Множество форм я сменил, пока не обрёл свободу.
Нужно записывать два часа видеолекций, но я немножечко ленюсь. В конце концов, всегда есть завтрашнее утро. И вообще, карантин пошатнул мою стальную преподскую идентичность: я всё ещё хочу (и буду) читать нормальные лекции, но это точно не то, что делает меня - мной. Я словно вытаскиваю из-под ногтя зудящую экзистенциальную занозу: можно месяц не появляться в альма матери - и оставаться при этом собой, кто бы мог подумать. Конечно, я немножко скучаю по огромным аудиториям, обитым шестидесятническим деревом, и по неоправданно-дорогому кофе, который берёшь ради разговоров и ритуалов, и даже по экзаменационной суматохе, временно превращающей тебя в усталого бога. Но вне универского контекста меня, оказывается, не становится ни меньше, ни больше, и это странно осознавать, когда ты добровольно крутился в колесе хомяков фортуны не один год подряд. Простите, о люди, дышащие легко, вечно жаждущие просторов, приключений и странствий, но я сейчас действительно чувствую себя свободнее - и, может быть, даже немного счастливее. Поезд остановили, видно, кто-то сорвал стоп-кран, и я спрыгнула с подножки в высоченную траву. Звон кузнечиков этого мира сначала оглушил меня, а потом привёл в чувство.
Потому что работа - это тоже зависимость. Нет, у меня всё ещё нет времени на условное макраме и вышивку гладью, я продолжаю читать, писать, говорить, вычитывать, снова писать, ставить оценки, ронять голову на стол и терять красные ручки. Но сдвинувшиеся тектонические плиты высветили происходящее в каком-то новом свете, и мне очень нравится понимать: да, я действительно к этому не свожусь. Мы в принципе не сводимы и не сходимы, мы, как все хаотические системы, не конвергентны.
Мне даже в кои-то веки снится что-то, кроме кафедры. Например, в эту ночь, точь-в-точь на Радоницу, мы с бабушкой, в честь которой я всё ещё собираюсь однажды назвать свою дочь, шли по пыльной и летней Дубне моего детства, мимо парка, в сторону стадиона, оставляя за спиной автобусную остановку, откуда душные, ненавистные мне ПАЗики отправлялись с одного берега Волги - на другой. Я показывала бабушке дорожную разметку и знаки, и подробно объясняла, что такое - слепое пятно у водителя. Дело в том, что моя бабушка решила путешествовать автостопом, куда дорога выведет, и я сочла своим долгом немедленно выдать ей ценную порцию ценных советов. Она слушала внимательно, время от времени вставляя ремарки, начинённые неповторимым сарказмом, по которому я скучаю до сих пор. Автостопом по детству, по раю, по посмертию - по галактике? Бабушку подобрала огромная фура, мы помахали друг другу рукой, и я запрыгнула в закрывающуюся дверь ПАЗика, прибывшего по расисанию. Но придёт и моё время для дорог, ведущих в любую сторону.
Потому что работа - это тоже зависимость. Нет, у меня всё ещё нет времени на условное макраме и вышивку гладью, я продолжаю читать, писать, говорить, вычитывать, снова писать, ставить оценки, ронять голову на стол и терять красные ручки. Но сдвинувшиеся тектонические плиты высветили происходящее в каком-то новом свете, и мне очень нравится понимать: да, я действительно к этому не свожусь. Мы в принципе не сводимы и не сходимы, мы, как все хаотические системы, не конвергентны.
Мне даже в кои-то веки снится что-то, кроме кафедры. Например, в эту ночь, точь-в-точь на Радоницу, мы с бабушкой, в честь которой я всё ещё собираюсь однажды назвать свою дочь, шли по пыльной и летней Дубне моего детства, мимо парка, в сторону стадиона, оставляя за спиной автобусную остановку, откуда душные, ненавистные мне ПАЗики отправлялись с одного берега Волги - на другой. Я показывала бабушке дорожную разметку и знаки, и подробно объясняла, что такое - слепое пятно у водителя. Дело в том, что моя бабушка решила путешествовать автостопом, куда дорога выведет, и я сочла своим долгом немедленно выдать ей ценную порцию ценных советов. Она слушала внимательно, время от времени вставляя ремарки, начинённые неповторимым сарказмом, по которому я скучаю до сих пор. Автостопом по детству, по раю, по посмертию - по галактике? Бабушку подобрала огромная фура, мы помахали друг другу рукой, и я запрыгнула в закрывающуюся дверь ПАЗика, прибывшего по расисанию. Но придёт и моё время для дорог, ведущих в любую сторону.