Про страх в классовом мире
Удивительно, но очень многие люди не понимают, что «самой главной эмоцией» традиционного общества является страх. Разумеется, под «традиционным обществом» тут подразумевается общество классового периода - поскольку именно к нему, как правило, апеллируют все «ревнители традиции». Формально, конечно, общинный социум так же может быть с полным правом назван «традиционным», однако - как уже было сказано - «традиционалисты», как правило, обращаются не к нему, а к более поздним «образцам», с добрым барином и батюшкой-царем. Поэтому в данном случае под указанным названием будет пониматься именно классовая коннотация «мира традиции».
Так вот: в этом самом «классовотрадиционном мира» человеку было принято бояться. Бояться всего. Например, властей - ну, это, думаю, и так понятно, поскольку власть изначально есть инструмент осуществления репрессий. Сиречь - действий, основанных, прежде всего, на устрашении, а уж потом - на физической силе. Просто потому, что количество «репрессоров» - надсмотрщиков над рабами, воинов - всегда было небольшим. И при достаточно массовом выступлении населения они, как правило, не могли физически его удерживать. (Если те же «крестьянские войны» начинались, то закончить их было крайне непросто.) Поэтому главной задачей государства в плане взаимодействия с «народной массой» было наведение страха. Например, через крайне жесткие меры по отношению к малейшим повинностям. (Салтыков-Щедрин в своей знаменитой фразе: «…спалил тридцать три деревни и, с помощью сих мер, взыскал недоимок два рубля с полтиною...» преувеличил не так уж и много. В том смысле, что любые карательные операции были крайне дорогими, и часто не оправдывали себя.)
Однако не только государство было источником страха. Страх пропитывал практически все сферы жизни: например, взаимоотношения людей. В которых, как правило, один был «пугающим», а другой - «пугаемым». Бояться стоило помещиков-плантаторов-лендлордов, которые так же были «источниками репрессий», хотя физических возможностей у них было еще меньше, чем у государства. Ну, в самом деле, что там наличествовало у пресловутых «крепостников»? Несколько холопов с кнутами, которые творили беззаконие на «подвластной территории», да пара кремневых пистолетов у самого помещика. А ведь они этими средствами «держали» в жестоком повиновении целые деревни, добиваясь выполнения самых нелепых и жестоких указаний. (Например, о предоставлении помещику «в пользование» красивых девок.)
То же самое можно сказать и о богачах, которые доводили бедняков до голодной смерти, и не получали от этого протеста. Хотя в действительности никаких «физических инструментов» поддержания повиновения богачи часто не имели. (Те же ростовщики часто сами по себе не «имели контакта» с государством - например, в связи с «национальной особенностью». Но сути это не меняло: подавляющее количество их «клиентов» боялось не платить.) Впрочем, на страхе строились не только «внешние отношения» - вроде взаимодействия с государством, лендлордом или ростовщиком. Страх пропитывал и ту же семейную жизнь. Наверное, все помнят фразу: «Жена, да убоиться мужа своего». Бояться отца должны были и дети. Собственно, само взаимоотношение «семейного патриарха» и домочадцев копировало взаимоотношение властителя и его подданных. Причина проста: как уже неоднократно говорилось, семья в течение веков классового господства была, прежде всего, инструментом производства. То есть, первичным была организация обработки семейного надела - а уж все остальное «прикручивалось» к этой сверхзадаче.
Отсюда очень странно выглядят апелляции консерваторов к «обществу-семье», которое, якобы, существовало до недавнего времени. (Условно -до Революции 1917 года.) Поскольку - будучи, во-многом, формально верным - в реальности это самое утверждение выглядит издевательством. Просто потому, что «семья» тут - это вовсе не пасторальный образ «всеобщей любви», который так любят рисовать консерваторы - а то же самое взаимоотношение страха и самовластья, что и в «большом мире». (Кстати, на этом фоне забавными смотрятся все протесты против «общественного воспитания»: дескать, в них детей лишают «родительской любви». Поскольку в реальности 99% детей если какую «любовь» и испытывали, то только в виде «профилактической порки» по любым вопросам. Правда, пороли отпрысков «ради их же блага» - но ведь и про крестьян это так же говорили.)
Наконец, страхом пропитывался и «природный» окружающий мир, что прекрасно можно увидеть через те же религиозные системы. Которые в «классовый период» приобрели очевидный «репрессивный оттенок». В отличие, кстати, от общинного времени, где «силы природы» рассматривались, как своеобразные - но вполне «договороспособные» - сущности. Которые, в общем-то, не враждебны человеку. (Напротив, с ними можно всегда «договориться», пускай правила договора и чисто иррациональны.) Именно поэтому человек «общинной эпохи» чувствовал себя в лесу, степи или тундре «как дома». (Разумеется, если речь шла о месте его проживания.) Конечно, это положение не было универсалистским - выход за пределы «типового ареала» оказывался почти невозможен - однако в плане личного самоощущения оно было весьма неплохим.
В классовом же мире ситуация начала меняться, и разного рода духи и божества начали приобретать отчетливо «репрессивный» оттенок. В том смысле, что теперь они требовали не столько «договора», сколько подчинения некоей «высшей системе ценностей». (На самом деле, конечно, системе ценностей классового общества с царем во главе.) Например, это выразилось в появлении концепции системы «посмертных наказаний» - иначе говоря, «ада». (В доклассовый период «посмертная жизнь» мыслилась, в основном, как продолжение «досмертной».) В том смысле, что если человек хоть как-то выбивался за пределы традиционных для общества установок, то его обязательно ждало «воздаяние». Эта концепция охватывала все классовые социумы - от Египта до Японии.
На этом фоне, например, можно привести забавную историю, случившуюся с буддизмом. В том смысле, что основатель данной религии изначально явно заявлял отсутствие подобной концепции - вместо него «ужасом бытия» предполагалось участие в «стандартном метаписихозисе». (То есть, в Сансаре, бесконечном перерождении душ.) Поэтому - с точки зрения Будды - каждый человек должен был стараться выбраться из него в пресловутую Нирвану. (Разумеется, это крайне условный и упрощенный взгляд - но сути это не меняет.) Однако для классового общества подобная система оказалась невозможной: она была слишком «мягкой». Поэтому там, где буддизм был воспринят в виде «государственной религии», он неизбежно обретал свой Ад. Который должен был дополнительно генерировать страх человека - и, как следствие, его подчинение всем имеющимся несправедливостям бытия.
Впрочем, как уже было сказано, иного в этом мире просто быть не могло, потому что «физические» возможности для подавления возмущений даже у самых мощных государств были ограничены. А значит, если бы не было «высшего страха» - не только религиозного, разумеется, но и «гражданского», страха перед исполнением «гражданских наказаний» - то поддерживать систему изъятия прибавочного продукта было бы невозможным. (Еще раз: даже плохо вооруженные крестьяне при значительном уровне своего восстания могли довольно долго противостоять разного рода рыцарям и прочим профессиональным «репрессорам» за счет своей высокой численности.) Разумеется, не надо говорить, что это неизбежно создавало известную деформацию психики - разного рода психозы-неврозы (скажем, в «религиозной форме») во время «классовой истории» были нормой. (Поэтому все стенания консерваторов о «потерянном рае» выглядят смешно: мир, в котором 90% людей не были уверены в том, что завтра они будут есть, и поэтому были готовы на крайнюю степень подчинения, раем может выглядеть только для истинных садистов.)
Самое же главное: подобная система продолжает сохраняться и по сей день. В том смысле, что классовое владычество неизбежно требует генерации страха - поскольку без него репрессивная государственная система просто не работает. (Еще раз: количество полицейских и военных даже в самых развитых странах несравнимо мало по сравнению с количеством обычных граждан.) Другое дело, что вместо религиозных систем главными его (страха) генераторами сейчас выступают пресловутые СМИ. Которые буквальным образом забрасывают обывателями картинами «ада» - только, в отличие от того, что было в прошлом, «ада земного». Но суть всей этой системы остается прежней: человек в классовом обществе всегда есть человек «невротизированный», запуганный до предела. И его «нормы» и модели поведения - это, прежде всего, модели и нормы именно запуганного существа. (Существа, которое будет, скорее, умирать от голода, нежели возьмет еду в заваленных ей магазинах - как это было во время Великой Депрессии. Или, например, будет сидеть дома в страхе перед «коронавирусом» и выходить для прогулки с собакой только после получения «аусвайса» - как это было в прошлом году.)
Ну, а о том, есть ли выход из этой ситуации, а так же о том, какой это выход - будет сказано отдельно. (Пока же можно только сказать, что этот самый выход есть.)
P.S. Кстати, из вышесказанного нетрудно понять, что подобный мир есть рай для психопатов. Т.е., для людей, у которых «сбиты настройки социальности». («Поехала крыша».) Поскольку подобный субъект - лишившись «страха перед системой» - с легкостью проходит все «заслоны и ограничения», поставленные перед ним. (См. историю недавнего «казанского стрелка».) Причем, у психопата могут быть «собственные страхи» - но сути это не меняет.
Впрочем, что тут какой-то «стрелок»: на самом деле «благостность» данного устройства для психопатов проявляется гораздо интереснее. И гораздо неприятнее, нежели даже в случае школьных расстрелов.
Так вот: в этом самом «классовотрадиционном мира» человеку было принято бояться. Бояться всего. Например, властей - ну, это, думаю, и так понятно, поскольку власть изначально есть инструмент осуществления репрессий. Сиречь - действий, основанных, прежде всего, на устрашении, а уж потом - на физической силе. Просто потому, что количество «репрессоров» - надсмотрщиков над рабами, воинов - всегда было небольшим. И при достаточно массовом выступлении населения они, как правило, не могли физически его удерживать. (Если те же «крестьянские войны» начинались, то закончить их было крайне непросто.) Поэтому главной задачей государства в плане взаимодействия с «народной массой» было наведение страха. Например, через крайне жесткие меры по отношению к малейшим повинностям. (Салтыков-Щедрин в своей знаменитой фразе: «…спалил тридцать три деревни и, с помощью сих мер, взыскал недоимок два рубля с полтиною...» преувеличил не так уж и много. В том смысле, что любые карательные операции были крайне дорогими, и часто не оправдывали себя.)
Однако не только государство было источником страха. Страх пропитывал практически все сферы жизни: например, взаимоотношения людей. В которых, как правило, один был «пугающим», а другой - «пугаемым». Бояться стоило помещиков-плантаторов-лендлордов, которые так же были «источниками репрессий», хотя физических возможностей у них было еще меньше, чем у государства. Ну, в самом деле, что там наличествовало у пресловутых «крепостников»? Несколько холопов с кнутами, которые творили беззаконие на «подвластной территории», да пара кремневых пистолетов у самого помещика. А ведь они этими средствами «держали» в жестоком повиновении целые деревни, добиваясь выполнения самых нелепых и жестоких указаний. (Например, о предоставлении помещику «в пользование» красивых девок.)
То же самое можно сказать и о богачах, которые доводили бедняков до голодной смерти, и не получали от этого протеста. Хотя в действительности никаких «физических инструментов» поддержания повиновения богачи часто не имели. (Те же ростовщики часто сами по себе не «имели контакта» с государством - например, в связи с «национальной особенностью». Но сути это не меняло: подавляющее количество их «клиентов» боялось не платить.) Впрочем, на страхе строились не только «внешние отношения» - вроде взаимодействия с государством, лендлордом или ростовщиком. Страх пропитывал и ту же семейную жизнь. Наверное, все помнят фразу: «Жена, да убоиться мужа своего». Бояться отца должны были и дети. Собственно, само взаимоотношение «семейного патриарха» и домочадцев копировало взаимоотношение властителя и его подданных. Причина проста: как уже неоднократно говорилось, семья в течение веков классового господства была, прежде всего, инструментом производства. То есть, первичным была организация обработки семейного надела - а уж все остальное «прикручивалось» к этой сверхзадаче.
Отсюда очень странно выглядят апелляции консерваторов к «обществу-семье», которое, якобы, существовало до недавнего времени. (Условно -до Революции 1917 года.) Поскольку - будучи, во-многом, формально верным - в реальности это самое утверждение выглядит издевательством. Просто потому, что «семья» тут - это вовсе не пасторальный образ «всеобщей любви», который так любят рисовать консерваторы - а то же самое взаимоотношение страха и самовластья, что и в «большом мире». (Кстати, на этом фоне забавными смотрятся все протесты против «общественного воспитания»: дескать, в них детей лишают «родительской любви». Поскольку в реальности 99% детей если какую «любовь» и испытывали, то только в виде «профилактической порки» по любым вопросам. Правда, пороли отпрысков «ради их же блага» - но ведь и про крестьян это так же говорили.)
Наконец, страхом пропитывался и «природный» окружающий мир, что прекрасно можно увидеть через те же религиозные системы. Которые в «классовый период» приобрели очевидный «репрессивный оттенок». В отличие, кстати, от общинного времени, где «силы природы» рассматривались, как своеобразные - но вполне «договороспособные» - сущности. Которые, в общем-то, не враждебны человеку. (Напротив, с ними можно всегда «договориться», пускай правила договора и чисто иррациональны.) Именно поэтому человек «общинной эпохи» чувствовал себя в лесу, степи или тундре «как дома». (Разумеется, если речь шла о месте его проживания.) Конечно, это положение не было универсалистским - выход за пределы «типового ареала» оказывался почти невозможен - однако в плане личного самоощущения оно было весьма неплохим.
В классовом же мире ситуация начала меняться, и разного рода духи и божества начали приобретать отчетливо «репрессивный» оттенок. В том смысле, что теперь они требовали не столько «договора», сколько подчинения некоей «высшей системе ценностей». (На самом деле, конечно, системе ценностей классового общества с царем во главе.) Например, это выразилось в появлении концепции системы «посмертных наказаний» - иначе говоря, «ада». (В доклассовый период «посмертная жизнь» мыслилась, в основном, как продолжение «досмертной».) В том смысле, что если человек хоть как-то выбивался за пределы традиционных для общества установок, то его обязательно ждало «воздаяние». Эта концепция охватывала все классовые социумы - от Египта до Японии.
На этом фоне, например, можно привести забавную историю, случившуюся с буддизмом. В том смысле, что основатель данной религии изначально явно заявлял отсутствие подобной концепции - вместо него «ужасом бытия» предполагалось участие в «стандартном метаписихозисе». (То есть, в Сансаре, бесконечном перерождении душ.) Поэтому - с точки зрения Будды - каждый человек должен был стараться выбраться из него в пресловутую Нирвану. (Разумеется, это крайне условный и упрощенный взгляд - но сути это не меняет.) Однако для классового общества подобная система оказалась невозможной: она была слишком «мягкой». Поэтому там, где буддизм был воспринят в виде «государственной религии», он неизбежно обретал свой Ад. Который должен был дополнительно генерировать страх человека - и, как следствие, его подчинение всем имеющимся несправедливостям бытия.
Впрочем, как уже было сказано, иного в этом мире просто быть не могло, потому что «физические» возможности для подавления возмущений даже у самых мощных государств были ограничены. А значит, если бы не было «высшего страха» - не только религиозного, разумеется, но и «гражданского», страха перед исполнением «гражданских наказаний» - то поддерживать систему изъятия прибавочного продукта было бы невозможным. (Еще раз: даже плохо вооруженные крестьяне при значительном уровне своего восстания могли довольно долго противостоять разного рода рыцарям и прочим профессиональным «репрессорам» за счет своей высокой численности.) Разумеется, не надо говорить, что это неизбежно создавало известную деформацию психики - разного рода психозы-неврозы (скажем, в «религиозной форме») во время «классовой истории» были нормой. (Поэтому все стенания консерваторов о «потерянном рае» выглядят смешно: мир, в котором 90% людей не были уверены в том, что завтра они будут есть, и поэтому были готовы на крайнюю степень подчинения, раем может выглядеть только для истинных садистов.)
Самое же главное: подобная система продолжает сохраняться и по сей день. В том смысле, что классовое владычество неизбежно требует генерации страха - поскольку без него репрессивная государственная система просто не работает. (Еще раз: количество полицейских и военных даже в самых развитых странах несравнимо мало по сравнению с количеством обычных граждан.) Другое дело, что вместо религиозных систем главными его (страха) генераторами сейчас выступают пресловутые СМИ. Которые буквальным образом забрасывают обывателями картинами «ада» - только, в отличие от того, что было в прошлом, «ада земного». Но суть всей этой системы остается прежней: человек в классовом обществе всегда есть человек «невротизированный», запуганный до предела. И его «нормы» и модели поведения - это, прежде всего, модели и нормы именно запуганного существа. (Существа, которое будет, скорее, умирать от голода, нежели возьмет еду в заваленных ей магазинах - как это было во время Великой Депрессии. Или, например, будет сидеть дома в страхе перед «коронавирусом» и выходить для прогулки с собакой только после получения «аусвайса» - как это было в прошлом году.)
Ну, а о том, есть ли выход из этой ситуации, а так же о том, какой это выход - будет сказано отдельно. (Пока же можно только сказать, что этот самый выход есть.)
P.S. Кстати, из вышесказанного нетрудно понять, что подобный мир есть рай для психопатов. Т.е., для людей, у которых «сбиты настройки социальности». («Поехала крыша».) Поскольку подобный субъект - лишившись «страха перед системой» - с легкостью проходит все «заслоны и ограничения», поставленные перед ним. (См. историю недавнего «казанского стрелка».) Причем, у психопата могут быть «собственные страхи» - но сути это не меняет.
Впрочем, что тут какой-то «стрелок»: на самом деле «благостность» данного устройства для психопатов проявляется гораздо интереснее. И гораздо неприятнее, нежели даже в случае школьных расстрелов.