Невероятная церковная живопись
На второй год жизни в Венгрии, то есть ещё не рассказывая о ней, а её изучая, отправились мы в маленький городок Рацкеве (час езды на электричке от Будапешта на юг). Во всех путеводителях говорилось, что ехать туда нужно ради сербской церкви с древними росписями. Или чтобы взглянуть на дворец принца Евгения Савойского. Вот и всё, пожалуй.
Как выяснилось, не всё.
Дворец, почему-то называемый замком, оказался скромным и вызвал подозрение: хорошо ли заплатили принцу за работу? Выгнать турок из Венгрии - не баран чихал. В 1697 году армия Евгения Савойского разбила турок при Зенте.
Тридцать тысяч солдат противника убиты, захвачены казна, государственная печать Османской империи и гарем султана. Герой! Представляется картина. Принц Савойский ведет в Вену гарем, и султанские жены сокрушаются о тяжелой доле европеек: «Одна жена - любит, одна - одежду шьет, и всё одна?» Герой, да. Но дворец одноэтажен и скучен. В нем сейчас тишайшая гостиница на 28 номеров - посмотрели, пошли дальше.
С городской пожарной каланчи оглядели окрестности, нашли три церковных шпиля. Белая с голубым высокая колокольня - та самая сербская. И две церкви поближе. Первая оказалась реформатская: солидная кирпичная неоготика. Вторая - католическая, с характерным барочным силуэтом шпиля >
Вот к ней-то нас дорога и привела.
Подошли, заглянули через застекленные двери. Увидели то, чего совсем не предполагали увидеть. И удивились. И спросили, как попасть внутрь. Нам указали путь - через ризницу. И когда мы вошли, внутри нас ожидало вот что…
Старая, традиционной формы церковь Keresztelő Szent János, св. Иоанна Крестителя, оказалась внутри расписана вся - сверху донизу плюс плафон - современной, свежей, оригинальной живописью.
По стенам внизу - шествие на Голгофу и страсти Христовы. Написано так, будто никакой прежней иконографии не было, и художник - первый,
кто берется изобразить этот сюжет. Вот так: прочел - и изобразил, как сам себе представил.
Что-то эль-грековское, пожалуй, есть в разворотах ладоней. Руки персонажей здесь часто говорят больше, чем лица. Вся роспись очень графична: линейный рисунок ведет основную мелодию, цвет менее активен, зато очень точен.
Вишневый плащ Иисуса собирает всю композицию в сцене с Пилатом. А мозаика на полу прокураторского дворца блестит, будто освещенная светом, идущим из реального окна в церкви Рацкеве >
Это стена.
Если же посмотреть наверх, то там во весь потолок - сюжет с лестницей Иакова >
Иаков, не вполне легитимно получив благословение отца («…голос, голос Иакова; а руки, руки Исавовы…»), бежит на восток, в сторону Месопотамии, где живет его дядя Лаван и где он встретит (но пока еще не знает об этом) двух своих будущих жен - любимую Рахиль и нелюбимую Лию. По дороге ложится отдохнуть и видит сон.
«И увидел во сне: вот, лестница стоит на земле, а верх ее касается неба; и вот, Ангелы Божии восходят и нисходят по ней.
И вот, Господь стоит на ней и говорит: Я Господь, Бог Авраама, отца твоего, и Бог Исаака…
...Иаков пробудился от сна своего и сказал:
истинно Господь присутствует на месте сем; а я не знал!»
(Быт.28:12-16)
Ничего подобного мы раньше не видели, и думали, что подобное возможно! Писать со смелостью Микеланджело так, как будто никакого Микеланджело не было, рукой отодвинув (как этот ангел) всю художественную традицию - это ж какую смелость надо иметь…
Ангелы не просто «восходят и нисходят», а клубятся и мельтешат как голуби над площадью - среди летящих, идущих, падающих человеческих фигур - не замечаемые и не задеваемые ими.
Вперемешку с ангелами - души человеческие, со всеми их человеческими слабостями - с кокетством (девушек с зеркалом видите?), праздностью и разным чревоугодием. Носителей грехов посерьезнее художник изображать не стал - не место им в небе, а сцен ада в этой церкви вовсе нет >
Мы стоим сейчас лицом к боковой стене и видим то, что изображено на потолке прямо над нами. Некто с завязанными глазами указывает истину тому, у кого глаза не завязаны, но самому взглянуть лень. Пророк вещает, а слушатель притулился у ног пророка, блаженствует.
Рядом старики. Друг на друга они уже не смотрят - насмотрелись за жизнь, но нарисованы так, что составляют одну форму, один силуэт на двоих.
Далее кто-то в желтом с весами - судья? Ювелир? Фармацевт?
Перед ним совершенно «как живой» седой дядька смотрит на что-то интересное вниз, в сторону посетителей храма, но думает, похоже, о своем.
И всюду среди людей ангелы: зовут, указывают, предостерегают. Трепетанья ангельских крыл люди, однако, не видят и не замечают, и живут как умеют.
Как мы.
Если же повернуться вправо, картина будет вот такой. Ангелы неотличимы от людей - так же удивляются, волнуются и размахивают руками.
Разве что для выражения чувств у них есть еще крылья.
Еще шаг вправо. Что там у этого скряги в ларце? Сокровища?
Сцена с четырьмя конями Апокалипсиса, Откровение Иоанна Богослова. Но опять - поперек всех традиций, без оглядки на сотни поколений христианских художников, изображавших в этом сюжете не тех персонажей и не так.
И вопрос уже не про художника - как он такое придумал и осмелился? - а про начальников и заказчиков: они-то как не побоялись?
Художнику по профессии положено творить небывалое и рисовать невиданное. Иерархи же, что светские, что церковные, обычно обеими руками держатся за традицию и новшеств отнюдь не приветствуют, потому что как бы чего «не того» не получилось, как бы высшее начальство брови не нахмурило. Здешние, как видно, оказались не из трусливых.
Стоило об этом подумать - и вот, пожалуйста: портреты церковных руководителей, взявших на себя ответственность за новый облик церкви в Рацкове >
На фотографии, выставленной при входе, все названы по именам >
В центре, третий слева, судя по списку - доктор Szilárdfy Zoltán, автор концепции росписей.
Сравнивает эскиз с готовой работой >
Самого же художника звали Ласло Патай, Patay László.
Родился он в 1932 году. Лауреат разных национальных художественных премий. Роспись с группой помощников выполнил в 1994-м.
В 2002-м там же, в Рацкеве, умер.
Ласло Патай. Автопортрет.
Его работа в Рацкеве - одна из крупнейших церковных росписей двадцатого века в Европе: 625 квадратных метров, 245 фигур.
И, кажется, за пределами Венгрии о ней почти никто не знает.
Мы ходили по церкви, разглядывали роспись на потолке, задрав головы, Максим фотографировал, а за пультом органа сидел и перебирал клавиши молодой священник. Выходили тоже через ризницу. Священник не отвлекался. Дверь открыта, у двери на крючке связка ключей, на столе компьютер, мобильник, еще ключи. Сторожей, кассы, охраны - нет.
Вышли на улицу, оглянулись… Лето, полдень, тишина. Могли бы ведь и пройти мимо, не заглянуть сюда. Что подтолкнуло? Да чистое любопытство: а нет ли тут чего интересного.
Оказалось, очень даже есть.
А что сербская церковь, о которой пишут путеводители?
Церковь как церковь. Росписи как росписи. Варварские довольно, причем поздние, восемнадцатый век. Смотреть на них - интересных, наверное, с точки зрения археологии, но не искусства - уже совершенно не хотелось после того, что так неожиданно и мощно открылось нам в церкви Иоанна Крестителя.
Фото: Максим Гурбатов