Прощание с финской сказочницей Айно Куусинен
Окончание
Начало здесь: Трупы укладывали вместо шпал
и здесь: Айно Куусинен: жертва репрессий или авантюристка?
В первый день нового 1938 года Айно Куусинен, жена главы Коммунистического Интернационала , была арестована.
Я не берусь судить о том, насколько правдивы её воспоминания о пребывании на Лубянке и в Лефортово, о людях, которых она там встретила. Мы уже видели, как много Куусинен лжёт в своих мемуарах. Приведу лишь ещё несколько примеров… скажем так: неточной информации. «Мария Яковлевна /Фрумкина/ обвинялась в том, что якобы организовывала тайные антисоветские еврейские общества. В Лефортово с ней обращались страшно жестоко, часто пытали. /…/ Её казнили, когда я ещё была в Лефортово».
Мария Яковлевна Фрумкина в 1940 осуждена на 8 лет как «член нелегальной контрреволюционной националистической организации». Умерла в лагере в 1943 г.
«Вторая моя сокамерница, Тамара Постышева, явно выделялась среди всех когда-либо встреченных мною женщин. Это была одухотворённая, утончённая украинка. Я никогда не встречала более волевого человека. До ареста она была адвокатом в НКВД в Киеве, устроилась туда, чтобы помогать украинцам, жертвам сталинского террора. Она обвинялась в украинском национализме. Эта женщина действительно любила свою родину, её народ, литературу и музыку, много рассказывала мне об истории Украины, о репрессиях, которым подвергались её соотечественники.
Днём она рассказывала об ужасных допросах, очень боялась за мужа, он тоже был в Лефортово. Постышева сняли с высокого партийного поста в Хабаровске. Когда-то он был соратником Ленина, его особо доверенным лицом. Позже занимал многие высокие должности в правительстве. Народ относился к нему с уважением, особенно после того, как в газете была опубликована его статья, где он ратовал за празднование Нового года».
Павел Петрович Постышев в Хабаровске бывал только во время Гражданской войны, а вот потом долгое время работал на Украине, в частности в Харькове. Видимо, Куусинен путает названия городов, как и имена: вторую жену Постышева, действительно репрессированную, звали Татьяна Семёновна… Но какая разница? Ведь Айно важно другое: рассказать, что украинские националисты - это всего лишь люди, любившие свой язык и родину, а их за это репрессировали...
На Лубянке подследственная Куусинен якобы спрашивает своего следователя:
«- Как это, убивая столько людей, вы так незаметно хороните трупы?
- Кто вам сказал, что их хоронят? - с насмешкой спросил следователь. - В подвале - крематорий, пламя в нём - до двух тысяч градусов. Приговорённых расстреливают перед крематорием, трупы сбрасывают в огонь. Огонь этот горит для всех вас».
Вот только информация о страшном крематории, как и подземных этажах Лубянки, не подтверждается. Соврал следователь. Но Айно настаивает:
«Лифт поднимал заключённых на крышу, обнесённую по краю высоким забором из колючей проволоки, чтобы никто не мог, поддавшись искушению, броситься вниз - и вырваться отсюда наконец. Там, под тёмным небом, мы ходили по кругу гуськом двадцать минут. Посреди крыши стояла высоченная железная труба. Из неё постоянно поднималась тонкая струйка дыма, крышу покрывал слой копоти. Теперь я знала, откуда этот дым, но старалась об этом не думать».
В общем, не добившись от героической Айно никаких показаний против её нелюбимого мужа, других финнов, Зорге, Урицкого и Берзина (надеюсь,я никого не забыла), ей без суда вынесли приговор и отправили на Воркуту.
О том, какие удивительные истории сочинила Куусинен о пребывании в Воркутлаге, я уже писала. Печально, что сказки о расстреле освобождённых, ехавших на фронт, о мёртвых телах вместо шпал и о маршале Рокоссовском, служившим денщиком у простого охранника, продолжают жить на просторах интернета и даже попадают в научные работы.
В 1946 г. финская авантюристка была освобождена с запретом проживания в тридцати девяти городах СССР, в том числе в Москве, Ленинграде, Киеве. Началась «суровая бесконечная борьба за существование» - причём, по её словам, такая борьба ожидает всякого освободившегося советского заключённого.
«Если бы я вернулась к мужу, мне бы, конечно, разрешили жить под его покровительством в Москве. Но я чувствовала себя оскорблённой и возвращаться к нему не собиралась». Я так поняла, претензия её к мужу заключалась в том, что он не освободил её. Это при том, что, по её же словам, сам был под подозрением.
Ну и, раз уж запрещено жить в Москве - надо, конечно, туда приехать и поселиться у своей бывшей домработницы. За этим, естественно, следует задержание и приказ срочно выехать из столицы. Куусинен уезжает в Ростов Ярославской области («километров за двести от Москвы»), но не может там прописаться: попадает в известный замкнутый круг, когда для работы нужна прописка, а для прописки - работа. Возвращается в Москву и снова арестована. Но там «двое в штатском» неожиданно везут её «к начальнику всей московской милиции». Оказывается, домработница подняла на ноги каких-то «старых друзей» мемуаристки - и вот генерал обещает помочь с пропиской, провожает до дверей и велит подчинённому отвезти Айно куда она попросит.
«Через неделю я позвонила генералу, но мне сказали, что его нет. Даже начальник милиции боялся иметь со мной дело!»
Начальником московской милиции с 1946 по 1950 г. был Александр Никитич Полукаров. Естественно, подтвердить или опровергнуть эту историю нельзя. Но она служит вступлением к другой, более забористой.
«Вскоре с помощью одного из моих друзей я попала на приём к высшему милицейскому чину страны. Управление находилось на Лубянской площади. Начальник был очень любезен и тоже вызвался мне помочь. Правда, в тот же вечер он должен был ехать во Львов, но дал мне свой телефон и попросил позвонить в определённый день на следующей неделе. /.../
Я позвонила в назначенный день, но никто не ответил. Позже я говорила по телефону с секретарём, который на вопрос, где его начальник, ответил уклончиво, советовал больше не приходить.
Позднее выяснилось, в чём дело. Генерал поехал во Львов подавлять «бандитский мятеж». Вернувшись, он доложил, что беспорядков прекратить не смог. Кроме того, он высказал мнение, что речь идёт не о бандитах и разбойниках, а скорее о движении украинских националистов. Привезший дурные вести генерал был расстрелян».
Вот такая интересная история. Кто бы это мог быть? Кого Куусинен называет «высшим милицейским чином страны»? Увы, может быть, я не умею искать, но никого, с кем случилась эта потрясающая история, я найти не смогла. Из крупных чинов МВД-МГБ расстреляны были только Абакумов и его первый заместитель Гоглидзе, но не при страшном Сталине, а, представьте себе, при либеральном Хрущёве. И уж конечно, не за провал борьбы с бандерлогами.
Здесь, как мне кажется, опять главное - изобразить украинских националистов этакими исключительно политическими деятелями, борцами за независимость. Этот мотив звучит в воспоминаниях Куусинен неоднократно: думаю, таков был заказ.
«После казни милицейского начальника /ну кто же это, кто?/ опять пропала надежда получить московскую прописку. Проведя девять лет в заключении, я на себе испытала, что такое коммунистическая система, как она обходится с людьми. Я понемногу утвердилась в мысли, что если коммунизм распространится за пределы Советского Союза, он будет повсюду сеять горе и несчастье. Но, по-моему, руководители капиталистических стран далеко не в полной мере осознавали грозящую миру опасность. Я решила хоть как-то помешать распространению коммунизма. С надеждой, кроме того, разрешить мои собственные трудности».
В конце апреля 1947 года Айно Куусинен обращается в посольство США, чтобы ей помогли выехать из СССР. (Опять не понимаю: а почему не в посольство Финляндии?) Принимают её вежливо, но ничего не обещают.
В 1948 г. она уезжает в Армению к бывшей солагернице и какое-то время мечется между Тифлисом (так по старинке Куусинен почему-то именует Тбилиси), Кировоканом и Москвой. Следуют также душещипательные истории о том, как обманутые армяне ехали в СССР и как плохо им там пришлось. Ну явно же хуже, чем в Турции… «Бедняги скоро убедились, что идеализированная родина находится в глубоком экономическом кризисе, жизнь даже коренных армян крайне убога. /…/ Все до единого жалели, что вернулись, они были готовы немедленно ехать обратно. /…/ Коренные армяне в глубине души, наверное, посмеивались над теми, кто вернулся в СССР».
«…вся земля, с финиковыми пальмами, орешниками, виноградниками и тропическими фруктовыми деревьями, закреплена за колхозами. Во время проливных осенних дождей весь урожай может погибнуть - люди не хотят работать в колхозах за мизерную плату, едут в город устраиваться на заводы».
Круг общения у неё, конечно, специфический. Например, она рассказывает о знакомстве с супружеской парой - у них в доме висела знакомая Айно картина, изображавшая Финляндию в виде молодой женщины со сводом законов, который она пытается защитить от «орла с востока». Хотя, вообще-то, «орёл» этот конституцию (и саму государственность) Финляндии и даровал. И армянские националисты вздыхали, что им эта картина очень близка.
Не удивительно, что таких знакомых начинают арестовывать, и Айно пытается спрятаться в Казахстане: «Там, я знала, осели многие, освободившиеся из лагерей Воркуты, те, кто, как и я, не могли выполнять тяжёлую работу. Жизнь в Казахстане походила на ссылку, но зато там можно было найти работу».
Но, естественно, и здесь никто не горит желанием брать на работу бывшую политзаключённую . Кстати, я подумала: а кем она могла устраиваться в захолустной Демьяновке? Медсестрой разве что? А был ли у неё диплом?
«Жизнь в Казахстане была несравнима даже с убогой жизнью в воркутинских лагерях. Такой нищеты я ещё не испытывала. Деньги давно кончились, и я была уверена, что дни мои сочтены».
«Ко мне пришло совершенно неожиданное «спасение»: в конце мая 1949 года меня арестовали».
Снова Москва, Лубянка, Лефортово. «Под следствием я находилась четырнадцать месяцев, на месяц меньше, чем в 1938-1939 годах. Днём я сидела в Лефортово, а вечерами в тесном «чёрном вороне» меня возили на Лубянку. /…/ Методы допроса были те же, казни /какие казни?/ так же часты, как и раньше, правда, теперь меньше об этом шумели. Зато на этот раз все четырнадцать месяцев меня допрашивали одни и те же следователи - полковник Полянский, отвратительный тупица, и полковник Никитин, человек довольно уравновешенный».
Теперь её обвиняют в «шпионской деятельности в пользу США». Куусинен зачем-то уверяет, что в посольстве никогда не была. Она считает, что в органах же дураки работают?
Ах да: «полковник Полянский, отвратительный тупица»…
Потом она меняет тактику: «Я признала, что беседовала с чиновниками посольства о возможности получить работу. Я обрисовала человека, совершенно не похожего на военного атташе. Сказала, что мне даже обещали работу, но потом я узнала, что посольство может брать на работу только через Министерство иностранных дел СССР, решила, что моя кандидатура не пройдёт, и вернулась на Кавказ».
А вот опять сказки:
«Однажды в Лефортово, когда меня вели на очередной допрос, я увидела в коридоре мальчика. Штаны были ему явно велики, он шёл в них с трудом. Сперва я решила, что это карлик, но, проходя мимо, поняла: мальчик лет десяти. Я высказала своё удивление полковнику Никитину, он рассмеялся и рассказал, что мальчика задержали, когда он выходил из американского посольства. Когда мальчика спросили, кто его завербовал в шпионы, он ответил, что ходил узнавать, как можно уехать в Америку, он слышал, что там все живут очень хорошо. Секретарь посольства ему сказал, чтобы приходил снова, когда подрастёт и получит иностранный паспорт…
Какой идиотизм и жестокость - считать ребёнка шпионом, бросить его в казематы Лефортово!»
Какой идиотизм - сочинять такое! Хотя некоторые верят. Ну, допустим, кто-то впустил ребёнка без сопровождения взрослых в американское посольство - хотя не верится. Допустим, это выглядело так подозрительно, что сотрудники органов решили задержать 10-летнего ребёнка (а вдруг это карлик?) и побеседовать с ним. Но - бросить в казематы?
Ну, истории сокамерниц, одна другой увлекательнее и все - непроверяемые: что, например, за «певица Лидия» из Шанхая?
Или вот история вполне реальная: за шпионаж осуждена сотрудница шведского посольства. Но далее следует обобщение: «Всех служивших в иностранных посольствах советских граждан - в том числе уборщиков и дворников - ждала та же участь: все обвинялись в шпионаже».
А эту историю я всё-таки приведу:
«Даже древняя старушка тётя Поля представляла, оказывается, для СССР опасность. Она работала кухаркой у американской женщины-дипломата в Москве. Сестра её однажды ездила с подругами в ближний колхоз и привезла немного колхозного хлеба. Дипломатша случайно увидела хлеб и попросила дать ей кусочек. Вскоре в одном американском журнале была опубликована статья о советском деревенском хлебе, и госбезопасности особо не пришлось трудиться, чтобы выяснить происхождение этой заметки. В результате были арестованы тётя Поля, её сестра и подруга сестры».
Вы что-нибудь поняли? Дипломатша (интересно, это переводчик такое слово придумал?) написала, я так понимаю, какой плохой хлеб в разорённой войной стране. Всю прислугу - на Колыму!
«В этот раз во время следствия со мною ни разу не обошлись жестоко, хотя допросы были долгие и утомительные. Были, правда, и угрозы, и оскорбления, угрожали даже расстрелом». А между тем в 1947 г. был издан Указ Президиума ВС СССР от 26.05.1947 «Об отмене смертной казни» - неужели следователи думали, что Куусинен об этом не знает?
Ах да, «непроходимый тупица»...
Затем следуют 5 лет заключения в Потьме (Мордовия). «Лишь после прибытия в Потьму я получила официальное извещение о том, что осуждена за «контрреволюционную деятельность» к пятнадцати годам лагерей. Во второй раз меня приговорили без всякого суда, я даже не видела обвинительного заключения. Ни я, ни многие другие не знали, каким судом разбирали наши дела. «Суды», занимавшиеся делами такого рода, назывались в народе «тройками».
На злосчастном сайте «Открытый список» про Айно Куусинен читаем:
· Дата ареста: 1 января 1938 г.
· Обвинение: КРД
· Осуждение: апрель 1939 г.
· Осудивший орган: ОСО при НКВД СССР
· Статья: КРД
· Приговор: 8 лет ИТЛ
· Место отбывания: Архангельская обл., г.Котлас (вот те на, а где же Воркута?)
· Дата освобождения: 1955 г.
Получается, Куусинен осуждена на 8 лет, а отсидела 16, причём в Котласе?
Википедия сообщает, что в 1939 г. Айно осудила Военная коллегия Верховного суда СССР, но не указывает, каким органом она была осуждена второй раз. Сайт vgulage.name указывает, что в 1950 г. её осудило Особое Совещание при МГБ, но ничего не пишет о первой судимости.
По-моему, они и сами разобраться не могут...
Большинство заключённых, по словам Куусинен, были «жёны врагов народа, арестованные за то, что не донесли властям на своих мужей». В то же время подчёркивается, что «в зоне было много украинок, эстонок, латышек, литовок и женщин из многих стран Европы». Ах, эти страдалицы за национальное освобождение!
Не буду подробно рассматривать истории Куусинен о её пребывании в Потьминских лагерях. Вот между делом она мажет грязью дочь Отто Куусинена, Хертту.
«Милая ленинградка Катя», во время войны якобы была взята финнами в плен, но потом добрые финны её отпустили, и она работала в каком-то маленьком городке официанткой. Вышла замуж за финского военного. А когда «после перемирия советское правительство потребовало, чтобы все советские граждане были возвращены в Россию», Катя оказалась в тюрьме и поддалась на обещания прибывшей Хертты Куусинен вернуться в СССР. Не очень понятно, при чём тут личные обещания, если всё равно всех схватили, арестовали и вывезли в СССР силой? Ну и, натурально, как только невинная «пленная» пересекла границу, её на пять лет в исправительные лагеря.
«Особым гонениям в Потьме подвергались верующие».
Чтобы избежать большой цитаты, перескажу. В отдельный барак загнали «верующих русских женщин», которые отказывались работать в поле, громко молились и пели (судя по описанию, это какие-то сектантки, но не суть важно). Им запрещено было появляться в общей столовой. Еду им носили в барак. Вооружённый охранник водил их два раза в день оправляться. «Иногда появлялся с плёткой комендант, и из барака доносились стоны и крики». Женщин били по голому телу. Потому что лагерную одежду они носить отказывались, а свою носить было нельзя. Некоторые «монашки», как она их называет, жили в её бараке - так вот, «их заставляли выходить на поверку, и они стояли голые на ветру и дожде».
Вспоминает она и 18-летнюю девушку, которую якобы арестовали «за то, что ходила в церковь» - при том, что церкви в СССР в то время функционировали совершенно свободно. Борьба с религией возобновилась чуть позже, при Хрущёве, но и тогда не принимала таких диких форм.
Думается, эти страшилки нужны для западного читателя: ишь что безбожные коммунисты творят!
В начале марта 1953 года Айно ожидает новое испытание: её вызвали к начальнику политотдела лагеря и потребовали, чтобы она написала по-английски письмо «неважно кому», что она якобы находится на свободе в Саранске.
«Ясно одно: если я откажусь написать письмо - меня убьют. Казни в то время в Потьме совершались ежедневно. Если же соглашусь, результат будет тот же, потому что, выполнив задание, я стану госбезопасности не нужна и даже опасна. В одном я не сомневаюсь: я никогда не унижусь сделать что-нибудь по приказу Сталина или Берия».
Но, как вы догадываетесь, пронесло: тут как раз Сталин умер. А то бы… Казнили бы без суда и следствия, как и раньше…
«Я написала жалобу на имя Генерального прокурора СССР, но не просила меня освободить, а просто пересмотреть моё дело. Я подчеркнула, что пятнадцать лет провела в заключении, но ни разу меня не судили и никогда мне не сообщали, каким образом я нарушила закон» .
В середине октября 1955 года пришёл отвёт из Прокуратуры СССР и Военной коллегии Верховного Суда о том, что «постановления Особого совещания при НКВД СССР от 1939 г. и 1950 г. в отношении Вас отменены и дела прекращены за отсутствием состава преступления».
Выехав из Потьмы 17 октября 1955 года, Айно Куусинен, по её словам, 18 октября около пяти утра была в Москве, на Казанском вокзале (это я на всякий случай пишу, потому что даже это может быть недостоверно). «С 1953 года, после смерти Сталина, Москва изменилась, теперь простой смертный, говорят, мог войти в дом на Кузнецком, чтобы поговорить с представителем тайной полиции».
Айно посещает несколько различных инстанций, в том числе приёмную ЦК партии. «В главную дверь огромного здания ЦК может войти любой. /…/ На одной двери я увидела фамилию мужа и прошла мимо».
Она пишет: «моё оскорблённое самолюбие не позволяло мне связаться с Отто». «За всё это время (1955-1964) я ни разу не встречалась с Куусиненом, хотя он иногда мне звонил, предлагал помощь. Я всегда отказывалась, помня, что он ни разу даже пальцем не пошевелил, чтобы уберечь меня от тюрем и лагерей».
Откуда она знает: шевельнул или нет? И мог ли? Вспомним, во время первого ареста, по словам самой же Айно, у неё требовала показаний именно против Отто!
Опять помогают «старые друзья» и высокие милицейские чины. Живёт она не в плохих условиях: то в «офицерской гостинице» в подмосковном посёлке Сокол, то в отдельной комнате с балконом в Кучино, - к тому же получает какие-то средства для существования. Но этого, конечно, недостаточно, и наконец Айно из последних сил пишет письмо «президенту Ворошилову». И ей дают квартиру в Москве, причём даже предлагают выбрать район и количество комнат.
Собственно, мне эти её хождения не интересны. Не бедствовала, это уж точно.
Может быть, кому-то покажутся любопытными её воспоминания о встречах с разными знаменитыми личностями, например с Еленой Стасовой - но много ли им веры?
Или вот каким-то образом она оказывается на заседании, где «собрались высокие офицерские чины, были даже маршалы». Там обсуждают следующее: «Вчера маршал Жуков держал в ЦК ответ за свои антипартийные действия. ЦК постановило освободить его от должности министра обороны». Следует её версия того, за что сняли Жукова, узнанная, конечно же, от неких «старых партийцев».
Ну и насколько это достоверно?
Сплетни, сплетни…
«В Москве в то время было много китайцев. Отношения между Пекином и Москвой начали уже портиться, но тем не менее Мао Цзедуна в 1957 году принимали в СССР чрезвычайно торжественно. Тысячи, сотни тысяч москвичей высыпали на улицы. Размахивали китайскими флажками, скандировали: «Да здравствуют Мао и Китай!» /…/
Не любили китайцев только студенты. Китайцы наводнили вузы и общежития, своим же, советским, мест оставалось мало. Иностранные студенты получали большую стипендию, имели привилегии, за это их и не любили».
Вот такие злые и жадные советские студенты. А вы проверьте!
Почему Айно не может уехать в Финляндию? По её словам, это было бы расценено как оскорбление Отто Куусинену, которого в 1958 году правительство Финляндии не пустило на празднование 40-летия компартии страны. Ну что ж, в отместку можно написать умирающему бывшему прощальное письмецо:
«Когда я узнала, что Отто лежит в кремлёвской больнице, я написала ему (13 мая 1964 года) письмо, в котором впервые рассказала, как упорно я его защищала, когда от меня требовали подтвердить, что он английский шпион. В письме я осуждала его за то, что он не пришёл на помощь финнам - друзьям и товарищам по партии, когда их уничтожали».
Отто Вилле Куусинен умер через четыре дня…
И вот - финальная часть мемуаров. Не о том, как приняла её родина, не о новой жизни в Европе. О том, каким человеком, по её мнению, был Отто Куусинен.
Что мы узнаём?
«Сталин мало знал о капиталистических странах, о дипломатии, а Куусинен был искусный дипломат, хорошо знал обстановку в других странах. Он устраивал Сталина ещё и тем, что всегда оставался в тени».
«Он был крайне честолюбив, ревниво следил, как осуществляются его планы. Но после, когда дело было сделано, он легко позволял другим присваивать себе славу. В глубине души Отто был самоуверен до циничности /…/ Он был непоколебим в своей уверенности, что в мире нет человека способнее его, особенно низко ценил данные Сталина. Но умел так ловко изложить Сталину свои предложения, что тот принимал мысли Отто за свои собственные».
«Он безразлично относился к строительству коммунизма в России, к вопросам экономики и политики: трагедия коллективизации, террор, аресты невиновных - всё прошло мимо него».
«Он был всегда нужен тем, кому принадлежала власть, точно знал, как надо обращаться с новым господином. Поэтому он и выжил в годы террора».
Снова вспоминает о том, что якобы Отто «убедил Сталина в том, что мировую революцию можно совершить только вооружённым путём».
«Я не смогла вспомнить ни одного случая, когда бы Куусинен помог кому-нибудь в беде. /…/Когда в Карелии был арестован сын Отто, он и пальцем не пошевелил, чтобы ему помочь. /…/
Куусинен ничего не сделал, чтобы спасти своих соратников по Коминтерну Мауно Хеймо и Ниило Виртанена. Не помог он и Эйнари Лааксовирта, брату своей первой жены».
«Куусинен был страшно вспыльчив, если кто-нибудь его задевал, он не забывал этого никогда».
«У Отто никогда не было близких друзей. Единственное исключение - Николай Бухарин, в 20-е годы они были очень близки». Но, как вы догадываетесь, Бухарина он предал. «В 1929 году Бухарин был изгнан из «Правды» и из Коминтерна. И именно Отто, его старый товарищ, произнёс в ЦК самую желчную речь».
«Он не любил простых финских рабочих. Возможно, из-за незнания практической жизни. Техника, промышленность были ему чужды, он ни разу не был ни на одном финском или советском заводе, не знал ни жизни рабочих, ни производства».
Ну и главное: «О Финляндии Куусинен говорил всегда с ненавистью, не любил даже свой язык. /…/ Судя по всему, Отто мечтал покорить Финляндию. Однажды он мне признался, что хотел бы взять власть в Финляндии, а впоследствии стать «проконсулом» всей Скандинавии. А когда коммунизм победит во всей Европе, он снова вернётся в Москву, и весь мир будет подчиняться его воле».
Поняли? Ого-го!
Тут кстати и упоминание о Советско-финской войне: это, оказывается, Куусинен «хотел взять реванш, вернувшись на изгнавшую его родину с Красной Армией».
«Его ведь, в сущности, мало интересовал Советский Союз. Строя свои тайные планы, он не думал о благе России. И даже не мечтал о победе коммунизма. Нет, этот чужак имел лишь одну цель: пройти победным маршем по земле своей родины».
И помните, дорогие европейцы, со смертью Сталина этот страшный человек продолжал делать своё чёрное дело: стал членом Политбюро, заместителем Председателя Президиума Верховного Совета, «то есть вице-президентом Советского Союза», председателем Президиума Верховного Совета Карело-Финской республики, «хотя вряд ли участвовал в управлении этой так называемой республикой».
Что-то я запуталась: так могуществен был Куусинен или нет?
«По слухам /ах, опять по слухам!/, последнее, что он сделал, - провёл секретную встречу с Мао Цзедуном в 1962 или 1963 году, пытаясь урегулировать отношения между Китаем и Советским Союзом».
Поздней осенью 1964 г. Айно Куусинен наконец покидает страну, которая так не понравилась ей ещё в 1922 г. Интересно, что выехать ей помогла член компартии Финляндии Хертта Куусинен, паспорт был дан всего на год, а находиться в Финляндии ей было разрешено всего три месяца. Но почему так - мы не узнаем. Сказки бабушки Куусинен внезапно обрываются.
Что сказать в заключение?
Я начала читать воспоминания Айно ради сведений о Воркуте. Убедилась, что они, мягко говоря, недостоверны. А потом всё думала: с какой целью она вообще это всё писала?
Дискредитировать международное коммунистическое движение, Коминтерн, лично его главу Отто Куусинена (отца видной на тот момент финской коммунистки Хертты). Создать пугающий образ СССР как страны-агрессора, рвущейся к установлению коммунистических режимов военным путём.
Изобразить националистов всех мастей - «борцами за независимость», а СССР - «тюрьмой народов» (вспомним постоянное педалирование мемуаристкой темы страданий украинцев, прибалтов, армян).
Коминтерна к тому времени уже давно не было, «сталинский СССР» и ГУЛаг канули в прошлое. Но международное коммунистическое движение продолжало существовать, и его враги стремились внести в это движение раскол. Активно действовали и оказавшиеся на Западе националисты с территории советских республик. Поэтому в 1950 года с территории Западной Германии начала своё вещание на страны социалистического лагеря радиостанция «Свободная Европа, а в 1953 г. - «Радио Освобождение» (будущее «Радио Свобода»). И именно там, в Мюнхене вышли почему-то на немецком языке и почему-то после смерти автора разоблачительные воспоминания Айно Куусинен...
Всё ли в них эта странная женщина явно авантюристического склада писала сама? Кто их дополнял, обрабатывал, редактировал? Наверное, задавшись целью, можно это узнать. Мне же достаточно знать одно: верить этому явно заказному и тенденциозному творению нельзя.
На этом простимся с финской сказочницей…