В хозяйстве пригодится!
Когда в 2013 году я начинала работу над путеводителем по Будапешту, в первую очередь решила написать раздел про самое известное здание города и площадь перед ним. Хотя бы из тех соображений, что с ними редакторы «Афиши» наверняка знакомы. Проще будет понять друг друга: им - сопоставить мой текст с фотографиями, мне - оценить возможные замечания.
И потом до самого финала - переписывала текст, соревнуясь в скорости с Будапештом, переписывающим саму площадь. Там меняли памятники, линии трамвайных путей и конфигурации газонов.
В том числе - поменяли памятник Кошуту.
На памятник Кошуту.
И не старый на новый, а новый на старый.
Убрали тот, что стоял с 1952-го, поставили восстановленный по образцу того, что стоял с 1927-го.
Но как убрали? По-будапештски. Не отправили в металлолом, не сдали в архив.
Переставили в другой район города, в парк.
И в воскресенье мы наконец-то туда съездили.
Бронзовый советский памятник устроен был иерархично: главный, на постаменте, - Кошут. Ворот мундира расстёгнут, борода топорщится, тяжёлыми складками ниспадает с левой руки плащ, что твоя тога. Правой рукой указывает в сторону Вены. Точнее - тыкает пальцем, призывает и угрожает. Этажом ниже, у ног вождя, - ещё шесть фигур, по одному представителю из каждой социальной группы: пролетарий, пастух, интеллигент, крестьянин, гусар, женщина. Расставлены шеренгой, в одной плоскости. Внимают и вдохновляются.
А в парке поставили их группой, этаким букетом. Кошут лишь чуть выше, хотя и в центре. И получились между фигурами уже новые, другие отношения…
Больше всего мне понравился этот крестьянин. Такое на его лице написано недоумение и недоверие… Это интеллигенцию и пролетариев легко соблазнять обещаниями и зажигать огонь в груди. А крестьянину не до баловства - ему землю пахать, корову доить, какая Вена, какие Габсбурги?
Хотя… Теперь и первоначальная композиция читается чуть иначе. Крестьянин там смотрит снизу вверх на Кошута, но между ним и Кошутом - молодой гусар, сын, которого Кошут уводит на войну. А позади - жена с ребёнком на руках; на неё-то сын и оглядывается. Трагическая почти получается сцена. Трагическая и житейская. Но всё внимание оттягивает на себя молодой гусар и мать - не столько прощающаяся, сколько благословляющая на подвиг. Крестьянин-то - почти спиной; лица его и не разглядишь толком, да и что на него глядеть…
В новой композиции он, скажем так, приобрёл неожиданную субъектность.
Но Кошут всё так же грозит пальцем в сторону Вены. Хотя в Вене об этом вряд ли кто знает.