О демографических проблемах сытого общества - или о том как Китай определил судьбу современного мира
Наверное, мало кто не знает про знаменитую китайскую программу планирования рождаемости «Одна семья - один ребенок». Разумеется, надо понимать, что это не самая первая «демографическая программа» в данной стране - вопрос ограничения рождаемости в КНР был поднят еще в конце 1950 годов - но самая известная и одновременно, самая «мощная». Мощная и в смысле охвата населения, и в смысле задействованных средств: требование планирования рождаемости было даже внесено в Конституцию страны. (В 1982 году.) Результат этого, думаю, так же очень хорошо известен. Впрочем, нет: скорее наоборот, мало кто реально понял то, что же это была за программа, какое развитие событий она предотвратила, а какое - сделала неизбежным. Причем, не только для Китая, но и для всего остального мира.
Да, именно так: китайская программа контроля рождаемости оказалась явлением всемирного значения, затронув «историческую последовательность» даже тех стран, которые с КНР имеют очень мало отношений. Но прежде, чем вести разговор на данную тему, стоит сказать несколько слов о «предыстории» данного процесса. В смысле - о том, чем же было вызвано подобное «жесткое» отношение китайских властей к рождаемости. (Настолько жесткое, что вызвало даже изменение Конституции.) Поскольку оно очень сильно отличается от привычного для нас, «интуитивного» объяснения.
В том смысле, что, среди обывателей существует миф, состоящий в том. что главной причиной китайского ограничения рождаемости - а равно и других подобных проблем - служит «дефицит ресурсов». То есть, представление о том, что «если люди будут плодиться, как кролики, то еды на них не хватит». Разумеется, тут не надо говорить, что подобная «модель» восходит к известному британскому священнику и экономисту Томасу Мальтусу. Однако стоит отметить, что у Мальтуса - в отличие от современных «мальтузианцев» - была несколько иная концепция. Основанная на одной важной особенности экономики того времени (конец XVIII - нач. XIX столетий): на господстве традиционного сельского хозяйства.
В том смысле, что это самое «хозяйство» могло развиваться исключительно экстенсивным путем: путем распашки лишних земель. (Технологии производства менялись крайне медленно, и сводились, опять-таки, к ускорению данной распашки.) Наверное, после этого нетрудно будет догадаться о том, что у подобного метода был серьезный недостаток: количество пригодной для сельхоздеятельности земли было в то время крайне ограничено. Особенно в Британии, земельный фонд которой был полностью вовлечен в сельхозпроизводство еще в XV-XVII веках. Отсюда неудивительно, что классические «мальтузианцы» видели в росте рождаемости фундаментальную проблему. (Решать которую предлагали, кстати, не через юридический запрет заводить детей - что для господствующей тогда религиозной парадигмы было невозможно - а через всяческой ухудшение жизни беднейших слоев населения.)
Однако уже ко второй половине XIX столетия эти положения стали неактуальными. В том смысле, что вовлечение в сельхозоборот огромного количества американских земель - с «обеих» Америк - на какое-то время полностью закрыло «земельный дефицит». А появление в 1930-1950 годов интенсивного сельского хозяйства - т.е. «зеленая революция» - исключившего истощение почв (через внесение неорганических удобрений) привело к полной потере актуальности мальтузианства. Тем более, что к этому времени стало понятным, что, собственно, сельхоздеятельность требует ничтожного количества людей. (10-20%) Все же остальные могут поглощаться промышленным производством, которое «мальтузианских ограничений» не имеет. Разумеется, для него есть ограничения «немальтузианские» - например, связанные с размерами рынка - однако и их, в общем-то, научились обходить к 1950 годам. (Или поверили в то, что научились обходить - смысл от этого не меняется.)
В любом случае, с классическими «моделями Мальтуса» представления демографов 1960-1970 годов - которые и разрабатывали программы наподобие китайской «Одни семья -один ребенок» - имели мало общего. Более того: к этому времени уже стало понятным, что «бесконечный рост населения» нереален. И что в действительности демографические процессы имеют более сложную структуру, для которой характерно, например, такое явление, как «демографический переход». Т.е., резкое снижение рождаемости по мере развития производительных сил, сопровождаемое при этом таким же резким снижением смертности. Данный процесс наблюдался для развитых стран с самого начала XX века. Скажем, во Франции коэфициент рождаемости упал с 39% в начале XIX века до 17% в 1930 годах. Для Германии дело обстояло еще интереснее: еще в 1870 годах там данный показатель был 39%, а в 1932 году сократился аж до 15%. (Именно тут лежит один из корней популярности нацизма, который обещал сократить «вымирание нации».) Ну и т.д., и т.п.
То есть, уже в 1950 годах (!) стало понятным, что никакого «мальтузианского ужаса» нам не грозит. По крайней мере, развитым странам. Скорее, наоборот: их ждет неизбежное сокращение населения к 1980-1990 годам. (До этого данный процесс тормозил рост продолжительности жизни. Но понятно, что он не мог быть бесконечным: «перепрыгнуть» предел в 100 лет не представлялось возможным - равно как не представляется и сейчас.) На этом фоне привычная «обывательская» концепция «контроля рождаемости» - т.е., объяснение причин этого контроля со стороны «обычного человека» - оказывается неверной. В том смысле, что демографы уже к середине прошлого века прекрасно понимали: что же реально происходит в данной сфере, и каких сюрпризов стоит ждать в будущем.
Однако если с «количественными факторами» в данном случае проблем не было, то вот с «качественными» ситуация была иной. В том смысле, что в тех же 1960-1970 годах - когда окончательно стало понятной несостоятельность мальтузианства - «развитые социумы» столкнулись с иными проблемами. Состоящими в том, что привычная за много веков системы «взаимоотношения возрастов» вдруг оказалась сломана. Дело в том, что активная политика развития массового образования - перешедшая после Второй Мировой войны из «среднего» в «высший» сектор - породила огромное количество высокообразованной молодежи. А точнее, не просто высокообразованной молодежи, а молодежи, выросшей в условиях т.н. «безопасного общества» и постоянного экономического подъема.
Понятно, что процесс этот был непосредственно связан с давлением СССР - с «Советской тенью». Которая декларировала постоянный рост сложности производства: скажем, переход с поршневой авиации на реактивную, создание ракетной и космической промышленности, развитие компьютерной и электронной техники, вычислительных сетей, передовой органической химии, высокотехнологичной медицины и т.д., и т.п. (Причем, отказаться от данного процесса в условиях «соревнования сверхдержав» было невозможно.) И реальный результат всего этого был более, чем превосходным: уровень жизни людей в 1950-1980 годах рос, так же как и общий технологический уровень человечества. Однако была тут и известная проблема.Состоящая в том, что указанная «образованная молодежь» требовала для себя изначально высокого социального уровня. В то время, как «классическая» социально-производственная система, напротив, предлагала для этой категории населения только «начальные» места.
Указанное положение проявилось через хорошо известные «молодежные протесты» 1960-1970 годах. Причем, этот кризис не мог быть разрешен в принципе, ибо требовал полной перестройки производственной системы. Но тогда ситуацию «спасло» то, что общество было «сверхизобильным» - огромное количество молодых людей просто удалось исключить из «производственной структуры». (Уход в «коммуны хиппи», рост потребления наркотиков, увеличения значимости «непроизводственных» сторон жизни - начиная с музыки и заканчивая футболом - введение «системного активизма», ну и т.д., и т.п.) Разумеется, не всегда это происходило сознательно, но сути это не меняет: «Красный май» оказался подавленным без «прямого» его подавления.
Позднее же - когда количество молодежи начало снижаться - удалось вовлечь ее в систему т.н. «спекулятивной деятельности». (В тот самый «мир офисного планктона», который возник еще в 1980 годах в виде пресловутого «яппизма».) Но понятно, что это был чистый паллиатив, да еще и возможный из-за исключительно благоприятных «внешних условий». (А именно: из-за резкого снижения советского давления по «внутрисоветским причинам».) И ни для каких иных государств - кроме стран «Запада» 1970-1980 годов - не подходил. А значит, все остальные обязаны были думать о том, как же справиться с неизбежными «молодежными волнами», которые грозятся разрушить всю социосистему? Разумеется, вариант с отказом от ускоренного развития тут не подходил: страна, которая не имеет своей передовой промышленности в современном мире, оказывается обреченной на уничтожение. (Этот момент, думаю, после Ирака-Ливии-Сирии объяснять никому не нужно. Впрочем, реально это не нужно было объяснять уже после Кореи-Вьетнама.)
Кроме того, для государств «догоняющего типа» - к которым относится тот же Китай - указанный кризис обещал быть еще более острым. В том смысле, что в данном случае им пришлось бы иметь дело не просто с «высококвалифицированной» (относительно), и, следовательно, имеющей высокую «самоценность» молодежью, но с молодежью подобного типа «высоконцентрированной», сложенной в относительно «плотные» поколения, связанные с урбанизационными волнами. Проще говоря, переходя в городскую комфортную среду, бывшие сельские жители неизбежно заводят детей в первые годы. (Поскольку для любого обитателя традиционной деревни жизнь в индустриальном современном городе - это рай.)
Разумеется, потом - после того, как «общий восторг» спадет - спадает и рождаемость. Причем, очень сильно: собственно, уже помянутый «демографический переход» во многом связан именно с урбанизацией. Но это происходит именно, что «потом» - и указанную плотность в «первых возрастах» не снимет. Причем, чем совершеннее социальная система в обществе - тем больше проявляется данный эффект. И скажем, если «новый горожане» не получают ничего (кроме жизни в трущобах) - как, например, происходит в Индии или Латинской Америке - то данный «волны рождений» выделяются слабо. Но для социалистической системы - например, СССР - указанный момент становится чуть ли не определяющим всю ее дальнейшую судьбу.
Но об этом - а равно и о том, что же вытекает отсюда применительно к Китаю и современному миру - будет сказано уже в следующей части.