Четыре питерских Исаакия (без номера). Купольная проблема-15.

Nov 26, 2006 14:12

Глава без номера, в которой автор возвращается к рассмотрению тесно взаимосвязанных вопросов. А именно: как Микеланджело в муках рожал потолок, папа гневался, а Браманте с Рафаэлем подглядывали по ночам куда не надо (а вот и не слэш).







25. Еще раз о любви.

Как они ссорились, о, как они ссорились! Несомненно, это любовь. Когда Микеланджело окончательно озверел от неусыпного папочкиного надзора и возжаждал творческой свободы, он начал делать следующее: как завидит идущего с очередным визитом папу, так начинает швыряться с двадцатиметровой высоты досками. А потом говорит, что он, дескать, нечаянно в процессе работы, сверху папу не узнал, и вообще, предупреждать надо. Папа, конечно, убегал в ярости и долго матерился неподеццки, но Микеланджело за это дело не только не загремел в тюрягу, но даже и по шее не получил. Более того, когда гению приспичило закатить грандиозную истерику на тему Браманте и Рафаэля, папа встал за гения горой.

Истерика протекала следующим образом. Однажды при точно не установленных обстоятельствах Микеланджело взглянул на то, что свеженарисовал Рафаэль. И немедленно обнаружил вопиющий плагиат, то бишь следы собственного драгоценного влияния. Тогда Буонаротти ворвался в папские покои, привычно сметя швейцарскую гвардию, и на вопль Юлия (надо думать, голосом Волка из "Жил-был пес") "ШО, ОПЯТЬ?!!", ответствовал, что разоблачил Вселенский Заговор. Поскольку у Рафаэля вдруг неведомо откуда появились в творчестве мотивы с Сикстинского потолка, следовательно, он это видел. А раз видел, значит, ему кто-то показал. А раз кто-то показал, то кто? Вестимо, Браманте. Он а) земляк, б) родственник, в) сообщник, г) главный архитектор Ватикана, сталбыть, имеет ключи от капеллы.

Фреска в данном случае следующая. Тиха была ватиканская ночь. Когда в Систине все спáло (или спалó? в общем, все уснуло), дверь капеллы бесшумно отворилась, и вошли двое в незаметном со свечками в руках, дыша исключительно через рот. Проползши на подмостья и переступив через спящего на полу в сапогах в обнимку с ведром для известки Микеланджело, младший взломщик долго и упорно разглядывал закрытую от публики половину потолка, а старший время от времени нервно смотрел на часы и дергал сотоварища: закругляйся, поймают - не отмажемся...

Откровенно говоря, как было на самом деле, уже никто никогда не узнает. Несомненно, умбриец мог и уломать дядю дать подглянуть. Ничего особенно нового, а также страшного здесь нет. Рафаэль вообще был, говоря искусствоведческим языком, гением синтеза. В переводе на русский - по его работам всегда можно определить, какая картина последней произвела на него глубокое впечатление. В качестве упражнения на эту тему предлагаю общественности портрет Маддалены Дони - никакую довольно известную даму из Лувра не напоминает?




В общем, Рафаэль любил и умел учиться. И ему, как патрицию Витинари, следует отдать должное в этом вопросе. А то придет и сам возьмет.

С другой стороны, младой Санти был силен не прямым заимствованием, а более поздней его переработкой и сплавом с другим заимствованным собственными идеями, в результате чего у него получались уже чисто рафаэлевские гениальные работы. Результаты же прямого заимствования у Рафаэля часто бывают почти комическими. Ладно Маддалена-недоджоконда. Вот чего умбрийский гений чинквеченто, например, назаимствовал у Микеланджело.

Сотворение Луны и Солнца у Микеланджело на потолке Систины.




Отделение Света От Тьмы у Рафаэля в Лоджиях. Меня ножки старичка особенно умиляют.




В общем, если Микеланджело обиделся за плагиат как таковой, то он тут хватил лишку. Правда, ежели он зело возмутился тем, как именно было потыренное употреблено, вот тут никакого лишку не хвачено. Обидно, право. Делаешь-делаешь гениальные вещи, а тут тебе - рраз! - и такой кич.

С другой стороны, Рафаэль у кого попало не тырил, Микеланджело вообще уважал и даже пытался нормально общаться. Ну вот, например, в своей "Афинской школе" изобразил не старого еще Буонаротти среди умных, образованных людей. Пусть в замкнутом одиночестве, но вполне сочувственно и даже нежно.




Но наивный Рафаэль еще не знал, что общаться с Микеланджело нормально в принципе невозможно. Идет это однажды Буонаротти нечесаный и в штукатурке один-одинокий по Риму, а навстречу ему Рафаэль, красивый, отутюженный, изящный, благоухающий и вообще окруженный поклонниками.

Тут историки несколько расходятся по поводу того, как приветствовал мрачный гений гения дружелюбного. Согласно самой приличной версии (неприличные народ вполне может додумать и сам), Микеланджело громко заявил:
- Ты как полководец со свитой!

И тогда достанный по макушку Овен конкретно нагрубил старшему гению в следующих выражениях:
- А ты в одиночестве, как палач!

В общем, поговорили.

Юлий, когда ему был предъявлен этот гордиев узел гениевых взаимоотношений, повел себя в высшей степени правильно и вообще красиво. Браманте, сказал он, поди сюда. Ключи от Систины мне на стол. А теперь - ВСЕ ПО РАБОЧИМ МЕСТАМ! Я сказал.

Но в конце концов Микеланджело таки ж попало по шее (и другим частям тела), и не могу сказать, чтобы совсем не за дело. Терпение папы лопнуло, когда гений закапризничал и захотел на зимние каникулы поехать во Флоренцию. По версии Вазари, все было еще круче - Микеланджело восхотелось съездить в родной город и там немножко поработать для души, и он у папы же потребовал на это финансов. Тогда папа, что вполне естественно, спросил: "Ну, ладно, а когда же ты покончишь с капеллой?". На что Микеланджело не менее естественно ответил: "Когда смогу, святой отец". Далее слово Вазари с голоса Микеланджело: "На это папа дубинкой, которую он держал в руках, начал колотить Микеланджело, приговаривая: "Когда смогу, когда смогу, я-то заставлю тебя ее закончить".

Выпоротый Буонаротти рванул домой и стал срочно и привычно паковать вещички. Однако тут возник папский секретарь Барабаннт служитель Курцио, выложил на стол перед Микеланджело пятьсот скудо и передал папские уверения в любви и милости (типа "прости, сынок, старого вспыльчивого папеньку"), вкупе с пожеланиями счастливо съездить во Флоренцию. "А так как Микеланджело знал характер папы и в конце концов и сам его любил, он рассмеялся" и никуда не поехал, а пошел в капеллу работать.

Нда. Так вот смотришь на благостные (и настоящие, а не метафорические) картины маслом 17-19 веков на тему Юлия и его гениев, и остро кажется, что в них что-то не так. Жанр взят кардинально неправильный. Бытовухи мало...

Вернэ, 19 век. Юлий II, тыскызыть, корректирующий творчество Браманте, Рафаэля и Микеланджело.




Анастазио Фонтебуони, начало 17 века. Микеланджело и Юлий II.




(продолжение следует)

ВАЖНЫЙ АПДЕЙТ. Тут в комментах соавтор мое внимание обратил на то, что вся фреска босиком, а Микеланжело на ступеньках - В САПОГАХ. Причем нафиг раздолбанных с треснутой подметкой. Ох, сдается нам, это такая мягкая, добродушная, любовная карикатура. Созданная причем в папских покоях едва ли не в центре стены и на очень прочном материале. По всей вероятности, над тем, что "о, о, вон Буонаротти пошел в САПОГАХ!", ржал не только весь Рим, но и лично Юлий. Примерно так:

Папа (осматривает "Афинскую школу", благодушно, Рафаэлю): Голубчик, а что это такое у центрального брюнета на ногах?
Рафаэль: Сапоги, вашсвятейшество.
Папа: А, ну-ну. Мы человек малообразованный, ваших намеков не понимаем. Хорошо получилось, похоже...

Италия, купол

Previous post Next post
Up