(no subject)
Betrachen-betrachen...
Правы люди - какой хороший немецкий глагол.
Эх, устала я что-то делать вид, что усиленно учусь. Пойду что ли посплю для разнообразия.
Хочу непокоррапченный Requiem et Reminiscence, которого у меня, похоже, так никогда и не будет, и кучу свободного времени, которое можно было бы самозабвенно убивать. А еще на велосипеде кататься. И есть мороженное. Да-да, сливочное с шоколадной крошкой.
Гхм. И, наверно, надо бы наконец начать выполнять обещание, данное Айсу, и дописать-таки рассказик до конца)
А чтобы не отвертеться, вывешу первую главу. (А там посмотрим))
Приятный полумрак окутывал комнату. Пол устилал мягкий ковер с толстым ворсом, приглушавшим звуки шагов, отчего - Вит ощутил это остро, словно оглохнув на мгновение от непереносимой какофонии - казалось, будто эта комната полностью отрезана от внешнего мира, наполненного жизненной силой и звучанием. Кажется, здесь все-таки были окна, но они всегда были завешаны тяжелыми бархатными гардинами.
По крайней мере, так было всегда, когда сюда приходил Вит. Он никогда не удивлялся такому положению вещей, потому что прекрасно понимал, что хозяин комнаты попросту не хочет, чтобы Вит видел его лицо. Этот человек никогда не зажигал больше свечей, чем было нужно, чтобы видеть очертания фигур, и их неверный, почти заговорщический свет заставлял Вита жмурить глаза, предательски растапливал воздух, превращая его в текучую материю. Хозяин скрывался за дрожащим полотном сумрака, за прирученным пламенем свечей, за клубящимся к потолку ароматным дымом тлеющих на жаровне трав. Виту не дозволялось подходить ближе. Да он и не старался преступить этот закон - он знал, что случилось с теми, кому он пришел на смену.
Яркий прямоугольник света изрезан чернильными тенями. А вот и мальчик. Виттер, кажется. А впрочем, не имеет значения. Сегодня он умрет. Дело решенное: его заметили, его заподозрили, теперь достаточно проследить его передвижения и он выведет их прямиком… Да-да, прямиком. Это совсем ни к чему. Мальчишка оказался слишком неуклюжим и неосторожным. И что это он привел?
- Пусть подойдет.
Глубокий голос тих и спокоен, но Вит отчего-то сразу и безоговорочно осознает, что это приказ; от него щемит в солнечном сплетении, и потеют горячие ладони, а сердце пропускает удар. Вит отряхивается от оцепенения, глотает застрявший в горле ком и резко, даже чересчур, выталкивает на середину комнаты дрожащую девушку с заплаканным лицом.
А она недурна собой. Фигура хороша, кожа белая. А то, что такая запуганная, так это даже выигрышнее будет смотреться - в позу вставать не станет. Так и быть. Будем считать, что это твой прощальный подарок мне, мальчик.
- Ты можешь идти.
К ногам Вита с тонким перезвоном падает увесистый полотняный мешочек. Голос все также бесстрастен - невозможно определить, понравилась ли ему девушка, доволен ли он работой Вита. Однако, судя по звонкому говору золота в мешочке, все же доволен.
Поклониться этому странному человеку, возлежащему на бархатистых подушках, потягивающему как ни в чем ни бывало теплое вино с ароматом корицы и пряностей. Поклониться и уйти, и снова забыться на день, на неделю. Пить ром и вино, а порой их вместе, чтобы хоть на время перестать думать о том, чтó случается с людьми, которых он приводит в эту полутемную комнату. Нет, лучше не задавать себе таких опасных вопросов - это не его дело. Его дело - выполнять приказ и получать за это золото. И никаких сомнений и колебаний.
Короткий поклон, и черная тень разрезает яркий свет, удаляясь прочь. Прощай, мальчик.
Девушка с тоской и страхом глядит вслед уходящему наемнику: нет! нет! только не так! только не оставляй меня здесь, наедине с этим странным молчаливым человеком! - так кричат ее глаза в спину юноши.
Дверь закрывается за ним сама собой. Прямоугольник света съеживается, зажмуривается и, наконец, исчезает - и вместе с комнатой погружаются во тьму глаза пленницы, заполняя черным растущие зрачки.
- Я буду звать тебя Айсмин.
Вот так просто. Девушка вздрагивает и сжимается, на коленях, на ковре, у его ложа. Ему мало ее унижения? Он хочет сделать ее вещью? Жестокий.
- Тебе хочется жить, Айсмин?
Она набирается мужества и исподлобья смотрит ему в глаза. Его красивое лицо и голос бесстрастны, а в глазах, темных из-за сумрака комнаты, пляшут искры веселья. Он смеется над ней? Что он хочет услышать? И зависит ли хоть что-нибудь от ее ответа?..
- Да…
- У тебя еще есть шанс доказать свое право на жизнь. А потом посмотрим.
Ну конечно. Доказать.
- Я сделаю все, что Вы захотите, я… я не знаю, что нужно делать… я еще никогда… - ее быстрый голос срывается и падает, глаза застилает туман, она придвигается ближе к полулежащему мужчине. - Но я по-ста-ра-юсь…
- Дура, - безразлично. - Меня это не интересует.
Ей кажется или искры в его глазах погасли? Теперь его лицо еще более непроницаемо, чем прежде.
Разочарование и откровенная скука. Пожалуй, что ничего в ней нет. Ей не стоило открывать рта.
Он протягивает к ее лицу белую руку с тонкими пальцами и тяжелым перстнем. Может быть, он и не злится вовсе, может быть, он ждал этого ее ответа, чтобы потешить свое тщеславие. Может быть… Девушка с надеждой, как тонущая, хватает его руку и оставляет на ней долгий поцелуй.
- Тебе придется приложить большие усилия, чтобы заслужить свое право…
Вит быстро шагал по освещенным факелами коридорам, унося ноги из этого жуткого места. Он даже сейчас, сквозь стены, спиной чувствовал ее взгляд, взгляд, которым она прощалась с ним и умоляла не уходить. Какое-то чувство горячей волной накрывало и захлестывало его, заставляя сосредоточиться на этом странном ощущении, от которого чесалась спина. Она смотрела на него.
Наверно, это было чувство вины.
Вит покидал их обоих - девушку и мужчину, - уходил, чтобы избавиться от этого свербящего взгляда, унося в полотняном мешочке свою смерть, подобно дракону, кольцами свивавшуюся на золоте.