И ещё немного картинок, то есть... много картинок.
Я видела множество красивых стран, но не видела ни одной счастливой. В какой шкаф ни войди, прежде, чем выйти в Нарнию, споткнёшься о гору скелетов. Хорошо, что мне, человеку русскому, к тоске не привыкать: я легко глотаю пилюлю фирменной баскской горечи, выношенную веками, словно отравленное золотое яичко. В музее народа басков я предаюсь эмпатии и встаю на сторону террористов, потому что нельзя одним людям запрещать другим то, из чего они сделаны: язык, культуру, душу, честь, свободу, совесть. У басков болит история от начала времён до конца века. Впрочем, у кого она не болит?
Здесь царственно и пышно, мне всё время кажется, что я попала в кино: например, в романтическую комедию шестидесятых, а может, в приключенческий фильм - что-то вроде Фантомаса, любимого фильма моего детства - с горами, морями, смешными погонями, злым гением где-то на фоне, и красивыми девушками в огромных солнечных очках. Нет-нет да и прочтёшь на стене лично тебе адресованное: "Tourists, go home!" Или: "Туризм убивает Доностию!" Это становится мемом: вероятность каменного обвала? Скользкие ступеньки на крутом спуске? Проеденная ржой металлическая скульптура, которая вот-вот сядет тебе на голову? Правильно: туристы убивают Доностию, а Доностия убивает туристов! Страна Басков наносит ответный удар!
Но мы, конечно, пыжимся: какие ещё туристы, мы юные маги, молодые учёные, нас, в конце концов, сюда пригласили! Каждое утро мы с Т. встречаемся в фойе пансиона ровно в 7:30 утра и идём искать завтрак - если перейти через площадь Марии-Кристины и пройти мимо театра Виктории-Евгении, можно выйти к бару на углу. В нём всего пять столиков, книжный шкаф, печатная машинка, медная труба старого граммофона и красивый бармен, который с первого раза запоминает, и пять дней подряд исправно повторяет один и тот же заказ: два кофе, чёрный - мне, с молоком - Т., два апельсиновых сока, два круассана и пончик. При всей исторической ненависти к французам, проявившим себя дурно в наполеоновских войнах (в частности: они сожгли этот город до тла), баски всё же пекут великолепные багеты и круассаны.
В последний день конференции, удачно выступив (я первый раз не волновалась ни до, ни во время, ни после - это прорыв), мы традиционно сбегаем, не дослушав - потому что ноги чешутся исходить этот город вдоль и поперёк. На холме у самого океана - столетний парк развлечений, ещё одна игрушка испанской королевы - вот, вот, вот с чего надо начать! Вверх ползёт деревянный фуникулёрчик. Наверху ветер и полу-заброшенный, полу-закрытый парк аттракционов - мы ещё вернёмся сюда в субботу, впихнёмся вдвоём в жёлтую машинку номер три и зададим жару местной детворе. Сегодня можно пойти в комнату страха (пыльные крысы и вампиры, поднимающиеся из гробов - классика жанра: "А представляешь, как страшно это было бы... двадцать лет назад?") и прокатиться на американских горках: кассир меняет монетки на билеты, запирает кассу, садится на козлы поезда и спрашивает: готовы ли мы? Мы хохочем, как настоящие взрослые. Поезд тарахтит и несётся над синей бездной.
Здесь царственно и пышно, мне всё время кажется, что я попала в кино: например, в романтическую комедию шестидесятых, а может, в приключенческий фильм - что-то вроде Фантомаса, любимого фильма моего детства - с горами, морями, смешными погонями, злым гением где-то на фоне, и красивыми девушками в огромных солнечных очках. Нет-нет да и прочтёшь на стене лично тебе адресованное: "Tourists, go home!" Или: "Туризм убивает Доностию!" Это становится мемом: вероятность каменного обвала? Скользкие ступеньки на крутом спуске? Проеденная ржой металлическая скульптура, которая вот-вот сядет тебе на голову? Правильно: туристы убивают Доностию, а Доностия убивает туристов! Страна Басков наносит ответный удар!
Но мы, конечно, пыжимся: какие ещё туристы, мы юные маги, молодые учёные, нас, в конце концов, сюда пригласили! Каждое утро мы с Т. встречаемся в фойе пансиона ровно в 7:30 утра и идём искать завтрак - если перейти через площадь Марии-Кристины и пройти мимо театра Виктории-Евгении, можно выйти к бару на углу. В нём всего пять столиков, книжный шкаф, печатная машинка, медная труба старого граммофона и красивый бармен, который с первого раза запоминает, и пять дней подряд исправно повторяет один и тот же заказ: два кофе, чёрный - мне, с молоком - Т., два апельсиновых сока, два круассана и пончик. При всей исторической ненависти к французам, проявившим себя дурно в наполеоновских войнах (в частности: они сожгли этот город до тла), баски всё же пекут великолепные багеты и круассаны.
В последний день конференции, удачно выступив (я первый раз не волновалась ни до, ни во время, ни после - это прорыв), мы традиционно сбегаем, не дослушав - потому что ноги чешутся исходить этот город вдоль и поперёк. На холме у самого океана - столетний парк развлечений, ещё одна игрушка испанской королевы - вот, вот, вот с чего надо начать! Вверх ползёт деревянный фуникулёрчик. Наверху ветер и полу-заброшенный, полу-закрытый парк аттракционов - мы ещё вернёмся сюда в субботу, впихнёмся вдвоём в жёлтую машинку номер три и зададим жару местной детворе. Сегодня можно пойти в комнату страха (пыльные крысы и вампиры, поднимающиеся из гробов - классика жанра: "А представляешь, как страшно это было бы... двадцать лет назад?") и прокатиться на американских горках: кассир меняет монетки на билеты, запирает кассу, садится на козлы поезда и спрашивает: готовы ли мы? Мы хохочем, как настоящие взрослые. Поезд тарахтит и несётся над синей бездной.