О котиках (куда же без них приличному человеку)
Больше пятнадцати лет назад в нашем доме поселился замечательный...ну да, сосед. Кот. Его назначили подарком. То есть его "подарили на день рождения" мне друзья взамен скончавшегося предыдущего кота-красавца. В кавычках - потому что про этот подарок я договаривалась заранее, ходила на смотрины к людям, которые его нашли и искали добрые руки на пристрой. Чтобы соблюсти формальности с мамой (которая новых котов не очень хотела), котенка и оформили как "подарок на день рождения", "Аня, а мы тут тебе вот что подарить решили", "ой, ну надо же, ой, какой хороший" и так далее. Мама смирилась с появлением нового кота довольно быстро, правда, пришлось отдать ей на откуп возможность дать имя коту: " Не надо тут никаких твоих заграничных кличек, его будут звать Прошка". Легко отделались.
Первую половину жизни Прошка жил в стабильности и довольстве. Потом номинальная хозяйка (то есть, я) вышла замуж, съехала на другую квартиру, а потом и в другой город. Кота явочным порядком все время бросали на маму, но обстоятельства каждый раз впихивали его нам. Например, у мамы в квартире завелся ремонт и я получила в добрые руки бабушку и кота. Вроде как на время ремонта, хотя оказалось, что совсем.
У мамы моей Прошка жил ласковым хулиганом: особенно его не наказывали, даже не воспитывали, кормили так, как нам по большим праздникам доставалось, номер "на ручки и гладить" отрабатывался мамой по первому желанию клиента.
Теперь в жизни кота появился вожак - мой муж Серега. Он у меня человек военный, конкретный, начштаба до инфаркта доводил, не то что кота воспитать. Прошке стали объяснять "что такое хорошо и что такое плохо", проводить среди него воспитательную работу и плотно знакомить с товарищем Веником, который сразу перестал быть коту товарищем. "на ручки и гладить" тоже охотно практиковалось, но если хвостатый вдруг решал, что ему все можно, то ему внятно объясняли, что его права кончаются там, где начинается его хамство и дурь молодецкая. А хвост лучше держать глубоко внутри, чтоб на всякий случай.
Потом беспокойные мы стали возить кота по новым местам нашего проживания. Он мужественно держался, прыгучести и вредности старался не терять.
А теперь ему скоро шестнадцать лет.
Он лежит под батареей, вылезает только по какой природной надобности да потребовать свое "на ручки и гладить". Как-то вдруг весь его вид стал тусклым, шерсть будто припыленная - не блестит. Прыгучесть тоже как-то вдруг выключилась, он больше не прыгает на форточку с легкостью синички, он даже с дивана предпочитает не спрыгивать, а медленно и аккуратно спускаться. Ворчит, если не так его на руки подхватишь или резкие движения заставишь совершать. А на ручки или под бочок ложится так, что уж никаких мыслей нет его сгонять или отодвигать: кто же двигает пенсионера на лавочке. Жмется Прошка к своим людям тоже по-стариковски, крепко и беззащитно.
Все всё понимают. И что пора прошкина заканчивается. И что прожил он хорошо и довольно, а теперь ему уважение положено, как старому саксаулу аксакалу. А как-то грустно.
Первую половину жизни Прошка жил в стабильности и довольстве. Потом номинальная хозяйка (то есть, я) вышла замуж, съехала на другую квартиру, а потом и в другой город. Кота явочным порядком все время бросали на маму, но обстоятельства каждый раз впихивали его нам. Например, у мамы в квартире завелся ремонт и я получила в добрые руки бабушку и кота. Вроде как на время ремонта, хотя оказалось, что совсем.
У мамы моей Прошка жил ласковым хулиганом: особенно его не наказывали, даже не воспитывали, кормили так, как нам по большим праздникам доставалось, номер "на ручки и гладить" отрабатывался мамой по первому желанию клиента.
Теперь в жизни кота появился вожак - мой муж Серега. Он у меня человек военный, конкретный, начштаба до инфаркта доводил, не то что кота воспитать. Прошке стали объяснять "что такое хорошо и что такое плохо", проводить среди него воспитательную работу и плотно знакомить с товарищем Веником, который сразу перестал быть коту товарищем. "на ручки и гладить" тоже охотно практиковалось, но если хвостатый вдруг решал, что ему все можно, то ему внятно объясняли, что его права кончаются там, где начинается его хамство и дурь молодецкая. А хвост лучше держать глубоко внутри, чтоб на всякий случай.
Потом беспокойные мы стали возить кота по новым местам нашего проживания. Он мужественно держался, прыгучести и вредности старался не терять.
А теперь ему скоро шестнадцать лет.
Он лежит под батареей, вылезает только по какой природной надобности да потребовать свое "на ручки и гладить". Как-то вдруг весь его вид стал тусклым, шерсть будто припыленная - не блестит. Прыгучесть тоже как-то вдруг выключилась, он больше не прыгает на форточку с легкостью синички, он даже с дивана предпочитает не спрыгивать, а медленно и аккуратно спускаться. Ворчит, если не так его на руки подхватишь или резкие движения заставишь совершать. А на ручки или под бочок ложится так, что уж никаких мыслей нет его сгонять или отодвигать: кто же двигает пенсионера на лавочке. Жмется Прошка к своим людям тоже по-стариковски, крепко и беззащитно.
Все всё понимают. И что пора прошкина заканчивается. И что прожил он хорошо и довольно, а теперь ему уважение положено, как старому саксаулу аксакалу. А как-то грустно.