(no subject)
Как мне теперь хочется уехать из этого города, хоть ненадолго! Забыть о толпе, смоге, хронической усталости. Я уже полгода не путешествовала по России…
Было бы сейчас лето, освежающий вечер после удушающего дня. И я снова где-нибудь на «Старой мельнице».
Вспрыгнуть бы на крепкую спину лоснистого дончака, зажать тёплые бока икрами и проехать, небыстро и пружинисто, вдоль узенькой речки, через лесную чащу, жмурясь от слепящего заката. Выйти к золотистому злаковому полю. Почувствовать, как лошадиные мускулы наливаются сталью, как натягивается уздечка, как кобыла в предвкушении скачки чуть не взвивается свечкой. Сесть покрепче, чуть отпустить руки и полететь…
Нет, пусть даже понесёт. Сначала будет сумасшедше гарцевать на месте, рванёт повод из рук и, дорвавшись, втопит со страшной силой. Пальцы вцепятся в гриву, ноги судорожно заклещаться на боках, руки занемеют от напряжения. В ушах ветер. В глазах чёртики. А внутри будет кипеть тот залихватский страх, во власти которого одновременно хочется крикнуть «остановись!» и «давай ещё!». Падать, как тогда, неохота - удержусь. Дождусь смены в конце межи.
К усадьбе побредём, отдыхая, уже в темноте. Лай собак, голоса, свет. Падая от усталости, затащим в подсобку сёдла и уздечки. Руки будут пахнуть кожей и лошадиным потом, лицо будет чёрным от пыли. А рядом в кадке вода, до одурения ледяная. Поведу свою кобылу под уздцы на туманный луг, пастись. Онемевшие ноги промокнут от вечерней росы.
А потом ужин в темноте. Нет, не такой, когда зажрался и не знаешь даже, чего бы погрызть. А такой, когда от полузвериного голода и чёрствый хлеб кажется сладким.
Добреду кое-как до домика. Там кровать. Упаду в сон. Там он тоже другой. Не серый и душный, когда в полузабытьи с ужасом ждёшь вопля будильника, а густой, чёрный, глубокий, как южная ночь…