В Буде на брандмауэре дома на улице, ведущей к Дунаю, новый большой мурал. Это Ференц Пушкаш. По общему мнению, один из величайших игроков в истории футбола.
Я в этом не разбираюсь, поэтому процитирую:
По опросу МФФИИС занимает 6-е место среди лучших футболистов мира XX века, 7-е место среди лучших игроков XX века по версии журнала World Soccer, 7-е место среди лучших игроков за всю историю футбола по версии журнала Placar, 7 место среди лучших игроков XX века по версии France Football, 6-е место среди лучших игроков XX века по версии
Guerin Sportivo. Входит в список 50-ти лучших игроков XX века по версии Planete Foot, в список лучших игроков в истории футбола по версии Voetbal International. Ещё при жизни был признан лучшим венгерским футболистом всех времён.
Венгерская Википедия добавляет цитату из Эстерхази:
«Пушкаш не разделял точку зрения Гейзенберга, он всегда, одновременно зная (осознавая?), знал расположение и скорость мяча (правда, футбол - это мир Евклида, где сумма углов стоек ворот всегда равна 180 градусам)». - Петер Эстерхази
”Puskás nem osztotta Heisenberg nézetét, ő mindig egyszerre tudván tudta a labda helyét is, sebességét is (igaz, a futball Euklidész világa, ahol a kapufák szögeinek összege mindig 180 fok). ” - Esterházy Péter
О, как.
Нашла ещё фрагмент этого текста 2000 года, попыталась перевести.
Мой постулат - Боже мой, как давно я ждал, чтобы был у меня постулат: полвека живу на «потерявшей надежду и память планете», и до сих пор не был близок к тому, чтобы мой постулат существовал! - следующий:
Пушкаш - последняя личность футбола, личность личностности, последняя вспышка и итог (резюме?) современности, путь к единственной метафоре. После него есть уже (только) звёзды, нет разрешения ситуации, имеются только версии, высокого уровня, совершенные вариации. То есть, чтобы быстро исправить: Беккенбауэр, Кройф: переход: чего-то уже нет и ещё нет, и в этой пустоте сияет немецкая и голландская звезда.
Другими словами: с Пушкашем заканчивается игра и начинается эра развлечений.
В скобках: ошибкой было бы видеть в Пушкаше или в футболе слишком широкую метафору. Тот, кто играет, истинный болельщик, знаем, футбол принадлежит победителю. Чуждо духу игры сказать, например, так, мол, лучше будем играть хорошо, красиво и проиграем, чем плохо играя победим. Нет. Нужно выиграть. А если выигрывать, то всегда играя не плохо. Есть в футболе некоторая красивая, холодная прагматичность. В искусстве Гёте редок, оно скорее про неудачников, про провалы, чем про осуществление, скорее про желания, чем про их реализацию. И по-моему, в так называемой жизни не нужно постоянно выигрывать. Но в футболе нужно. Кто не хочет в ней выигрывать, тот не уважает игру. Жизнь же непобедима.
Пушкаш же тот, с кем что-то исчезает из мира, становится другим, изменяется, оно уже не то, что было прежде, и не будет таким никогда. И этот век не есть ли век потери невинности? Век отбрасывания ограничений и признания на наш взгляд необходимости ограничений? Просто говорю (знаю, знаю: я только «говорю») о желающих покорять природу, по крайней мере, намеревающихся узнать всё в естественных науках, о принципиальных ограничениях математики Гёделя, о тотальной войне и об отношении неопределённости Гейзенберга, об Освенциме, о дыре в истории, являющейся необходимой частью истории, и о скорости света, которой, как выяснилось, как мы выяснили, мы узнали, мы никогда не сможем достичь.
И только потом обнаружила профессиональный перевод Вячеслава Середы!
Вот он:
Мой тезис - Бог мой, как давно я об этом мечтаю, полвека прожил на сей грешной земле, но ещё никогда и близко не был к тому, чтобы иметь свой тезис! - заключается в следующем: Ференц Пушкаш - последняя личность в футболе, достоверная личность, последний всплеск и итог модерна, путь к единой метафоре. После него пошли уже только звёзды, экзистенциальная ситуация уже не имела решения, возможны были лишь варианты реакции, более или менее профессиональные и завершённые. Сразу должен поправиться: Беккенбауэр, Круифф - это переход: между тем, чего уже нет и чего ещё нет, в этом вакууме и сияли светила баварца и нидерландца.
Иными словами, с Пушкашем заканчивается эпоха игры и начинается век развлечения.
Как бы в скобках замечу: было бы ошибкой усматривать в Пушкаше или в футболе слишком широкую метафору. Кто играет в футбол или является настоящим болельщиком, тот знает: футбол - игра победителей. С духом игры несовместимо, например, высказывание: лучше сыграть хорошо, красиво и проиграть, чем выиграть при плохой игре. Нет. Тут надо выигрывать. К тоже же всегда побеждать при плохой игре всё равно не удастся. Есть в футболе красивый сухой практицизм. В искусстве победители вроде Гёте редкость, оно скорее принадлежит проигрывающим, является больше сферой нехватки, томления, чем наличия и осуществления. Мне кажется, что и в так называемой жизни не нужно всегда выигрывать. Зато на футбольном поле - нужно. А жизнь выиграть невозможно.
Итак, Пушкаш тот человек, вместе с которым из мира что-то уходит, он меняется, он уже не такой, как прежде, и не будет таким никогда. В самом деле, не является ли наш век веком утраты невинности? Веком отбрасывания всех барьеров и осознания неизбежности их наличия? Я говорю (знаю, знаю, всего только «говорю») одновременно о естествознании, намерившемся покорить или, уж на худой конец, до конца изучить природу, и Гёделе, указавшем на принципиальную ограниченность математики, о тотальной войне и принципе неопределённости Гейзенберга, об Освенциме и дыре в истории, являющейся её неотъемлемой частью, а также о скорости света, которой, как нам стало ясно, мы никогда не достигнем.
Бедный Пушкаш.
Петер Эстерхази. Записки синего чулка и другие тексты. Составление, послесловие и перевод с венгерского Вячеслава Середы. М., Новое литературное обозрение, 2001
Tézisem - Istenem, milyen régóta várok erre, hogy tézisem legyen: egy fél évszázada élek e „reményét és emlékezetét vesztett bolygón”, s eddig még a közelében sem voltam, hogy tézisem legyen! - a következő:
Puskás a futball utolsó személyisége, személyes személyisége, a modernitás utolsó villanása és összefoglalása, az út az egyetlen metafora felé. Őt követően már (csak) sztárok vannak, a léthelyzetnek nem megoldása van, hanem válaszverziók vannak, magas szintű, perfekt változatok. Illetve, hogy gyorsan korrigáljak: Beckenbauer, Cruyff: az átmenet: valami már nincs és még nincs, és ebben az ürességben világol a bajor és németalföldi csillag.
Másképp fogalmazva: Puskással szűnik meg a játék, s kezdődik a szórakoztatás korszaka.
Mintegy zárójelben: hiba volna Puskásban vagy a futballban túl széles metaforát látni. Aki focizott vagy aki valódi drukker, az tudja, a futball a győzteseké. Idegen a játék szellemétől például azt mondani, hogy inkább játsszunk jól, szépen, és veszítsünk, mint rossz játékkal nyerjünk. Nem. Nyerni kell. És ha nyerünk, azt úgyse lehet mindig rossz játékkal. Van a futballban valami szép, hideg gyakorlatiasság. A művészetben ritka a Goethe, az inkább a veszteseké, inkább a hiányé, mint a vané, inkább a vágyé, mint a beteljesülésé. És szerintem az ún. életben sem kell állandóan nyerni. De a futballpályán igen. Aki ott nem akar nyerni, az nem tiszteli a játékot. Az élet pedig megnyerhetetlen.
Puskás tehát az, akivel eltűnik valami a világból, más lesz, megváltozik, már nem olyan, mint előtte volt, és soha nem is lesz olyan. És ez a század vajon nem az ártatlanság elvesztésének százada? Minden korlát elvetésének és a korlátok szükségszerű létének a belátásának a százada? Egyszerre beszélek (tudom, tudom: csupán „beszélek”) a természetet legyőzni akaró, de legalábbis mindenestül
megismerni szándékozó természettudományokról, a matematika elvi korlátaira rámutató Gödelről, a totális háborúról és Heisenberg bizonytalansági relációjáról, Auschwitzról, a lyukról a történelemben, mely a történelem szükségképpeni része, és a fénysebességről, melyről kiderült, kiderítettük, nem érhetjük el soha.
Szegény Puskás.
Esterházy Péter: Utazás a tizenhatos mélyére (részlet) - Könyves magazin (konyvesmagazin.hu) Ну, главную мысль я, кажется, поняла правильно.