12.2. Из Израиля в Россию. Дети
Начало этого поста здесь
«...Не обращайте внимания, не вмешивайтесь, пройдите мимо», - вспомнила я слова Аркадия. В десятитысячный раз за всю свою жизнь я подумала, как скудно устроены головы, которые прекращение такой истерики видят только как физическое и моральное насилие над бедной, лишенной свободы деточкой.
Я прошла мимо. Но мысленно все же наклонилась и сказала внятно: «А вот под той машиной кошка с двумя хвостами…» И тут же увидела, как ребенок перестал орать и, вытирая зареванные глазищи, спросил: «Где?»
- Да вон!
- Ну где? - ребенок снова хныкнул, потому что рев, перешедший в истерику, в миг не остановишь.
- Пойдем, покажу, - я протянула бы ей руку.
- Пойдем, - сопя носом и вздрагивая, она дала бы мне свою чумазую ладошку, и я бы ее крепко сжала.
- Смотри, смотри скорее, вон тот двор, туда! Представляешь, она шла, а у нее один хвост изогнут над спиной, а вторым она размахивала так широко! Я глазам с своим не поверила! У нее такие длинные ноги, и одна лапа белая совсем, а вся остальная кошка серая, и оба хвоста серые!
- Мы ее найдем?
- Я думаю, да. А если даже и нет, то мы теперь знаем, где ее искать, и каждый раз, когда будем тут проходить, будем смотреть внимательно под все машины. Договорились?
- Да, - девочка тут же заглянула бы под машину. И потом радостно вскрикнула: «Да вот же она!»
Это был отрывок из моего поста , период - как раз тот, о котором я говорила только что, и я как раз немного расслабилась, чтобы подумать.
Вставка UPD: одна большая тема, разделенная на две части (сейчас читатель смотрит вторую) не есть пост о медицинской природе истерики. Не стоит тратить время на замечания, что истерикой является, а что нет. Этот пост диагностику себе целью не ставит. Мы говорим о воспитании и его отсутствии, поэтому прошу комментировать по существу.
Я думала о том, что многие наши современники совершенно не имеют понятия о разумной золотой середине в любом подходе. Во всех случаях, когда я пыталась поговорить на тему вседозволенности, в частности о невмешивании в истерику, мне возражали что-нибудь о насильственном влиянии на ребенка, о какой-то, неведомой мне агрессии, «ребенка ругать нельзя», в общем, о диких пережитках, которые израильтяне, по всей вероятности помнили из времен восьмидесятых в СССР, что и там тоже правилом не было, потому что прекрасных талантливых учителей только одна я помню немало, тогда как сейчас под спущенными в «сферу педагогических услуг» методиками их разглядеть намного труднее.
Расписывать, что это были за времена, я резона не вижу, могу только повторить вновь: все менялось, развивалось, перерастало. К сожалению, не все улучшалось. В Россию тоже проникла масса разлагающих методик, которые агрессивно внедрялись начитчиками с дипломами психологов. Это было как как в России и Израиле, так и и вокруг двух наших стран. Дети в общей массе своей в обозримом «везде» стали заложниками инстинкта обновления там, где необходимо и достаточно было беречь наработанное, не утрачивая прекрасных традиций вместе с культурой. В общем, Израиль виделся не одиноким в своем подрыве собственного будущего путем неправильного, даже порочного отношения к детям, ко всему прочему скрытого за маской любви. Впрочем, деструктивную любовь я уже упоминала. Иногда слышу о маргинальных матерях: «Она его совсем не любит!». Любит. Такая у нее любовь.
Каждый раз, когда я приводила примеры того, как можно бесконфликтно вывести ребенка из состоянии истерики или агрессии, русскоговорящие израильтяне немели, а потом произносили что-то невнятное, стараясь уйти от темы. Мне было очевидно существование закостенелого шаблона, исходя из которого не дать сделать ребенку то, то он хочет, можно только, применив насилие и грубость. Шаблон этот стоял как китайская стена. Допустить мысль об ошибке мои собеседники явно были не в силах. Я не настаивала. Кроме того, я не заводила этих разговоров там, где видела необратимые процессы, когда детям уже нельзя было помочь, потому что они выросли, и потому что были изнежены ровно до единственной способности: получать наслаждения, подпитывать свою способность ощущать, не беря на себя ответственность ни за малое - партнера, ребенка, ни за большое - страну.
Я думала о том, как легковерны люди, как падки они на готовые лекала, как легко они принимают методики, освобождающие их от ответственности. «Сами поймут» - и ты свободен воспитывать. «Ребенок хочет» -и ты свободен от важнейшего, чтобы жить: формирования стойкости, гибкости, маневренности мышления и поведения. «Ты лучший» - а это свобода от необходимости замечать других людей, учитывать их нужды, осознавать важность того, что может не являться тобой - вокруг тебя.
Это, конечно, не только Израиль. Но за Израиль мне было обидно особенно, потому что я поняла, как ослабляет свое потомство нация, которая действительно славилась чадолюбием и умением воспитывать в детях способность внимательно относиться к жизни вокруг себя. Потихоньку я склонялась к мысли, что именно принятие чужеродных методик воспитания и привело к такому поведению чиновников, которое шокировало нас с мужем на протяжении жизни в стране. Если ребенок с малолетства рос не просто с сознанием, а с внушением, что он лучший и ему все можно, если понятие ценностей других людей, а так же вещей ему не прививались, откуда во взрослом возрасте у него могли возникнуть внимание и уважение к другим людям или желание/способность поберечь …мягкую мебель в поездах.
Что же происходило со взрослыми. Почему они такое допустили и в это уверовали до степени декларирования «им все можно, потому что каждого из них могут убить». К отъезду эта выкладка мне казалась еще более чудовищной, чем во время лекции в отеле.
Получалось, что дети, растущие без ограничений и без воспитания отношения к другим людям, идут в армию и, словно по волшебству, становятся потрясающе внимательными к ним, а потом, спустя несколько лет и получив статус взрослого человека, они выходят на работу, становятся чиновниками или кем-то еще и теряют интерес к людям. Тут же я могла ответить на вопрос, почему так резко отличаются вниманием к человеку молодые солдаты - девочки и мальчики. Это становилось очевидным: в новом статусе они жили в другом режиме, этот режим требовал реакции и послушания, и дети реагировали своими природными свойствами, они выполняли то, за чем к ним обратились. Этим я могла объяснить себе растерянность и даже испуг в глазах некоторых из них.
Тут уместно сказать еще вот о чем. Одна из громких деклараций о Израиле гласит, что крикни «на помощь» в Израиле, и где бы ты ни был, тебе помогут. Пожалуй, это тоже преувеличено относительно реальности примерно, как утверждение из сказанного ранее, что «и в Америке бы не спасли». Помогают, но не более любезно, чем в России. Самые отзывчивые все-таки молодые солдаты, а раньше или позже ничего выдающегося на эту тему я не нашла.
И был еще один очень важный фактор, от которого можно оттолкнуться в поисках ответов. В стране, которая повсюду декларирует, что любовь к детям ее чуть ли не «национальный вид спорта» (на втором месте еда, на первом дети) мамы вынуждены отдавать своих детей в ясли почти сразу после рождения, потому что декретный отпуск в Израиле составляет всего - российские мамы, не падайте в обморок! - 14 недель, т.е. 98 дней. И еще три месяца израильская мама может оставаться дома за свой счет без риска потерять работу, если у нее достаточно средств на жизнь. Дальше, как работодатель захочет, но после полугода все льготы у молодой мамы заканчиваются.
Отрывать ребенка от матери тогда, когда он физиологически зависит от нее, когда биение маминого сердца формирует в ребенке устойчивость психики на долгие годы вперед (отсюда и слинги, с которыми тоже меры не знали, но которые в корне своем были и остаются актом высочайшего милосердия к малышу) и при этом говорить о любви к детям - что, что тут было не так? Про методики воспитания можно говорить бесконечно, все-таки это то, чему я посвятила жизнь. Но было что-то еще, что, как мышь, шуршало вне зоны моей видимости, до тех пора однажды я не предположила, что это чувство вины. И тогда пазлы сошлись в некую более или менее гипотезу, в которой, по крайней мере ничто ничему не противоречило.
В прошлые мои упоминания детской темы, уже кто-то набросился на меня с математическими подсчетами того, сколько надо потратить государству на полноценные декретные отпуска, объяв при этом необъятную для меня тему экономики государства. Меня интересует не эта экономика, но человечность. Я помню, как мы ограничивали себя, чтобы кормить детей, как я продала пианино, потому что не было денег на верхнюю одежду для выросших всех. Тот, кто хочет найти способ, находит его. Четыре месяца декрета это чудовищно, жестоко. Но что происходит с мамами и папами, с хорошими, подчеркну, мамами и папами, когда огни отдают в чужие руки своих крох? Что происходит с мамами, когда ради того, чтобы выжить, они останавливают грудное молоко? Думаю, что у множества из них рождается чувство вины, которое стремительно разрастается, как только бедные малыши начинают болеть. А дальше методики про «детям ни в чем не отказываем», все это внушаемое сейчас повсеместно разного вида противоприродное безобразие, которое нацелено только на одно: ослабить, деморализовать и привести к вырождению население медленно уничтожаемых стран. То, что мы сейчас видим не только в Израиле - прямое свидетельство успешности этой доктрины. Дети - изнеженные и часто озлобленные невротики без руля и без ветрил, потому что их родители зависимы от государства и чужеродных, но широко распространенных программ. Просто Израиль да, маленькая страна, она как на ладони. И как меняются дети под влиянием происходящего, стороннему глазу хорошо видно.
Образование, школы. Я могу судить по своему внуку и по рассказам моей подруги-педагога. Школы захламлены теми же самыми методиками, педагоги - обслуга, им можно хамить, их словами можно пренебрегать. Дети отчаянно нуждаются в лидере, в сильном взрослом, которого они могли бы уважать. Во взрослом, с которым им было бы интересно. Моя подруга именно такова, она педагог от Бога, но порядки школы заставили ее школу покинуть, и это была горькая истина, с которой внутренне смириться оказалось сложно.
До последних классов нагрузка в школах слабая, у детей масса свободного времени, они загружены спортом и кружками, но не уроками.
- Бабушка, а ты не могла бы и моим друзьям рассказать… (сейчас неважно что) об этом? Они же… Мы же… - внук помедлил, - мы же ничего ни о чем не знаем, а ты рассказываешь такие интересные вещи!
- Могла бы, дорогой, конечно, могла бы. К сожалению, только твоим русскоязычным друзьям.
Да, я очень хотела добавить смысла, которого так не хватает, в жизни этих детей, пока они еще не закостенели. «Пока арба не перевернулась».
Работая с детьми, я прекрасно понимала, до какой степени пустуют дети, отпущенные «самоопределяться». Я достаточно знаю о процессах, которые происходят внутри ребенка во время его формирования и роста - как физиологических, так и психологических процессах. К сожалению, обстоятельства сложились так, как сложились, а я благодарна хотя бы за то, что успела о чем-то очень важном рассказать своему внуку.
Вернусь к теме. Оговорюсь, что это все касается только детей светских, хотя краем глаза я видела и то, как идут процессы адаптации к взрослой жизни у средне-религиозной молодежи, но тут скажу только, что психическое созревание и там задерживается относительно конца прошлого века существенно.
Итак, дети отрываются от родителей, едва войдя в этот мир. Потом они растут забалованными, ориентированными на себя-любимых. Предпочтение к личным интересам, комфорту и удобству является для них основополагающим статусом. Именно поэтому гурьба школьников способна смести с дороги пожилого человека. Их не учили, что другой человек - ценность. Что, к примеру, нельзя орать, потому что кто-то может быть болен или занят работой. И многому другому. Их баловали и любили слепой любовью. Той самой, которая лишает сил.
В школе от них ничего особенного не требовали. Обучение Торе в отрыве от домашнего обучения нравственности души не затрагивает. В последних классах нагрузка повышалась, а потом случалась армия. И это ломало все шаблоны, которые в детях усердно их виноватые перед ними родители строили.
Я разговаривала со многими взрослыми и слышала об армии Израиля много хороших слов. Там действительно заботятся о детях, но не напрасно последние 20 лет, после того как обесценили основные общечеловеческие ценности, принятые им на смену методики воспитания истончили способность молодых людей сопротивляться трудностям.
Дети армию переносят тяжело. Это не как раньше в Японии - до семи лет можно все, а потом резко очнись. Израильтяне живут в неге на десять лет больше, они формируются в этом состоянии залюбленных везунчиков, армия встречает их неподготовленными и ломает их. Три года службы, режима. Неважно, что дети довольно часто имеют возможность приходить домой на выходные. Это совсем другая жизнь, требования и испытания другие, поэтому рослые все еще дети так реагируют на обращение к ним, и в то же время сидят в транспорте, положив башмаки на сиденья напротив. И то, и другое стресс. Именно перманентным стрессом оборачивается для детей отсутствие привычки к рамкам, пока они растут. А также отсутствие привычки мыслить. Вспоминается: «У тебя что, нет стиральной машины?»
Но вот армия завершается.
Мне рассказывали, что израильтяне любят путешествовать по миру после армии, определяясь, кем им быть. Я не знаю, тут у меня данных нет, но если это так, то это снова лайт-режим и ублажение себя. Своего рода реабилитация после трех лет лишений, по мере возможности возвращение к любимому и знакомому ритму. И дальше у кого как. Учеба, работа, нагрузки. И масса людей вокруг. Людей, замечать которых в культуре воспитания не содержится. Тогда срабатывает чисто-генетический фактор. Если заложено от природы в человеке сострадание к другим или такое немодное сейчас чувство долга, окружающим повезло. Но если методики преуспели, то мы получаем того самого чиновника, который «от шаббата до шаббата» по приведенной в одной из первых историй строчке.
Все это может быть объяснено как угодно еще, и я не подумаю спорить. Сведите все пазлы к одной картине и дайте рассмотреть, что на ней. Я же представляю гипотезу, которая пока что кажется мне убедительной, но не перестаю размышлять. Так же я не перестаю собирать информацию. Гипотеза моя мне не дорога, поэтому я изменю ее, если увижу противоречия или найду расширения для новых заключений.
Я напишу еще один, заключительный пост на тему своей жизни в Израиле. Это будет пост обобщение.
Окончание
«...Не обращайте внимания, не вмешивайтесь, пройдите мимо», - вспомнила я слова Аркадия. В десятитысячный раз за всю свою жизнь я подумала, как скудно устроены головы, которые прекращение такой истерики видят только как физическое и моральное насилие над бедной, лишенной свободы деточкой.
Я прошла мимо. Но мысленно все же наклонилась и сказала внятно: «А вот под той машиной кошка с двумя хвостами…» И тут же увидела, как ребенок перестал орать и, вытирая зареванные глазищи, спросил: «Где?»
- Да вон!
- Ну где? - ребенок снова хныкнул, потому что рев, перешедший в истерику, в миг не остановишь.
- Пойдем, покажу, - я протянула бы ей руку.
- Пойдем, - сопя носом и вздрагивая, она дала бы мне свою чумазую ладошку, и я бы ее крепко сжала.
- Смотри, смотри скорее, вон тот двор, туда! Представляешь, она шла, а у нее один хвост изогнут над спиной, а вторым она размахивала так широко! Я глазам с своим не поверила! У нее такие длинные ноги, и одна лапа белая совсем, а вся остальная кошка серая, и оба хвоста серые!
- Мы ее найдем?
- Я думаю, да. А если даже и нет, то мы теперь знаем, где ее искать, и каждый раз, когда будем тут проходить, будем смотреть внимательно под все машины. Договорились?
- Да, - девочка тут же заглянула бы под машину. И потом радостно вскрикнула: «Да вот же она!»
Это был отрывок из моего поста , период - как раз тот, о котором я говорила только что, и я как раз немного расслабилась, чтобы подумать.
Вставка UPD: одна большая тема, разделенная на две части (сейчас читатель смотрит вторую) не есть пост о медицинской природе истерики. Не стоит тратить время на замечания, что истерикой является, а что нет. Этот пост диагностику себе целью не ставит. Мы говорим о воспитании и его отсутствии, поэтому прошу комментировать по существу.
Я думала о том, что многие наши современники совершенно не имеют понятия о разумной золотой середине в любом подходе. Во всех случаях, когда я пыталась поговорить на тему вседозволенности, в частности о невмешивании в истерику, мне возражали что-нибудь о насильственном влиянии на ребенка, о какой-то, неведомой мне агрессии, «ребенка ругать нельзя», в общем, о диких пережитках, которые израильтяне, по всей вероятности помнили из времен восьмидесятых в СССР, что и там тоже правилом не было, потому что прекрасных талантливых учителей только одна я помню немало, тогда как сейчас под спущенными в «сферу педагогических услуг» методиками их разглядеть намного труднее.
Расписывать, что это были за времена, я резона не вижу, могу только повторить вновь: все менялось, развивалось, перерастало. К сожалению, не все улучшалось. В Россию тоже проникла масса разлагающих методик, которые агрессивно внедрялись начитчиками с дипломами психологов. Это было как как в России и Израиле, так и и вокруг двух наших стран. Дети в общей массе своей в обозримом «везде» стали заложниками инстинкта обновления там, где необходимо и достаточно было беречь наработанное, не утрачивая прекрасных традиций вместе с культурой. В общем, Израиль виделся не одиноким в своем подрыве собственного будущего путем неправильного, даже порочного отношения к детям, ко всему прочему скрытого за маской любви. Впрочем, деструктивную любовь я уже упоминала. Иногда слышу о маргинальных матерях: «Она его совсем не любит!». Любит. Такая у нее любовь.
Каждый раз, когда я приводила примеры того, как можно бесконфликтно вывести ребенка из состоянии истерики или агрессии, русскоговорящие израильтяне немели, а потом произносили что-то невнятное, стараясь уйти от темы. Мне было очевидно существование закостенелого шаблона, исходя из которого не дать сделать ребенку то, то он хочет, можно только, применив насилие и грубость. Шаблон этот стоял как китайская стена. Допустить мысль об ошибке мои собеседники явно были не в силах. Я не настаивала. Кроме того, я не заводила этих разговоров там, где видела необратимые процессы, когда детям уже нельзя было помочь, потому что они выросли, и потому что были изнежены ровно до единственной способности: получать наслаждения, подпитывать свою способность ощущать, не беря на себя ответственность ни за малое - партнера, ребенка, ни за большое - страну.
Я думала о том, как легковерны люди, как падки они на готовые лекала, как легко они принимают методики, освобождающие их от ответственности. «Сами поймут» - и ты свободен воспитывать. «Ребенок хочет» -и ты свободен от важнейшего, чтобы жить: формирования стойкости, гибкости, маневренности мышления и поведения. «Ты лучший» - а это свобода от необходимости замечать других людей, учитывать их нужды, осознавать важность того, что может не являться тобой - вокруг тебя.
Это, конечно, не только Израиль. Но за Израиль мне было обидно особенно, потому что я поняла, как ослабляет свое потомство нация, которая действительно славилась чадолюбием и умением воспитывать в детях способность внимательно относиться к жизни вокруг себя. Потихоньку я склонялась к мысли, что именно принятие чужеродных методик воспитания и привело к такому поведению чиновников, которое шокировало нас с мужем на протяжении жизни в стране. Если ребенок с малолетства рос не просто с сознанием, а с внушением, что он лучший и ему все можно, если понятие ценностей других людей, а так же вещей ему не прививались, откуда во взрослом возрасте у него могли возникнуть внимание и уважение к другим людям или желание/способность поберечь …мягкую мебель в поездах.
Что же происходило со взрослыми. Почему они такое допустили и в это уверовали до степени декларирования «им все можно, потому что каждого из них могут убить». К отъезду эта выкладка мне казалась еще более чудовищной, чем во время лекции в отеле.
Получалось, что дети, растущие без ограничений и без воспитания отношения к другим людям, идут в армию и, словно по волшебству, становятся потрясающе внимательными к ним, а потом, спустя несколько лет и получив статус взрослого человека, они выходят на работу, становятся чиновниками или кем-то еще и теряют интерес к людям. Тут же я могла ответить на вопрос, почему так резко отличаются вниманием к человеку молодые солдаты - девочки и мальчики. Это становилось очевидным: в новом статусе они жили в другом режиме, этот режим требовал реакции и послушания, и дети реагировали своими природными свойствами, они выполняли то, за чем к ним обратились. Этим я могла объяснить себе растерянность и даже испуг в глазах некоторых из них.
Тут уместно сказать еще вот о чем. Одна из громких деклараций о Израиле гласит, что крикни «на помощь» в Израиле, и где бы ты ни был, тебе помогут. Пожалуй, это тоже преувеличено относительно реальности примерно, как утверждение из сказанного ранее, что «и в Америке бы не спасли». Помогают, но не более любезно, чем в России. Самые отзывчивые все-таки молодые солдаты, а раньше или позже ничего выдающегося на эту тему я не нашла.
И был еще один очень важный фактор, от которого можно оттолкнуться в поисках ответов. В стране, которая повсюду декларирует, что любовь к детям ее чуть ли не «национальный вид спорта» (на втором месте еда, на первом дети) мамы вынуждены отдавать своих детей в ясли почти сразу после рождения, потому что декретный отпуск в Израиле составляет всего - российские мамы, не падайте в обморок! - 14 недель, т.е. 98 дней. И еще три месяца израильская мама может оставаться дома за свой счет без риска потерять работу, если у нее достаточно средств на жизнь. Дальше, как работодатель захочет, но после полугода все льготы у молодой мамы заканчиваются.
Отрывать ребенка от матери тогда, когда он физиологически зависит от нее, когда биение маминого сердца формирует в ребенке устойчивость психики на долгие годы вперед (отсюда и слинги, с которыми тоже меры не знали, но которые в корне своем были и остаются актом высочайшего милосердия к малышу) и при этом говорить о любви к детям - что, что тут было не так? Про методики воспитания можно говорить бесконечно, все-таки это то, чему я посвятила жизнь. Но было что-то еще, что, как мышь, шуршало вне зоны моей видимости, до тех пора однажды я не предположила, что это чувство вины. И тогда пазлы сошлись в некую более или менее гипотезу, в которой, по крайней мере ничто ничему не противоречило.
В прошлые мои упоминания детской темы, уже кто-то набросился на меня с математическими подсчетами того, сколько надо потратить государству на полноценные декретные отпуска, объяв при этом необъятную для меня тему экономики государства. Меня интересует не эта экономика, но человечность. Я помню, как мы ограничивали себя, чтобы кормить детей, как я продала пианино, потому что не было денег на верхнюю одежду для выросших всех. Тот, кто хочет найти способ, находит его. Четыре месяца декрета это чудовищно, жестоко. Но что происходит с мамами и папами, с хорошими, подчеркну, мамами и папами, когда огни отдают в чужие руки своих крох? Что происходит с мамами, когда ради того, чтобы выжить, они останавливают грудное молоко? Думаю, что у множества из них рождается чувство вины, которое стремительно разрастается, как только бедные малыши начинают болеть. А дальше методики про «детям ни в чем не отказываем», все это внушаемое сейчас повсеместно разного вида противоприродное безобразие, которое нацелено только на одно: ослабить, деморализовать и привести к вырождению население медленно уничтожаемых стран. То, что мы сейчас видим не только в Израиле - прямое свидетельство успешности этой доктрины. Дети - изнеженные и часто озлобленные невротики без руля и без ветрил, потому что их родители зависимы от государства и чужеродных, но широко распространенных программ. Просто Израиль да, маленькая страна, она как на ладони. И как меняются дети под влиянием происходящего, стороннему глазу хорошо видно.
Образование, школы. Я могу судить по своему внуку и по рассказам моей подруги-педагога. Школы захламлены теми же самыми методиками, педагоги - обслуга, им можно хамить, их словами можно пренебрегать. Дети отчаянно нуждаются в лидере, в сильном взрослом, которого они могли бы уважать. Во взрослом, с которым им было бы интересно. Моя подруга именно такова, она педагог от Бога, но порядки школы заставили ее школу покинуть, и это была горькая истина, с которой внутренне смириться оказалось сложно.
До последних классов нагрузка в школах слабая, у детей масса свободного времени, они загружены спортом и кружками, но не уроками.
- Бабушка, а ты не могла бы и моим друзьям рассказать… (сейчас неважно что) об этом? Они же… Мы же… - внук помедлил, - мы же ничего ни о чем не знаем, а ты рассказываешь такие интересные вещи!
- Могла бы, дорогой, конечно, могла бы. К сожалению, только твоим русскоязычным друзьям.
Да, я очень хотела добавить смысла, которого так не хватает, в жизни этих детей, пока они еще не закостенели. «Пока арба не перевернулась».
Работая с детьми, я прекрасно понимала, до какой степени пустуют дети, отпущенные «самоопределяться». Я достаточно знаю о процессах, которые происходят внутри ребенка во время его формирования и роста - как физиологических, так и психологических процессах. К сожалению, обстоятельства сложились так, как сложились, а я благодарна хотя бы за то, что успела о чем-то очень важном рассказать своему внуку.
Вернусь к теме. Оговорюсь, что это все касается только детей светских, хотя краем глаза я видела и то, как идут процессы адаптации к взрослой жизни у средне-религиозной молодежи, но тут скажу только, что психическое созревание и там задерживается относительно конца прошлого века существенно.
Итак, дети отрываются от родителей, едва войдя в этот мир. Потом они растут забалованными, ориентированными на себя-любимых. Предпочтение к личным интересам, комфорту и удобству является для них основополагающим статусом. Именно поэтому гурьба школьников способна смести с дороги пожилого человека. Их не учили, что другой человек - ценность. Что, к примеру, нельзя орать, потому что кто-то может быть болен или занят работой. И многому другому. Их баловали и любили слепой любовью. Той самой, которая лишает сил.
В школе от них ничего особенного не требовали. Обучение Торе в отрыве от домашнего обучения нравственности души не затрагивает. В последних классах нагрузка повышалась, а потом случалась армия. И это ломало все шаблоны, которые в детях усердно их виноватые перед ними родители строили.
Я разговаривала со многими взрослыми и слышала об армии Израиля много хороших слов. Там действительно заботятся о детях, но не напрасно последние 20 лет, после того как обесценили основные общечеловеческие ценности, принятые им на смену методики воспитания истончили способность молодых людей сопротивляться трудностям.
Дети армию переносят тяжело. Это не как раньше в Японии - до семи лет можно все, а потом резко очнись. Израильтяне живут в неге на десять лет больше, они формируются в этом состоянии залюбленных везунчиков, армия встречает их неподготовленными и ломает их. Три года службы, режима. Неважно, что дети довольно часто имеют возможность приходить домой на выходные. Это совсем другая жизнь, требования и испытания другие, поэтому рослые все еще дети так реагируют на обращение к ним, и в то же время сидят в транспорте, положив башмаки на сиденья напротив. И то, и другое стресс. Именно перманентным стрессом оборачивается для детей отсутствие привычки к рамкам, пока они растут. А также отсутствие привычки мыслить. Вспоминается: «У тебя что, нет стиральной машины?»
Но вот армия завершается.
Мне рассказывали, что израильтяне любят путешествовать по миру после армии, определяясь, кем им быть. Я не знаю, тут у меня данных нет, но если это так, то это снова лайт-режим и ублажение себя. Своего рода реабилитация после трех лет лишений, по мере возможности возвращение к любимому и знакомому ритму. И дальше у кого как. Учеба, работа, нагрузки. И масса людей вокруг. Людей, замечать которых в культуре воспитания не содержится. Тогда срабатывает чисто-генетический фактор. Если заложено от природы в человеке сострадание к другим или такое немодное сейчас чувство долга, окружающим повезло. Но если методики преуспели, то мы получаем того самого чиновника, который «от шаббата до шаббата» по приведенной в одной из первых историй строчке.
Все это может быть объяснено как угодно еще, и я не подумаю спорить. Сведите все пазлы к одной картине и дайте рассмотреть, что на ней. Я же представляю гипотезу, которая пока что кажется мне убедительной, но не перестаю размышлять. Так же я не перестаю собирать информацию. Гипотеза моя мне не дорога, поэтому я изменю ее, если увижу противоречия или найду расширения для новых заключений.
Я напишу еще один, заключительный пост на тему своей жизни в Израиле. Это будет пост обобщение.
Окончание