Иван Ефремов - человек трех миров. Часть третья
Итак, как было сказано в прошлом посте, появление пресловутого «безопасного общества» было воспринято Ефремовым исключительно в положительном ключе. Поскольку он прекрасно видел, что, во-первых, это самое общество неизбежно вытекает из тех устремлений, которые имел СССР в период 1920-1940 годы - т.е., в период форсированной индустриализации. А, во-вторых, что оно является обязательным элементом «восхождения к коммунизму». И поэтому - как бы привлекательно не выглядели советские люди времен «развитого сталинизма», с их идеей служения государству, долга и т.д. - но этот этап надо будет обязательно проходить. (То есть, вне связи с «кукуруником» и его начальственной дурью, переходить от существующей системы к чему-то иному было необходимо.)
Впрочем, писатель не просто принимал неизбежность данного этапа - но и активно участвовал в его формировании. И в уже помянутом романе «Туманность Андромеды» - ставшем важнейшим этапом в плане формирования коммунистического мировоззрения молодых поколений, выведшей коммунистическую идею за пределы государственной идеологии. И в вышедшем через четыре года после «Туманности» романе «Лезвие бритвы», который выступил прямой попыткой форсировать развитие советского общества. В том смысле, что тут Иван Антонович не просто показал возможности развития социальных систем в будущем - но, практически, дал прямые указания: как это делать.
Да, разумеется, сейчас многие идеи, показанные в «Лезвии», выглядят наивными - а некоторые, вроде генной памяти, просто обесценились, став нереализуемыми в свете современного уровня генетики - но сути это не меняет. В том смысле. что основная идея романа - состоящая в необходимости развития ментальных способностей каждого обитателя социалистического общества -сейчас выглядит не просто верной, а сверхверной. Поскольку прошедшие с 1961 года -годы выхода романа - события прекрасно доказали, что вопрос о развитии советского человека оказался далеко не второстепенным. В том смысле, что сохранение мещанского мировоззрения масс при достижении социальной безопасность оказалось для СССР реально критическим.
Конечно, выбор в качестве примера для дальнейшего развития советского человека индийской йоги сейчас можно с легкостью оспорить. (В том смысле, что 99.99% «йогических учений» в реальности оказались банальной «разводкой» для легковерных европейцев. А оставшаяся ничтожная доля - слишком малоизученной и неструктурированной для того, чтобы ей можно было удобно пользоваться.) Но было бы смешно винить в подобном выборе Ефремова, который писал свой роман еще до того, как волна «псевдовосточных философий» захлестнула западный мир. («Лезвие бритвы» было написано в 1960 году, а указанный процесс начался где-то с 1965 г.) Тем более, что основной упор автор делал в нем не на йогу, а на разработку научной психофизиологии - т.е. понимания связи процессов, происходящих в человеческой мозге с проявлениями человеческой же психики.
А эта задача - как нетрудно догадаться - является вполне актуальной и теперь. Поскольку реальный прогресс в плане понимания сути психических процессов с 1960 годов довольно скромен. Не говоря уж о том, что базовая задача по поиску и уничтожению деструктивных процессов - происходящих в человеческой психики - сейчас просто не ставится. (Более того, в настоящее время модным стало, вообще, исключение понятия «деструкции» из психологии - в результате чего люди с неразвитой психикой начинают рассматриваться. как вариант нормы.)
Впрочем. тут мы уже достаточно далеко выходим за рамки поставленной темы. Поэтому имеет смысл вернуться к тому, с чего начали. И еще раз указать на то, что до определенного времени Ефремов в целом приветствовал происходящие в обществе перемены. Однако уже к середине 1960 годов ему стало понятным, что существующие общественные структуры отнюдь не способствуют ментальному развитию каждого советского человека - но, скорее, наоборот. И что данный момент ставит вопрос о самом существовании социалистического общества в нашей стране.
Разумеется, это не значило, что Иван Антонович стал антисоветчиком, что он начал сомневаться в правильности выбранного во время революции курса - как любили в свое время заявлять некоторые «ефремовцы», формируя из писателя популярный в свое время образ «диссидента-западника». Нет конечно - он до самого своего конца оставался сторонником социалистического пути, прекрасно понимая, что альтернативы этому нет. Но вот в плане уверенности в том, что это социалистическое развитие удастся осуществить быстро и «линейно», разумеется, Ефремов начал испытывать определенный пессимизм. В том смысле, что он начал понимать то, что имеющиеся в обществе тенденции не позволять просто преобразовать «безопасное общество» в общество коммунистическое. И что потребуется немалый срок для того, чтобы перейти от того состояния, которое достигло человечество в 1960 годах, к чему-то более совершенному.
Именно отсюда проистекает его знаменитая фраза о «шаловливых мальчиках» - под коими он подразумевал людей, выросших в безопасном обществе - которые приведут к мировой катастрофе. И, разумеется, именно отсюда растут «корни» его знаменитого романа «Час быка». Который многими представителями указанного «безопасного общества» считался романом антисоветским - но на самом деле им не являлся. Скорее, наоборот - это было произведение о гипотетическом обществе, которое могут построить те самые «шаловливые мальчики», дорвавшись до «социальных рулей». И - как показала практика - он был в этом плане полностью прав.
В том смысле, что эти самые «мальчики» в 1990-2000 годы действительно построили нечто малопривлекательное. Причем, практически везде - от бывшего СССР до США. И разумеется, вспоминать ефремовскую «антиутопию» в последнее время хочется все чащи и чаще. Однако надо понимать, что прямое сведение текущей ситуации к описанной Ефремовым жизни планеты Торманс некорректно - поскольку существует одно очень серьезное отличие. Состоящее в том, что на Тормансе социум - вырожденный, лишенный возможности самостоятельного развития. А у нас - несмотря на всю имеющуюся мерзость - нет. В смысле - наш социум способен к самостоятельному разрешению имеющихся противоречий путем прохождения через кризис. Или даже Суперкризис. А тормансианский - нет.
Причем, подобное условие было создано Иваном Антоновичем сознательно, в процессе задания условий существования людей на Тормансе. Поскольку на самом деле «Час быка» - это не чистая антиутопия, или, даже не антиутопия вообще. (То есть, не изображение плохо устроенного общества, созданное в целях запугать современников.) А книга,имеющая ту же самую цель, что и «Туманность Андромеды» или «Лезвие бритвы». А именно: книга, должная помочь развития «безопасного поколения» вплоть до преодоления последним всех своих недостатков. Это прекрасно видно хотя бы из того, что с самого начала повествование идет не «из глубины» тормансианского ада - как, в общем-то, принято среди антиутопий. (Скажем, в«Дивном новом мире» Хаксли или «1984» Оруэлла.) Напротив, читатель получает «картинку» через восприятие тех самых землян, что были введены автором в своих утопических произведениях.
И тем самым, он с самого начала прекрасно понимает и наличие альтернативы тормансианской мерзости. И те пути, с которыми связана эта альтернатива. Более того, контраст между поведением тормансиан - которые, в общем-то, ничем не отличаются от окружающих обывателей - и жителей коммунистической Земли, позволяет прекрасно увидеть то направление развития, которое способно привести нас к прекрасному будущему. (И отвести от ужасного настоящего.) То есть, сам «Час быка» оказывается, фактически, эквивалентным описанным в романе «демонстрациями» перед задавленными олигархами жителями иной планеты образов прекрасного мира.
То есть, вопреки всему,«шаловливые мальчики» видятся писателю не приговором для человечества - хотя очень многие думают именно так. А, скорее, серьезным препятствием для быстрой и легкой коммунизации, еще одним витком диалектической спирали, формирующей вечные человеческие страдания - вместо легкого «геликоидального вреза», позволяющего напрямую выйти к человеческому счастью. Разумеется , это так же печально - в особенности на фоне тех ожиданий, что были в 1950-1960 годах, когда казалось, что коммунизм не за горами. Но, в любом случае, несмертельно для нашей цивилизации. Которая - как уже было сказано не раз - находится лишь в самом начале своего реального развития. То есть, развития, в котором главным смыслом существования человека станет не дебильная и «природная» (на самом деле неприродная) борьба с себе подобными - а методичное и рациональное совместное преобразование Вселенной.
Но об этом, понятное дело, надо будет говорить уже отдельно. Тут же - завершая поставленную тему - можно только еще раз указать на то, что для Ефремова - видевшего все величие происходящих после 1917 года перемен, а так же очевидные результаты этих перемен в реальности - подобная трактовка происходящего была совершенно естественной. И даже огромные - по меркам человеческой жизни - сроки грядущих изменений его не пугали. (Не даром он отнес действие той же «Туманности» на тысячу лет от 1950 годов - тогда как другие авторы помещали общество будущего буквально «в завтра».) А главное - такие огромные временные величины не мешали ему напрямую работать ради наступления этого самого будущего. Давая, тем самым, урок всем нам….
Впрочем, писатель не просто принимал неизбежность данного этапа - но и активно участвовал в его формировании. И в уже помянутом романе «Туманность Андромеды» - ставшем важнейшим этапом в плане формирования коммунистического мировоззрения молодых поколений, выведшей коммунистическую идею за пределы государственной идеологии. И в вышедшем через четыре года после «Туманности» романе «Лезвие бритвы», который выступил прямой попыткой форсировать развитие советского общества. В том смысле, что тут Иван Антонович не просто показал возможности развития социальных систем в будущем - но, практически, дал прямые указания: как это делать.
Да, разумеется, сейчас многие идеи, показанные в «Лезвии», выглядят наивными - а некоторые, вроде генной памяти, просто обесценились, став нереализуемыми в свете современного уровня генетики - но сути это не меняет. В том смысле. что основная идея романа - состоящая в необходимости развития ментальных способностей каждого обитателя социалистического общества -сейчас выглядит не просто верной, а сверхверной. Поскольку прошедшие с 1961 года -годы выхода романа - события прекрасно доказали, что вопрос о развитии советского человека оказался далеко не второстепенным. В том смысле, что сохранение мещанского мировоззрения масс при достижении социальной безопасность оказалось для СССР реально критическим.
Конечно, выбор в качестве примера для дальнейшего развития советского человека индийской йоги сейчас можно с легкостью оспорить. (В том смысле, что 99.99% «йогических учений» в реальности оказались банальной «разводкой» для легковерных европейцев. А оставшаяся ничтожная доля - слишком малоизученной и неструктурированной для того, чтобы ей можно было удобно пользоваться.) Но было бы смешно винить в подобном выборе Ефремова, который писал свой роман еще до того, как волна «псевдовосточных философий» захлестнула западный мир. («Лезвие бритвы» было написано в 1960 году, а указанный процесс начался где-то с 1965 г.) Тем более, что основной упор автор делал в нем не на йогу, а на разработку научной психофизиологии - т.е. понимания связи процессов, происходящих в человеческой мозге с проявлениями человеческой же психики.
А эта задача - как нетрудно догадаться - является вполне актуальной и теперь. Поскольку реальный прогресс в плане понимания сути психических процессов с 1960 годов довольно скромен. Не говоря уж о том, что базовая задача по поиску и уничтожению деструктивных процессов - происходящих в человеческой психики - сейчас просто не ставится. (Более того, в настоящее время модным стало, вообще, исключение понятия «деструкции» из психологии - в результате чего люди с неразвитой психикой начинают рассматриваться. как вариант нормы.)
Впрочем. тут мы уже достаточно далеко выходим за рамки поставленной темы. Поэтому имеет смысл вернуться к тому, с чего начали. И еще раз указать на то, что до определенного времени Ефремов в целом приветствовал происходящие в обществе перемены. Однако уже к середине 1960 годов ему стало понятным, что существующие общественные структуры отнюдь не способствуют ментальному развитию каждого советского человека - но, скорее, наоборот. И что данный момент ставит вопрос о самом существовании социалистического общества в нашей стране.
Разумеется, это не значило, что Иван Антонович стал антисоветчиком, что он начал сомневаться в правильности выбранного во время революции курса - как любили в свое время заявлять некоторые «ефремовцы», формируя из писателя популярный в свое время образ «диссидента-западника». Нет конечно - он до самого своего конца оставался сторонником социалистического пути, прекрасно понимая, что альтернативы этому нет. Но вот в плане уверенности в том, что это социалистическое развитие удастся осуществить быстро и «линейно», разумеется, Ефремов начал испытывать определенный пессимизм. В том смысле, что он начал понимать то, что имеющиеся в обществе тенденции не позволять просто преобразовать «безопасное общество» в общество коммунистическое. И что потребуется немалый срок для того, чтобы перейти от того состояния, которое достигло человечество в 1960 годах, к чему-то более совершенному.
Именно отсюда проистекает его знаменитая фраза о «шаловливых мальчиках» - под коими он подразумевал людей, выросших в безопасном обществе - которые приведут к мировой катастрофе. И, разумеется, именно отсюда растут «корни» его знаменитого романа «Час быка». Который многими представителями указанного «безопасного общества» считался романом антисоветским - но на самом деле им не являлся. Скорее, наоборот - это было произведение о гипотетическом обществе, которое могут построить те самые «шаловливые мальчики», дорвавшись до «социальных рулей». И - как показала практика - он был в этом плане полностью прав.
В том смысле, что эти самые «мальчики» в 1990-2000 годы действительно построили нечто малопривлекательное. Причем, практически везде - от бывшего СССР до США. И разумеется, вспоминать ефремовскую «антиутопию» в последнее время хочется все чащи и чаще. Однако надо понимать, что прямое сведение текущей ситуации к описанной Ефремовым жизни планеты Торманс некорректно - поскольку существует одно очень серьезное отличие. Состоящее в том, что на Тормансе социум - вырожденный, лишенный возможности самостоятельного развития. А у нас - несмотря на всю имеющуюся мерзость - нет. В смысле - наш социум способен к самостоятельному разрешению имеющихся противоречий путем прохождения через кризис. Или даже Суперкризис. А тормансианский - нет.
Причем, подобное условие было создано Иваном Антоновичем сознательно, в процессе задания условий существования людей на Тормансе. Поскольку на самом деле «Час быка» - это не чистая антиутопия, или, даже не антиутопия вообще. (То есть, не изображение плохо устроенного общества, созданное в целях запугать современников.) А книга,имеющая ту же самую цель, что и «Туманность Андромеды» или «Лезвие бритвы». А именно: книга, должная помочь развития «безопасного поколения» вплоть до преодоления последним всех своих недостатков. Это прекрасно видно хотя бы из того, что с самого начала повествование идет не «из глубины» тормансианского ада - как, в общем-то, принято среди антиутопий. (Скажем, в«Дивном новом мире» Хаксли или «1984» Оруэлла.) Напротив, читатель получает «картинку» через восприятие тех самых землян, что были введены автором в своих утопических произведениях.
И тем самым, он с самого начала прекрасно понимает и наличие альтернативы тормансианской мерзости. И те пути, с которыми связана эта альтернатива. Более того, контраст между поведением тормансиан - которые, в общем-то, ничем не отличаются от окружающих обывателей - и жителей коммунистической Земли, позволяет прекрасно увидеть то направление развития, которое способно привести нас к прекрасному будущему. (И отвести от ужасного настоящего.) То есть, сам «Час быка» оказывается, фактически, эквивалентным описанным в романе «демонстрациями» перед задавленными олигархами жителями иной планеты образов прекрасного мира.
То есть, вопреки всему,«шаловливые мальчики» видятся писателю не приговором для человечества - хотя очень многие думают именно так. А, скорее, серьезным препятствием для быстрой и легкой коммунизации, еще одним витком диалектической спирали, формирующей вечные человеческие страдания - вместо легкого «геликоидального вреза», позволяющего напрямую выйти к человеческому счастью. Разумеется , это так же печально - в особенности на фоне тех ожиданий, что были в 1950-1960 годах, когда казалось, что коммунизм не за горами. Но, в любом случае, несмертельно для нашей цивилизации. Которая - как уже было сказано не раз - находится лишь в самом начале своего реального развития. То есть, развития, в котором главным смыслом существования человека станет не дебильная и «природная» (на самом деле неприродная) борьба с себе подобными - а методичное и рациональное совместное преобразование Вселенной.
Но об этом, понятное дело, надо будет говорить уже отдельно. Тут же - завершая поставленную тему - можно только еще раз указать на то, что для Ефремова - видевшего все величие происходящих после 1917 года перемен, а так же очевидные результаты этих перемен в реальности - подобная трактовка происходящего была совершенно естественной. И даже огромные - по меркам человеческой жизни - сроки грядущих изменений его не пугали. (Не даром он отнес действие той же «Туманности» на тысячу лет от 1950 годов - тогда как другие авторы помещали общество будущего буквально «в завтра».) А главное - такие огромные временные величины не мешали ему напрямую работать ради наступления этого самого будущего. Давая, тем самым, урок всем нам….