(no subject)
На 1-м туре во ВГИК, кроме всего прочего, надо читать стихотворение-басню-прозу.
Вот что я выбрала:
Ночь. Эдуард Асадов.
Как только разжались объятья,
Девчонка вскочила с травы,
Смущенно поправила платье
И встала под сенью листвы.
Чуть брезжил предутренний свет,
Девчонка губу закусила,
Потом еле слышно спросила:
-- Ты муж мне теперь или нет?
Весь лес в напряжении ждал,
Застыли ромашка и мята,
Но парень в ответ промолчал
И только вздохнул виновато...
Видать, не поверил сейчас
Он чистым лучам ее глаз.
Ну чем ей, наивной, помочь
В такую вот горькую ночь?!
Эх, знать бы ей, чуять душой,
Что в гордости, может, и сила,
Что строгость еще ни одной
Девчонке не повредила.
Кошка, превращенная в женщину. Жан де Лафонтен.
Давным-давно жил-был некий чудак, страстно любивший свою кошку. Он не может без нее жить:
кладет спать в свою постель, ест с ней из одной тарелки; наконец, решает на ней жениться
и молит Судьбу, чтобы она превратила его кошку в человека. Вдруг чудо свершается - на
месте киски появляется прекрасная девушка! Чудак без ума от радости. Он не устает обнимать,
целовать и ласкать свою возлюбленную. Та тоже влюблена в него и на предложение руки и
сердца отвечает согласием (в конце концов, жених не стар, хорош собой и богат - никакого
сравнения с котом!). Они спешат под венец. Вот свадьба кончается, гости расходятся, и
молодые остаются одни. Но как только счастливый супруг, горя желанием, начинает раздевать
свою жену, она вырывается и бросается... куда же? под кровать - там пробежала мышь.
Природной склонности ничем истребить нельзя.
Реабилитация. Даниил Хармс.
Не хвастаясь, могу сказать, что, когда Володя ударил меня по уху и
плюнул мне в лоб, я так его схватил, что он этого не забудет. Уже потом я
бил его примусом, а утюгом я бил его вечером. Так что умер он совсем не
сразу. Это не доказательство, что ногу я оторвал ему еще днем. Тогда он был
еще жив. А Андрюшу я убил просто по инерции, и в этом я себя не могу
обвинить. Зачем Андрюша с Елизаветой Антоновной попались мне под руку? Им
было ни к чему выскакивать из-за двери. Меня обвиняют в кровожадности,
говорят, что я пил кровь, но это неверно: я подлизывал кровяные лужи и пятна
-- это естественная потребность человека уничтожить следы своего, хотя бы и
пустяшного, преступления. А также я не насиловал Елизавету Антоновну.
Во-первых, она уже не была девушкой, а во-вторых, я имел дело с трупом, и ей
жаловаться не приходится. Что из того, что она вот-вот должна была родить? Я
и вытащил ребенка. А то, что он вообще не жилец был на этом свете, в этом уж
не моя вина. Не я оторвал ему голову, причиной тому была его тонкая шея. Он
был создан не для жизни сей. Это верно, что я сапогом размазал по полу их
собачку. Но это уж цинизм обвинять меня в убийстве собаки, когда тут рядом,
можно сказать, уничтожены три человеческие жизни. Ребенка я не считаю. Ну
хорошо: во всем этом (я могу согласиться) можно усмотреть некоторую
жестокость с моей стороны. Но считать преступлением то, что я сел и
испражнился на свои жертвы,-- это уже, извините, абсурд. Испражняться --
потребность естественная, а, следовательно, и отнюдь не преступная. Таким
образом, я понимаю опасения моего защитника, но все же надеюсь на полное
оправдание.
Вот что я выбрала:
Ночь. Эдуард Асадов.
Как только разжались объятья,
Девчонка вскочила с травы,
Смущенно поправила платье
И встала под сенью листвы.
Чуть брезжил предутренний свет,
Девчонка губу закусила,
Потом еле слышно спросила:
-- Ты муж мне теперь или нет?
Весь лес в напряжении ждал,
Застыли ромашка и мята,
Но парень в ответ промолчал
И только вздохнул виновато...
Видать, не поверил сейчас
Он чистым лучам ее глаз.
Ну чем ей, наивной, помочь
В такую вот горькую ночь?!
Эх, знать бы ей, чуять душой,
Что в гордости, может, и сила,
Что строгость еще ни одной
Девчонке не повредила.
Кошка, превращенная в женщину. Жан де Лафонтен.
Давным-давно жил-был некий чудак, страстно любивший свою кошку. Он не может без нее жить:
кладет спать в свою постель, ест с ней из одной тарелки; наконец, решает на ней жениться
и молит Судьбу, чтобы она превратила его кошку в человека. Вдруг чудо свершается - на
месте киски появляется прекрасная девушка! Чудак без ума от радости. Он не устает обнимать,
целовать и ласкать свою возлюбленную. Та тоже влюблена в него и на предложение руки и
сердца отвечает согласием (в конце концов, жених не стар, хорош собой и богат - никакого
сравнения с котом!). Они спешат под венец. Вот свадьба кончается, гости расходятся, и
молодые остаются одни. Но как только счастливый супруг, горя желанием, начинает раздевать
свою жену, она вырывается и бросается... куда же? под кровать - там пробежала мышь.
Природной склонности ничем истребить нельзя.
Реабилитация. Даниил Хармс.
Не хвастаясь, могу сказать, что, когда Володя ударил меня по уху и
плюнул мне в лоб, я так его схватил, что он этого не забудет. Уже потом я
бил его примусом, а утюгом я бил его вечером. Так что умер он совсем не
сразу. Это не доказательство, что ногу я оторвал ему еще днем. Тогда он был
еще жив. А Андрюшу я убил просто по инерции, и в этом я себя не могу
обвинить. Зачем Андрюша с Елизаветой Антоновной попались мне под руку? Им
было ни к чему выскакивать из-за двери. Меня обвиняют в кровожадности,
говорят, что я пил кровь, но это неверно: я подлизывал кровяные лужи и пятна
-- это естественная потребность человека уничтожить следы своего, хотя бы и
пустяшного, преступления. А также я не насиловал Елизавету Антоновну.
Во-первых, она уже не была девушкой, а во-вторых, я имел дело с трупом, и ей
жаловаться не приходится. Что из того, что она вот-вот должна была родить? Я
и вытащил ребенка. А то, что он вообще не жилец был на этом свете, в этом уж
не моя вина. Не я оторвал ему голову, причиной тому была его тонкая шея. Он
был создан не для жизни сей. Это верно, что я сапогом размазал по полу их
собачку. Но это уж цинизм обвинять меня в убийстве собаки, когда тут рядом,
можно сказать, уничтожены три человеческие жизни. Ребенка я не считаю. Ну
хорошо: во всем этом (я могу согласиться) можно усмотреть некоторую
жестокость с моей стороны. Но считать преступлением то, что я сел и
испражнился на свои жертвы,-- это уже, извините, абсурд. Испражняться --
потребность естественная, а, следовательно, и отнюдь не преступная. Таким
образом, я понимаю опасения моего защитника, но все же надеюсь на полное
оправдание.