О жизни и вариантах ухода
"- Ты счастлива? - спросил у меня некто титулованный.
- Счастлива? Не могу так сказать, - ответила я, подумав. - Да и кто счастлив? - немного помолчала и добавила: - Но я удовлетворена".
Это фрагмент из сна. Летом мне снились сны на уход, сны подведения итогов, был такой период. Это происходило у моря, и я вспомнила, как много лет назад я писала стихи, посвященные Геленджику, и как обещала вернуться к Черному Морю умирать.
"... Когда-нибудь на вер-
Теле отчаянья
К тебе вернусь на смерть,
Вот - обещание!
Ну хочешь, час назначь.
Вернусь ВСЕМ СТАДОМ,- вся!
Меня встречая, плачь.
Прощаясь - радуйся".
Так я писала в 90-м году, это очень большое стихотворение, стадо там, кстати, ответ одному человеку, который говорил, что во мне от каждой твари понамешено. И вот, я присягала в верности Черному Морю вплоть до смертного часа.
Прошло двадцать шесть лет, и вдруг я почувствовала, что это может произойти, может наступить тот самый час. Мне стоило дать внутреннее согласие, и все случилось бы, это я знала тоже. Но у меня оставались неоконченные дела... А сейчас отступление.
...
Сегодня в ФБ я прочла пост о том, как у людей умерла любимая собака. Как они облегчали ей страдания ухода, как до последней минуты были рядом. В конце автор писала, что тоже хотела бы так - умереть дома, окруженной любящими людьми. Мне и в тысячу раз меньшего сюжета достаточно, чтобы придумать трехтомник, а тут. Люди так проводили своего любимца, как хотели бы, чтобы проводили когда-нибудь их... Как будто заранее оплачивали это право: умереть в кругу родных и любящих людей... Искренне, всем сердцем.
Я подумала, что уже давно, очень давно поняла, что ни в коем случае не хочу умирать дома. Я столько повидала умирающих дома, что было сложно не вывести закономерность мне, постоянно сводящей все к единой системе смыслов. Это раньше, когда все жили в одной избе, люди и рождались и умирали на одной и той же кпостели. Теперь все стало иначе, и когда человек умирает, родные выносят из дома и отправляют на помойку все, на чем лежал умерший, вплоть до кровати, все, что было надето на нем, чем он был укрыт. Я этого перевидала. И заметила - не могла не заметить, я внимательна к мелочам - как плохо себя чувствовали дети, вот так вынося, за умершими родителями, как ощущали свою вину, но старались за суетой не признаться в этом себе. Они всякий раз так и не признавались, деловито снуя туда-сюда, но этот дискомфорт души, он подавал голос, и каждый раз, когда мне приходилось присутствовать при подобном, так и хотелось отвести глаза в сторону, чтобы никто не поймал моего взягляда. Да, всякий раз все это происходило похоже, хоть и слова говорились разные, хоть и отношения сим действом прекращались разные, и разные испытывались чувства к ушедшим. Все равно общего было больше. И я, сведя это однажды, а потом много раз убедившись, что не ошиблась, сказала себе, что я не хочу умирать дома. Если выбирать, дома или в больнице, то лучше в больнице, и лучше, чтобы никто не сидел и не дышал мне в затылок. Я хочу уходить спокойно, без придыханий и стонов, без ожидания из вне, я хочу быть свободной от глаз даже близких своих, тем более близких своих в этот час. И если уж можно выбирать, я бы хотела умереть не в больнице, а... на улице. Почему мне кажется, что я уже писала об этом? Потому что много думала?
Через пару дней после сна, в котором я сказала, что удовлетворена, я увидела еще один сон. В нем я находилась в концлагере, одета была во что-то непотребное, в чем во внешнем мире далеко не уйдешь. Вдруг я заметила, что некий рабочий вышел через калитку за территорию, чтобы проверить канализационные колодцы (естественно, систему очистки, это самое "мое все"). Какие-то разводные ключи он положил на тропинке и пошел себе за угол недалеко. Я поняла, что могу сбежать. Но вид, неподобающий вид, меня бы сразу нашли и вернули, и потом еще больше бы измучили. И я думаю, что надо мне раздобыть пальто, я надену его, возьму в руки чемоданчик, незаметно выйду за калитку и сяду на лавочку тут же - во дворе. Они станут искать фигуру убегающую. Никто не подумает, что беглец может просто сидеть у всех на виду и не прятаться никуда (это мои штучки, я в детсве так в пряталки играла). Мысленно я увидела воображаемую фигурку себя. Я была похожа на высокого и худого мужчину-врача в длинополом пальто и с чемоданчиком инструментов в руках.
Так вот же. Сейчас, работая с людьми, я во множестве слушаю истории о чудовищном эгоизме родителей. О том, как они порабощают своих детей, заставляя себя обслуживать не в немощи, а задолго до нее. Заставляют оплачивать свои капризы, причуды, якобы нужды. Тиранят и браками, разламывают, внедряются, вмешиваются, портят внуков, простираются далеко за пределы своих судеб, не щадя ни нервов, ни границ. И я думаю всякий раз, как я сама стараюсь ничем своих детей не отяготить. Как предоставляю им возможность самим решать, что им делать, не связываю их никакими финансовыми обязательствами, наоборот, еще стараюсь помогать им и работаю больше, чем раньше. Я очень, очень не хочу обременять своих детей чем-либо. И я не хочу, чтобы они сидели около меня умирающей, оплакивали бы меня, вздыхали, искренне страдали, а потом выносили на помойку мои одеяла.
Я хочу (и надеюсь, что так и будет, потому что время моего ухода мне будет известно) в назначенный срок выйти на улицу и пойти куда-нибудь в красивое место. Там я сяду на лавочку и немного полюбуюсь миром напоследок. А потом я умру. И пусть меня случайно найдут чужие люди, им это будет не больно и не страшно, моему телу все равно, а душа моя будет радоваться, что не обременила детей возней. Да и дом мой, мой любимый дом. Я не хочу, чтобы он увидел меня мертвой. Для моего дома, в его памяти я навсегда останусь живой, такова моя воля и мой выбор.
Мне потом и третий сон приснился. Он говорил мне о том, что уход мой отменяется, раз я так решила. И правда, я так решила, у меня еще куча дел. Но слово свое, данное когда-то Морю, я взяла обратно, отменила свой прежний обет. Еще бы мне не хватало устроить такую проблему детям. Теперь у меня менее затратные и куда более симпатичные планы.
Ну и если вы дочитали этот пост до конца, то есть у меня к вам просьба. Не говорите мне, пожалуйста, чтобы я не думала на эти темы, или что мне об этом говорить рано. Об этом никогда не рано, поэтому не надо пустых слов. Кроме того, действительно важно то, с чего этот пост начат: я удовлетворена.
- Счастлива? Не могу так сказать, - ответила я, подумав. - Да и кто счастлив? - немного помолчала и добавила: - Но я удовлетворена".
Это фрагмент из сна. Летом мне снились сны на уход, сны подведения итогов, был такой период. Это происходило у моря, и я вспомнила, как много лет назад я писала стихи, посвященные Геленджику, и как обещала вернуться к Черному Морю умирать.
"... Когда-нибудь на вер-
Теле отчаянья
К тебе вернусь на смерть,
Вот - обещание!
Ну хочешь, час назначь.
Вернусь ВСЕМ СТАДОМ,- вся!
Меня встречая, плачь.
Прощаясь - радуйся".
Так я писала в 90-м году, это очень большое стихотворение, стадо там, кстати, ответ одному человеку, который говорил, что во мне от каждой твари понамешено. И вот, я присягала в верности Черному Морю вплоть до смертного часа.
Прошло двадцать шесть лет, и вдруг я почувствовала, что это может произойти, может наступить тот самый час. Мне стоило дать внутреннее согласие, и все случилось бы, это я знала тоже. Но у меня оставались неоконченные дела... А сейчас отступление.
...
Сегодня в ФБ я прочла пост о том, как у людей умерла любимая собака. Как они облегчали ей страдания ухода, как до последней минуты были рядом. В конце автор писала, что тоже хотела бы так - умереть дома, окруженной любящими людьми. Мне и в тысячу раз меньшего сюжета достаточно, чтобы придумать трехтомник, а тут. Люди так проводили своего любимца, как хотели бы, чтобы проводили когда-нибудь их... Как будто заранее оплачивали это право: умереть в кругу родных и любящих людей... Искренне, всем сердцем.
Я подумала, что уже давно, очень давно поняла, что ни в коем случае не хочу умирать дома. Я столько повидала умирающих дома, что было сложно не вывести закономерность мне, постоянно сводящей все к единой системе смыслов. Это раньше, когда все жили в одной избе, люди и рождались и умирали на одной и той же кпостели. Теперь все стало иначе, и когда человек умирает, родные выносят из дома и отправляют на помойку все, на чем лежал умерший, вплоть до кровати, все, что было надето на нем, чем он был укрыт. Я этого перевидала. И заметила - не могла не заметить, я внимательна к мелочам - как плохо себя чувствовали дети, вот так вынося, за умершими родителями, как ощущали свою вину, но старались за суетой не признаться в этом себе. Они всякий раз так и не признавались, деловито снуя туда-сюда, но этот дискомфорт души, он подавал голос, и каждый раз, когда мне приходилось присутствовать при подобном, так и хотелось отвести глаза в сторону, чтобы никто не поймал моего взягляда. Да, всякий раз все это происходило похоже, хоть и слова говорились разные, хоть и отношения сим действом прекращались разные, и разные испытывались чувства к ушедшим. Все равно общего было больше. И я, сведя это однажды, а потом много раз убедившись, что не ошиблась, сказала себе, что я не хочу умирать дома. Если выбирать, дома или в больнице, то лучше в больнице, и лучше, чтобы никто не сидел и не дышал мне в затылок. Я хочу уходить спокойно, без придыханий и стонов, без ожидания из вне, я хочу быть свободной от глаз даже близких своих, тем более близких своих в этот час. И если уж можно выбирать, я бы хотела умереть не в больнице, а... на улице. Почему мне кажется, что я уже писала об этом? Потому что много думала?
Через пару дней после сна, в котором я сказала, что удовлетворена, я увидела еще один сон. В нем я находилась в концлагере, одета была во что-то непотребное, в чем во внешнем мире далеко не уйдешь. Вдруг я заметила, что некий рабочий вышел через калитку за территорию, чтобы проверить канализационные колодцы (естественно, систему очистки, это самое "мое все"). Какие-то разводные ключи он положил на тропинке и пошел себе за угол недалеко. Я поняла, что могу сбежать. Но вид, неподобающий вид, меня бы сразу нашли и вернули, и потом еще больше бы измучили. И я думаю, что надо мне раздобыть пальто, я надену его, возьму в руки чемоданчик, незаметно выйду за калитку и сяду на лавочку тут же - во дворе. Они станут искать фигуру убегающую. Никто не подумает, что беглец может просто сидеть у всех на виду и не прятаться никуда (это мои штучки, я в детсве так в пряталки играла). Мысленно я увидела воображаемую фигурку себя. Я была похожа на высокого и худого мужчину-врача в длинополом пальто и с чемоданчиком инструментов в руках.
Так вот же. Сейчас, работая с людьми, я во множестве слушаю истории о чудовищном эгоизме родителей. О том, как они порабощают своих детей, заставляя себя обслуживать не в немощи, а задолго до нее. Заставляют оплачивать свои капризы, причуды, якобы нужды. Тиранят и браками, разламывают, внедряются, вмешиваются, портят внуков, простираются далеко за пределы своих судеб, не щадя ни нервов, ни границ. И я думаю всякий раз, как я сама стараюсь ничем своих детей не отяготить. Как предоставляю им возможность самим решать, что им делать, не связываю их никакими финансовыми обязательствами, наоборот, еще стараюсь помогать им и работаю больше, чем раньше. Я очень, очень не хочу обременять своих детей чем-либо. И я не хочу, чтобы они сидели около меня умирающей, оплакивали бы меня, вздыхали, искренне страдали, а потом выносили на помойку мои одеяла.
Я хочу (и надеюсь, что так и будет, потому что время моего ухода мне будет известно) в назначенный срок выйти на улицу и пойти куда-нибудь в красивое место. Там я сяду на лавочку и немного полюбуюсь миром напоследок. А потом я умру. И пусть меня случайно найдут чужие люди, им это будет не больно и не страшно, моему телу все равно, а душа моя будет радоваться, что не обременила детей возней. Да и дом мой, мой любимый дом. Я не хочу, чтобы он увидел меня мертвой. Для моего дома, в его памяти я навсегда останусь живой, такова моя воля и мой выбор.
Мне потом и третий сон приснился. Он говорил мне о том, что уход мой отменяется, раз я так решила. И правда, я так решила, у меня еще куча дел. Но слово свое, данное когда-то Морю, я взяла обратно, отменила свой прежний обет. Еще бы мне не хватало устроить такую проблему детям. Теперь у меня менее затратные и куда более симпатичные планы.
Ну и если вы дочитали этот пост до конца, то есть у меня к вам просьба. Не говорите мне, пожалуйста, чтобы я не думала на эти темы, или что мне об этом говорить рано. Об этом никогда не рано, поэтому не надо пустых слов. Кроме того, действительно важно то, с чего этот пост начат: я удовлетворена.