пусть останется тут...
вспоминаю Антона Носика часто - эти дни особенно. вчера был год, как он так внезапно и странно ушел.
его было так много - и вдруг не стало совсем.
мы сидели в тбилисском ресторанчике, уже в конце нашего дивного отпуска, и я вдруг решила заглянуть в интернет - обычно в отпуску я этого не делаю. а там...
яркий и веселый мир вокруг сразу стал серый, а внутри меня стало совсем тихо, но не правильно тихо, а как в подушке, безвоздушно-тихо.
потом всё рассеялось, конечно, потом я пошла, конечно, на прощание в Дом литераторов (зачем-то, все эти ритуальные танцы всегда представлялись мне бессмысленными, но иногда... меня тянет), потом я, конечно, жила и живу свою обычную жизнь и только до сих пор стараюсь не ляпнуть чего-нибудь при маме, поскольку она его любит, но вспоминает, только если напомнить, а источник информации у нее - одна я, и если я не скажу, ей неоткуда узнать, что Антона Носика больше нет.
так что для нее он - есть)
тут вот интервью его мамы... кому интересно. а это интересно. пусть тоже останется.
письмо антону, вдогонку
такая, на секунду, слепота.
но, кажется, ты не хотел другого:
шел через комнату ночную в пирогово
и вышел прямо к церкви ла пьета -
и щуришься, поскольку рассвело.
там кто-то кроме мусорщиков, чаек
и мраморных детей тебя встречает.
- давай мне сумку. - да не тяжело.
да нет же, стой, а как же мы, а мы,
кому нас отговаривать от мести,
спасать от смерти, откупать у тьмы,
"не ссы, любимая, мы сможем это вместе"
покуда ликовала гопота,
мы рты сцепив по стенке оседали, -
вы плавно обогнули оспедале,
купили сыра, взяли по полста
холодной граппы, бросили на чай,
взошли и закурили на альтане.
а мы все камни круглые катали
в руках, шептали "ну, прощай. прощай"
оскальзываясь, поднимали гроб,
изображали, как ты недоволен,
что мы ревем.
а с дальних колоколен
снимался звон и черепицу скрёб
и овевал тебя, и обнимал,
и ты предпочитал не шевелиться.
и как сквозь сон, ты видел наши лица,
но что за горе вдруг -
не понимал.
Вера Полозкова
его было так много - и вдруг не стало совсем.
мы сидели в тбилисском ресторанчике, уже в конце нашего дивного отпуска, и я вдруг решила заглянуть в интернет - обычно в отпуску я этого не делаю. а там...
яркий и веселый мир вокруг сразу стал серый, а внутри меня стало совсем тихо, но не правильно тихо, а как в подушке, безвоздушно-тихо.
потом всё рассеялось, конечно, потом я пошла, конечно, на прощание в Дом литераторов (зачем-то, все эти ритуальные танцы всегда представлялись мне бессмысленными, но иногда... меня тянет), потом я, конечно, жила и живу свою обычную жизнь и только до сих пор стараюсь не ляпнуть чего-нибудь при маме, поскольку она его любит, но вспоминает, только если напомнить, а источник информации у нее - одна я, и если я не скажу, ей неоткуда узнать, что Антона Носика больше нет.
так что для нее он - есть)
тут вот интервью его мамы... кому интересно. а это интересно. пусть тоже останется.
письмо антону, вдогонку
такая, на секунду, слепота.
но, кажется, ты не хотел другого:
шел через комнату ночную в пирогово
и вышел прямо к церкви ла пьета -
и щуришься, поскольку рассвело.
там кто-то кроме мусорщиков, чаек
и мраморных детей тебя встречает.
- давай мне сумку. - да не тяжело.
да нет же, стой, а как же мы, а мы,
кому нас отговаривать от мести,
спасать от смерти, откупать у тьмы,
"не ссы, любимая, мы сможем это вместе"
покуда ликовала гопота,
мы рты сцепив по стенке оседали, -
вы плавно обогнули оспедале,
купили сыра, взяли по полста
холодной граппы, бросили на чай,
взошли и закурили на альтане.
а мы все камни круглые катали
в руках, шептали "ну, прощай. прощай"
оскальзываясь, поднимали гроб,
изображали, как ты недоволен,
что мы ревем.
а с дальних колоколен
снимался звон и черепицу скрёб
и овевал тебя, и обнимал,
и ты предпочитал не шевелиться.
и как сквозь сон, ты видел наши лица,
но что за горе вдруг -
не понимал.
Вера Полозкова