
Господи, ты говоришь - любить,
Подставляя щеки.
Я проиграла обе щеки.
Ты утешаешь - со мной твои руки,
Так чем не угодил вес его руки?
Господи, ты, наверное, очень милосерден,
Я же не накопила бед для обращения.
Ты широк, необъятен, безмерно усерден.
Пассивной пастве недостает смирения.
Принимаешь любых, безнадежно глупых,
Тех, кто ропщет, клянет, ищет с небесным сделки.
Ты, должно быть, не доверяешь женскому племени?
«У вас», - говоришь, - «овчинка не стоит выделки.
Выдаю человека. Возвращаете беса.
Смиряете, скручиваете не ко времени,
Был божий раб, стал - плут и повеса».
Боже, ты пришел такой строгий и с меркой,
Взвешивал сердце, исчертил любовь циркулем,
Мне, сказал, положено еще возвышенней,
Выписал терпение, вина двести грамм.
На вопросы - увижу ли, делал вид, что не слышно,
Больное чувство назвал простудою.
Боже, напомни мне, как он дышит.
По понедельникам перечить не буду.
Хочу с тобой запросто, за чашкой чая.
Ты с улыбкой смотришь на наши драмы,
Приструнивая ангелов, чтоб не ворчали.
Думаю, у тебя узловатые кисти,
В них копятся ноты протеста - не вынести,
Разбирать их - долгая лета.
«Боже, твои ангелы - немножко лодыри,
Я не то чтобы с претензией, но повысить бы качество.
Я не прошу поводыря себе,
Не так уж часто чебучу чудачества.
Здорова, нажила с десяток платьев,
Профессионально - всегда в строю.
Боже, ты говоришь, всем всего хватит…
Почему отнимаешь тех, кого я люблю?
Хочешь, чтоб я стала мудрой Турандотинкой,
С глубиной взгляда в сто тридцать лье?
А я хочу быть его девочкой с родинкой,
Спрятанной в шелковом рукаве.
Примитивно приминать с ним постель,
Тереться мордами, валять одного нам известного
Дурака,
А у тебя в программе написано - гордая,
К тридцати сильная,
Печальная слегка.
Господи, объясни мне свой Божий промысел,
Почему всегда - уступить другим,
Промолчать, не повысить голоса,
Если выть от тоски - то тоже не с ним.
Слушай, у тебя тираны косят души в Африке,
В Киеве снимают кресты.
Тебя волнует мудрость конкретной жирафинки,
Ты шлешь ей схимы, изощренные посты.
Господи, ты дал мне язык и грамоту,
Даже длины больше, чем у других.
Вроде бы счастлива. Была - в пятницу,
Сейчас - мир затих, и твой голос затих.
Господи, ты говоришь - любить,
Подставляя щеки.
Я проиграла обе щеки.
Ты утешаешь - со мной твои руки,
Так чем не угодил вес его руки?
Господи, ты, наверное, очень милосерден,
Я же не накопила бед для обращения.
Ты широк, необъятен, безмерно усерден.
Пассивной пастве недостает смирения.
Принимаешь любых, безнадежно глупых,
Тех, кто ропщет, клянет, ищет с небесным сделки.
Ты, должно быть, не доверяешь женскому племени?
«У вас», - говоришь, - «овчинка не стоит выделки.
Выдаю человека. Возвращаете беса.
Смиряете, скручиваете не ко времени,
Был божий раб, стал - плут и повеса».
Боже, ты пришел такой строгий и с меркой,
Взвешивал сердце, исчертил любовь циркулем,
Мне, сказал, положено еще возвышенней,
Выписал терпение, вина двести грамм.
На вопросы - увижу ли, делал вид, что не слышно,
Больное чувство назвал простудою.
Боже, напомни мне, как он дышит.
По понедельникам перечить не буду.