Они сидели в Воркуте: подельник Солженицына (окончание)
Начало здесь: Они сидели в Воркуте: подельник Солженицына
Итак, друг, единомышленник и подельник А.И.Солженицына Николай Виткевич отправился в Воркуту...
Прибыл он туда летом 1945 года. Чем занимался целый год, не говорится. Летом же 1946 г. начал работать на кирпичном заводе.
В интервью Н.Решетовской он подробно рассказывает об этой работе.
Вначале был цех формовки, где надо было таскать необожжённые кирпичи, причём бегом - «чтобы больше выработать». Но на этой работе он пробыл недолго: его взяли в цех обжига, а это - «самый последний и самый привилегированный цех». Там Виткевич научился «садке» - выстраиванию кирпичей определённым образом для обжига, а это, по его словам, «уже специальность».
Вообще чувствуется какая-то гордость в том, как Николай Дмитриевич рассказывает о своей работе: «Много было интересного на кирпичном заводе. Во-первых, приобретаешь профессию. Научился садить кирпич - ты уже человек! На тебя уже смотрят как на специалиста. Научился обжигать - это тоже специальность! В цехе обжига надо было всё время увеличивать производительность. Стали сокращать время цикла».
Вспоминает он и своеобразный азарт, с которым работали заключённые: «У Хасахана был, например, такой характер, что он не мог переварить, чтоб кто-то посадил больше него кирпича в другую смену. Безусловно, состязались. Чувство рабочей гордости». А вор Иван Решетников, «мастер тачки», «всё время добавлял количество кирпичей. Всё время ставил рекорды… Наконец, он нагрузил 120 кирпичей на одну тачку и провалил эстакаду. Был этим очень доволен. Ходил, хихикая». Соревнование у заключённых никто официально не объявлял - соревновались сами, из интереса.
Виткевич называет других своих товарищей: крымского татарина Кирима, молдаванина Татарлы, украинца Бондаря - заключённого, бывшего тем не менее начальником цеха, «хорошего специалиста», который «ценил работяг, подкармливал, премии нам давал и сам как сыр в масле катался» (тогда, наверное, Бондарь был всё-таки бывшим заключённым?). А начальник завода, «умный мужик», «из бывших зэков», севший «где-то в 1937-м, когда у него было два ромба (по рассказам), т.е. был комдивом по старой классификации. Было ему под 60». Интересно, кто бы это мог быть?
Виткевич не сообщает о том, за что отбывали срок его товарищи (за исключением Ивана Решетникова), и не объявляет их невинными жертвами произвола, как это делают многие мемуаристы.
Потом на заводе ввели электрификацию и механизацию, и Николай уже не бегал с тачкой, а ездил в будке по монорельсу вдоль всей печи обжига.
И даже, по его словам, «жизнь стала налаживаться. Вообще, в стране потихоньку лучше становилось, ведь война кончилась. Появились всякие премии. Деньги получали небольшие, но всё-таки у нас завелись деньги. Премировали за выполнение плана».
И опять с явной гордостью интеллигент Н.Виткевич заявляет: «Мы превратились в квалифицированных рабочих».
В книге Т.Ржезача «Спираль измены Солженицына» приводятся такие свидетельства Н.Виткевича о пребывании в Воркуте.
«В Воркуту я попал в трудное время 1945 года, когда страна была разрушена войной. Несмотря на это, нам выдали хорошую одежду, постель, матрацы и одеяла. Пищу каждый получал в зависимости от степени выполнения нормы. Паек хлеба на день колебался в пределах от 350 граммов до одного килограмма».
«Не смейтесь, /…/ своим крепким здоровьем и физической закалкой я обязан тяжелому труду в лагере».
«В лагере мы подразделялись на «мертвых» и «живых» /…/ К «мертвым» относили тех, кто не хотел работать, жаловался на свою судьбу, довольствовался основным пайком. Я всегда принадлежал к «живым» - к тем, кто работал. А солженицынский «Архипелаг ГУЛаг» как раз и представляет собой сборник побасенок «мертвых», с которыми Солженицын общался охотнее всего».
«В Воркуте медицинское обслуживание было поставлено очень хорошо. Меня лично там вылечили от цинги, которую я заработал из-за недостатка витаминов. В лагере было амбулаторное лечение, медпункт, а для серьезно заболевших - целый больничный район, подчинявшийся администрации сектора лагерей. Что касается лечения зубов, посмотрите: этот мост мне сделали в лагере».
«По мере того как после войны положение советских людей изменялось к лучшему, изменялось и положение узников. Я получал «карманных денег» сто рублей в месяц, при хорошей работе - прибавку к пайку. А если норма мною и другими выполнялась на 150 процентов, то один день засчитывался за три. Я так отработал четыре месяца и один день». Так не без гордости и с присущей ученым точностью говорит доцент Николай Дмитриевич Виткевич и тут же спрашивает: «Скажите, а много ли честных советских людей в то время могли получать ежедневно целый килограмм хлеба?..»
Понимаю, что некоторые с недоверием и презрением отнесутся к этим словам Н.Виткевича: мол, что это такое, хвалить лагерь? Но вот - получается, что хвалил. Причём не только в «пропагандистской» книге Т.Ржезача, но и в личной беседе с таким же заключённым Л.Копелевым: «Очень выразительно рассказывал он о детстве, о Дагестане, о фронте, о лагерях. Особенно хорошо - почти поэтично - о том, как единоборствовал с тачкой, прилаживался к ней, пересиливая боль мышц, усталость, отчаяние, и как, осилив тачку, стал здоровей, постепенно окреп... Потом, в тайге, на лесоповале, первобытно радовался костру, готов был молиться огню, стать огнепоклонником»...
Конечно, хочется тяжело вздохнуть, читая о «тайге» и «лесоповале», коих в Воркуте не было и нет. Но, может быть, мы не всё знаем о лагерной эпопее Виткевича? Ведь Н.Решетовская пишет, что в Марфино он прибыл из Инты, - так, возможно, бывал и в других местах? (Напомню, что интервью Н.Виткевича Н.Решетовской опубликовано не полностью).
В 1948 г. (по другим сведениям, в 1949 или 1950 - вот такая ненадёжная вещь мемуары) Н.Виткевича этапировали в Москву, а оттуда в Марфино, в ту самую «шарашку», где работал и заключённый Солженицын! Там они встретились.
Лев Копелев:
«В начале пятидесятого года тюремный кум вызвал Солженицына, сказал, что скоро на объект привезут его "подельника" Виткевича, и предупредил: "Вам нужно будет вести себя особенно аккуратно".
Рассказывая об этом, Саня был очень встревожен: не провокация ли?.. Не собираются ли наматывать новое дело? /…/
Когда Виткевич приехал, первые день-два они все свободные часы были вдвоем, сосредоточенно, серьезно толковали. Митя и я старались, чтобы им никто не мешал. Солженицын даже сменил свою нижнюю койку на верхнюю, чтобы оказаться рядом с другом».
В интервью Н.Решетовской Николай Виткевич рассказывает: «…ко мне пришли и пригласили в кабинет. В кабинете сидел майор. Обычные анкетные вопросы. Потом он говорит: «Вы Солженицына помните?» - «Помню». - «Ну, как бы вы отнеслись к тому, что вам бы пришлось с ним увидеться?» Кум уже был в курсе наших дел, моего дела. «Ну, как? Очень просто». - «А чего вы опасаетесь? Что я брошусь его бить, что ли?» Ещё какие-то незначительные вопросы, а этот был запоминающийся… Потом повели меня ещё в какую-то комнату. И вдруг открывается дверь и вваливается бородатый мужик. Спрашивает: «Ты - Коля? - «Да». - «Здравствуй! Я - Лев Копелев». - «Очень приятно». - «Санька тебя хочет видеть». - «Но могу ли я выйти из этой комнаты?» - «Можешь». Мы вышли во двор. Саня стоял в шинели (длиннополая шинель), не очень казистая шапка. Мы поздоровались, начали разговаривать».
«Наши койки с Ксандром стояли подряд. Тут же Копелев, Панин. Мы после работы трепались, читали книжки».
Заметим: несмотря на то что Николай видел показания Солженицына (этой версии он придерживается в том же самом интервью), тот для него по-прежнему «Саня», «Ксандр», и отношения у них вполне дружеские. Только почему-то не обнялись они при встрече, а просто поздоровались. И «кум» почему-то боится, что Виткевич как-то не так себя поведёт…
Л.Копелев свидетельствует: «Когда Виткевич приехал, первые день-два они все свободные часы были вдвоем, сосредоточенно, серьезно толковали».
Н.Решетовская об этом периоде: «Внешне они были дружны: кровати они выбрали рядом, были в курсе дел друг друга, но той захватывающей дружбы, которая достигла апогея на фронте, уже не было».
О взглядах Виткевича в это время Л.Копелев пишет: «Джалиль /такое прозвище он сам себе выбрал/ считал себя последовательным ленинцем, пахана Сталина отвергал безоговорочно, а меня упрекал, что я его переоцениваю и, пытаясь рассуждать объективно, по сути оправдываю его зверства». Солженицын же перед приездом Виткевича говорил: «А тебе Кока обязательно понравится. По убеждениям, по идеологии он, пожалуй, на полдороге между мной и тобой».
Как известно, 19 мая 1950 года Солженицын по какой-то причине был переведён в Степлаг - в особый лагерь в Экибастузе. Виткевич же находился в Марфино до освобождения в 1954 г. (Позже Солженицын попрекнёт его: мол, отсидел «всего» 9 лет, из них 6 в «шарашке», а я-то целых одиннадцать, считая ссылку!).
Т.Ржезач пишет, что Н.Виткевич тоже был отправлен в экибастузский лагерь, причём именно к этому моменту относит его диалог с «кумом»: «Меня посадил Солженицын, поэтому, когда я приехал в казахстанский лагерь, меня вызвал «Кум». Он поинтересовался, не собираюсь ли я свести счеты с Саней Солженицыным. Я сказал ему, что не хочу скандала, хочу спокойно отсидеть свой срок и не опущусь до насилия. Словом, я просил офицера не беспокоиться по этому поводу. В тот же вечер ко мне неожиданно пришел Л. К., которого послал Солженицын. У самого Сани не хватило смелости показаться мне на глаза.
Я сказал Л. К., что не намерен драться с Солженицыным, что Саня может не волноваться - я его не трону».
Инициалы Л.К. указывают на Льва Копелева - что же, тот тоже был отправлен в Экибастуз? Ничего подобного в его биографии не упоминается. Л.Копелев пишет, что они дружили с Виткевичем до его освобождения (досрочного) в 1954 г. В Степлаг же был переведён новый друг Солженицына - Дм.Панин. Так что здесь Ржезач явно путает факты, что довольно странно.
Освободившись, Николай Дмитриевич некоторое время работал землекопом в Таганроге, садовником в Ростове-на-Дону, репетитором. Но в 1956 г. он уже аспирант кафедры органической химии Ростовского университета! Затем были научные публикации, защита кандидатской диссертации… Видимо, на эти годы приходится и его реабилитация - но точная дата почему-то нигде не упоминается. А в 1961 г. Виткевич переезжает в Рязань, где с 1957 г. живёт… Солженицын!
Л.Копелев прямо заявляет: «Виткевич и позднее, на воле, продолжал дружить с Солженицыным и с его первой женой. В конце пятидесятых годов /неточность, конечно/ он переехал в Рязань, чтобы жить и работать к ним поближе».
Однако, по свидетельству самого Николая Дмитриевича, за четыре года, прожитых в Рязани, он очень редко встречался с Александром Исаевичем и если заходил к нему в дом, то чаще проведать тетушек Натальи Алексеевны.
Солженицын, как мы знаем, в 1957 г. был реабилитирован, причём основанием для решения Верховного суда явились в том числе показания Николая Виткевича, Натальи Решетовской и Кирилла Симоняна, которые характеризовали Александра Исаевича как советского патриота и отрицали, что он вёл антисоветские разговоры. В 1962 г. опубликовал свою повесть «Один день Ивана Денисовича», ставшую литературным «знаменем» антисталинизма, и, кажется, начал осуществлять старые планы по проникновению в «высший круг» и Союз писателей (принят в него через месяц после первой публикации!). Начинается новый этап в его жизни, появляется масса новых друзей.
В 1973 г. Виткевич пишет: «Последний раз мы встречались в Рязани, где я преподавал химию в медицинском институте, в 1964 году. /…/ Наши отношения с ним приняли и здесь необычный характер. Однажды Солженицын увел меня в малолюдное место, к Успенскому собору, создал обстановку для доверительного разговора и сообщил, что он… очень занят литературными делами и не хотел бы тратить времени на встречи, от которых он не имеет никакой отдачи как литератор.
Кроме того, мы, дескать, принадлежим уже к разным категориям людей. С ним, Солженицыным, общаются крупнейшие литераторы, он бывает на правительственных приемах, о нем пишет пресса. А я, хотя и полезный в своем деле человек, но всего лишь один из миллионов. Естественно, что после такой беседы всякая охота к контактам с моим бывшим другом у меня отпала».(Письмо в АПН).
А вот Л.Копелев и Н.Решетовская рассказывают другую версию (причём Решетовская ещё и лично присутствовала при ссоре).
Л.Копелев: «Рассорились они во время встречи Нового, 1964 года, когда он стал упрекать Солженицына, что тот зазнается, "вообразил себя гением, отдаляется от старых друзей".
Об этом он тогда же написал мне. Год спустя приезжал в Москву и пытался доказывать, что "Санька совсем сбесился от славы. Никого слушать не хочет"».
Н.Решетовская: во время встречи Нового, 1965 года «Николай заявил, что между нами нет откровенности. /…/ Александр настороженно высказался, что если у него с кем-то не возникает откровенности, то он больше с этим человеком не видится… Заговорили о романе /имеется в виду будущий «В круге первом»/. Виткевичи успели прочесть только несколько глав. Тем не менее Николай сказал, что видит в каждой написанной странице нескромность, претензию автора на собственное неоспоримое мнение». Кроме того, он сказал, что его раздражают те, кто считает себя последователями Толстого и Достоевского.
«Александр попросил назвать, кого он имеет в виду.
- Хотя бы тебя, - ответил Николай, не задумываясь».
Даже преданная Солженицыну до последнего Н.Решетовская считает, что он мог бы и прислушаться к критике. Но он забрал у Н.Д.Виткевича свой роман, и больше они никогда не встречались.
А.Островский добавляет к этой истории собственное предположение, что в романе «В круге первом» Н.Д.Виткевич стал «одним из прототипов собирательного образа раскаявшегося осведомителя Руськи Доронина» и при чтении понял это. Не могу судить, насколько это верно, но и не исключаю такой подлости со стороны писателя.
Литературный взлёт Солженицына между тем останавливается. Роман «В круге первом», практически воспевавший предательство, публиковать просто отказались. Ленинскую премию, на которую рассчитывал Солженицын, ему не дали. Он пишет «Письмо к съезду» писателей СССР, в котором выступает против цензуры, а также жалуется на то, что его не печатают и всячески притесняют. И, желая обойти цензуру, начинает читать отрывки из своих произведений на встречах с интеллигенцией, публиковать их в так называемом «самиздате» (то есть в самодельных копиях) и за границей, раздавать интервью иностранным журналистам… В 1970 г. ему присуждают Нобелевскую премию по литературе с формулировкой «За нравственную силу, с которой он следовал непреложным традициям русской литературы», причём непонятно, о каких произведениях речь? «Архипелаг ГУЛАГ» ещё только пишется! Но вот в 1973 г. начинается публикация главного солженицынского опуса на Западе - а заодно сочиняется «Письмо вождям Советского Союза», в котором содержится призыв отказаться от коммунистической идеологии и превратить СССР в некое «национальное государство». Терпение Советской власти наконец-то лопается. 12 февраля 1974 г. Солженицын был арестован, обвинён в измене Родине и лишён советского гражданства. 13 февраля он выслан из СССР.
А Н.Д.Виткевич спокойно и плодотворно трудился: в 1967 г. стал заведующим кафедрами органической и физической химии Брянского института транспортного машиностроения, в 1970 - членом Головного Совета Министерства по органической химии. Был восстановлен в Коммунистической партии Советского Союза. В 1971 году на вечере, посвящённом тридцатилетию выпуска химфака Ростовского университета, Виткевич встречает Наталью Решетовскую, к тому моменту брошенную мужем. У неё на даче Николай рассказывает ей свою историю, которую Наталья записывает на магнитофон.
В 1974 г. Виткевич напишет:
«Как человек, пострадавший в период культа личности, я находился после освобождения примерно в таком же положении, как Солженицын. Во мне тоже накопилось немало горечи, и временами мне тоже казалось, что все происшедшее неизгладимо из сознания и будет всегда определять весь мой жизненный путь.
Но проходили годы. Я видел только сочувственное и доброжелательное отношение со стороны окружающих, в том числе и представителей власти. Я смог поступить в аспирантуру, завершить работу над диссертацией, получить звание кандидата химических наук, доцента, возглавить кафедру в крупном институте. Всюду, где бы я ни работал, никого не смущало мое прошлое. Работа, семья, годы новых и значительных впечатлений совершенно вытеснили из моего сознания обиду ныне уже далеких времен. То же самое произошло с десятками и сотнями моих сотоварищей по несчастью».
И если письмо всё-таки написано «по указке КГБ», как уверял Солженицын, то факты-то в нём подлинные! Кстати, в одной из предыдущих статей я уже писала, что многие бывшие политические заключённые сделали после освобождения прекрасную карьеру.
До конца своих дней Солженицын продолжал поливать грязью К.Симоняна, Н.Виткевича и Н,Решетовскую, даже когда они покинули этот мир. Елейно-лицемерно и многословно он писал в статье с заковыристым названием «Потёмщики света не ищут»: «При появлении "Архипелага" (декабрь 1973) травля взметнулась до визгливости. Тогда АПН принялось издавать для зарубежного распространения целые брошюры против меня, торговать тенденциозно отобранными извлечениями из прежних писем к моей бывшей жене Н.А. Решетовской. Её КГБ использовало как свою лучшую и верную помощницу - и с тех пор она неуклонно, настойчиво, на разных уровнях передёргов и лжи - мстила мне, кроме нескончаемых интервью - ещё в шести или даже семи книгах - исторический рекорд для покинутой жены писателя! /Солженицын пишет это через несколько месяцев после смерти Натальи Дмитриевны - а она-то, бедняга, во всех своих книгах пыталась обелить его как писателя и идеолога, и только измены простить не могла!/
А вот и о друге детства Коке: «Сразу после "Архипелага" КГБ привлекло для международных интервью и моего однодельца Н.Д. Виткевича (мы с ним сели за нашу перефотографированную цензурой переписку 1944 года, насквозь антисталинскую) - и вот, восстановленный в компартии, он перекладывал вину на меня ("Телёнок", с. 665 - 666) и по западному радио заявлял, что никаких таких ужасов в Гулаге не происходило. Тут прибегли к такому разительному доводу (и его подхватили сейчас, в травле 2003 года!): что Виткевич был присуждён к 10 годам лагерей, - то была стандартная выпечка фронтового трибунала, но не было ему добавочного привеска, а я, по ОСО, получил - лишь 8 лет лагерей,- но умалчивали, что - с добавкой вечной ссылки. /…/Всего он отсидел, при зачётах, - 9 лет, я, со ссылкой, - 11.)»
В другой статье он прямо назовёт Виткевича лжецом, к тому же с плохой памятью. Между прочим, свидетельство Н.Решетовской он объявил «местью брошенной жены» в 1974 г., ещё даже не прочитав его! А уж какую пакость написал про Кирилла Симоняна…
Что хотелось бы сказать о Николае Дмитриевиче Виткевиче в заключение? Да, до поры до времени они с Солженицыным были «как два поезда, идущих параллельно». В 1944-45 гг. они действительно обсуждали вопрос о создании некоей организации и о проникновении в высшие научные, литературные и правительственные круги - вспомним планы Николая стать секретарём наркома финансов! Тогда их целью было, видимо, «реформирование» социализма - троцкистское по своей сути. Интересно, своим ли умом они дошли до повторения идей Троцкого или всё-таки почитывали запрещённую литературу?
Но постепенно Солженицын стал сдавать всё больше и больше вправо. Уже в Марфинской «шарашке» он «помещал» Виткевича между собой и «сталинистом» Л.Копелевым. Потом появился великодержавный национализм (причудливо связанный с воспеванием украинских, татарских и прибалтийских националистов) и показная религиозность… За границей Солженицын стал призывать Запад к усилению борьбы с Советским Союзом и славить власовцев…
Николай Виткевич, видимо, остался антисталинистом, но антисоветчиком не стал. По крайней мере, даже в конце 80-х и в 90-е годы он ничем себя не запятнал. Да и о «Резолюции №1», за которую он понёс наказание, ему вспоминать совсем не хотелось.
Николай Дмитриевич умер в 1998 г. Он не оставил последовательных и полных мемуаров. Его судьба прослеживается по немногочисленным источникам.
1. Интервью, которое он дал в 1971 г. Наталье Решетовской. (Опубликовано в газете «Совершенно секретно» 6 Апреля 2016; https://www.sovsekretno.ru/articles/istoriya/sluzhili-dva-tovarishcha/). Указано, что это сокращённый вариант, но полного текста я не нашла.
2. Письмо Н.Виткевича в Агентство печати «Новости» 1974 года.
3. Высказывания Н.Виткевича, приведённые в книге Т.Ржезача «Спираль измены Солженицына».
4. Высказывания Н.Виткевича. приведённые в книге А.Островского «Солженицын. Прощание с мифом».
Дополнительные источники:
4. Интервью Н.Н.Виткевича, сына Н.Д.Виткевича.
5. Копелев Л. Утоли моя печали.
6. Панков Ю. Следственное дело Иосифа Исаевича Солженидзе. https://www.sovsekretno.ru/articles/istoriya/sledstvennoe-delo-iosifa-isaevicha-solzhenidze180822/