Продолжение про "великий исход интеллигентов"
Итак, как было сказано в прошлом посте , в дореволюционное время количество людей, к которым можно было применить понятие «интеллигенции», было довольно малым. Собственно, даже если отнести сюда всех «работников умственного труда» - вплоть до уездных писарей - то их число окажется не больше 2,5 млн. человек на 176 миллионов остального населения. Если же «выбирать» только тех, кто «подходит» под современное значение «интеллигентов» - то это число будет гораздо меньше. (Если брать «связку» врачи-учителя-инженеры, то таковых на 1913 год приходилось порядка 400 тыс. человек. Причем, учитывая и лиц со средним образованием - с высшим было на порядок меньше.)
Разумеется, были еще и чиновники - коих в «широком» смысле слова насчитывалось до 575 тыс. человек. (В «узком» - только «ранговые» должности - порядка 250 тысяч.) Были еще «конторские служащие», разного рода служители религий (скажем, только православного духовенства насчитывалось 110 тыс. человек), ну и уже описанные в прошлом после офицеры и прапорщики (250 тыс. человек на 1917 год). Нам во всем этом многообразии, впрочем, важно одно: все эти люди, в большинстве своем, во-первых, находились в не сказать, чтобы «блестящем» положении и материально, и по уровню знаний.
Еще раз: в большинстве случаев «лица умственного труда» имели среднее образование (гимназию или реальное училище), относительно невысокий доход (конечно, по сравнению с околонулевыми доходами крестьян они были богачами, но на «мировом уровне» жили довольно скромно), и высокий уровень аполитичности. Кстати, именно по последнему критерию в дореволюционное время их и «не пускали» в интеллигенты: тогда считалось, что интеллигент - это не столько «лицо с высшим образованием», сколько человек, живущий активной «духовной жизнью». Т.е., интересующийся отвлеченными истинами - в том числе, и политическими. (Если не «прежде всего политическими».)
Собственно, именно поэтому обе революции 1917 года для подавляющего числа «представителей интеллектуального труда» проявились исключительно в «экономической» сфере. Т.е., в плане того, что можно приобрести и что можно потерять во время данных преобразований. Кстати, надо сказать, что даже для этих людей «дореволюционное» время было не сказать, чтобы особо сытым и привлекательным: развал логистики Российской Империи начался еще в 1916 году, что привело к перебоям с продовольствием - не говоря уж об иных ограничениях, связанных с войной. Именно поэтому не только «низы» общества, но и его «средние слои», в общем-то, приняли и Февраль. (На самом деле, Февральская Революция вызвала восторг практически у всех слоев российского общества - начиная с нищих и заканчивая крупными бизнесменами. Да что там - высшая аристократия нацепила «красные розетки».) И - как это не удивительно - в целом приняли и Октябрь.
В том смысле, что, конечно, Октябрьская Революция вызывала у «образованных сословий» множество вопросов - но на уровне бытовых проблем. (Продолжение уже указанного выше развала логистики, которая - по понятным причинам - не остановилась ни после Февраля, ни после Октября.) Что же касается вопросов «глобальных» - таких, как «вопрос о собственности» или, например, отношению к войне - то они, в целом «образованные сословия» волновали мало. (На порядок меньше, кстати, нежели «низы» - кои от решений большевиков в указанном плане лишь выигрывали.) И даже такие, казалось бы, «затрагивающие всех» - с т.з. антисоветчиков - решения новой власти, как то же «уплотнение жилья», в действительности протекали гораздо более мягко, нежели это кажется на первый взгляд. В том смысле, что того самого жилья, которое «уплотняли», на самом деле было немного: как уже говорилось, в той же Москве 1917 года было не более 30 тыс. «квартиросъемщиков» в доходных домах. (И не более 1000 владельцев особняков и дворцов.) Остальные 1,8 млн. человек жили, как правило, в избах того или иного типа, а так же снимали там помещения, а подобное жилье не уплотняли. (И это мы еще не рассматриваем отток населения из столиц в провинцию - где по известным причинам - проблем с логистикой были меньше.)
Поэтому само принятие Советской власти прошло удивительно «мягко». (Недаром его назвали «Триумфальное шествие Советской власти».) В том смысле, что - если исключить самые высшие социальные слои, то есть, наиболее богатых и знатных людей - то особого сопротивления ей не было. Впрочем, нет: большая часть «сопротивленцев» относилась не с сильно богатым, а к очень индокритинированным слоям - скажем, тем же юнкерам, кои стали чуть ли не самыми ярыми противниками Советов. (В отличие - как это не удивительно прозвучит - от того же кадрового офицерства. Которое предпочло, скорее, «уйти в тень»: даже во время Гражданской войны на стороне Белых выступило не на много больше офицеров, нежели на стороне красных.) Ну, а то же чиновничество, «пофрондировав» какое-то время, начало постепенно осваивать «профессию совслужащих». (То есть, перебираться поближе к пайкам и должностям.)
То же самое можно сказать и про других представителей «образованных слоев». В том смысле, что пресловутые «инженеры-врачи-учителя» в большинстве своем и после Революции 1917 продолжали работать на тех же местах, что и до нее. Другое дело, что разрушение промышленности в 1918-1920 годах - связанное с начавшейся блокадой Советской Республики и Гражданской войной - вызвало определенный отток квалифицированных кадров, в том числе и за рубеж. Но - еще раз - это было именно экономическое, а не политическое решение, ответственность за которое лежит исключительно на «авторах» этой блокады и войны. (Разумеется, о том, кто были эти «авторы», надо говорить отдельно. Тут же можно только отметить, что находились они за пределами страны: то же Белое Движение до начала поддержки Антанты - начавшейся с Чехословацкого мятежа - и после нее отличается кардинально.)
То есть - вопреки антисоветским мифам - никакого бегства (а уж тем более, уничтожения) интеллигенции в привычном для нас понимании не было. И поэтому, когда военная волна схлынула, и началось восстановление народного хозяйства страны, эти самые интеллигенты вновь «влились» в ее структуру. Став, таким образом, одним из элементов нарождающейся производственной системы. В результате чего, скажем, та же система школьного образования была восстановлена уже в 1920 году. (Точнее сказать, оно было кардинальным образом расширено - скажем, число низших учебных заведений выросло по сравнению с дореволюционным временем в полтора раза. А число вузов - более, чем в два.) Надо ли говорить, что без наличия учителей подобные вещи делать было невозможно? То же самое касается и медицины: скажем, число больниц к 1925 году выросло до 3,7 тысяч (с 2,9 тысяч в 1913 году), число врачебных участков с 3,4 до 4,2 тысяч. То есть, можно сказать, что число медперсонала не только не уменьшилось, но и увеличилось.
То же самое можно сказать и про промышленность - которая по основным отраслям начала возрождаться уже в 1921-1922 годах. (Минимум тут приходится на 1919 год - т.е., на время разгара Гражданской войны, окончательно добившей логистику.) Довоенные же показатели, в целом, были достигнуты уже 1925-26 годах. (Далее «пошла» уже чистая индустриализация, т.е., наращивание числа предприятий и объемов выпуска.) Понятно, что без инженеров и техников данная деятельность была просто невозможна. Более того - в 1923-24 годах началось не просто наращивание производства, но запуск множества новых производств в машиностроении: дело в том, что до 1917 года многие вещи банально закупались за рубежом, а теперь «блокада» не давала это делать. Кстати, указанный момент касается не только «самых передовых» на тот момент вещей - вроде электрогенераторов и тракторов - но и таких банальных сельхозорудий, как плуги, бороны или молотилки. (Их, конечно, выпускали - но меньше, нежели закупали.)
То есть, никакого «разрыва» между общественным производством Российской Империи и общественным производством СССР, в действительности не наблюдается. (Что, кстати, прекрасно показывает «надстроечность» и малое значение любых юридических процедур и актов.) И если опустить разрушительную роль запущенной Антантой Гражданской, то можно честно проводить преемственность наиболее передовых и наиболее отраслей молодого Советского Государства с таковыми Российской Империи. А если войну не опускать, то можно увидеть, что даже ей не удалось стать убийцей российской промышленности, российского образования, российского здравоохранения или российской науки. Поэтому после того, как прямые военные действия в стране прекратились, началось возрождение, а потом и подъем.
То есть, в любом случае, придется признать, что или никакого «уничтожения интеллигенции» в 1917 году не было. Или же, что эта «интеллигенция» для государства не имела никакого значения, и ее отсутствие если что и давало - так это общих рост и улучшения жизни граждан. На самом деле, кстати, верно и первое и второе. В том смысле, что если принимать советскую коннотацию понятия «интеллигенции», как обобщенных «врачей-учителей-инженеров» - т.е., лиц умственного труда высокой квалификации - то Революция если к чему и привела, так это к резкому росту их числа. (Начавшемуся уже в 1920 годах.) Если же считать под этой категорией некое самоназвание крайне незначительной «кучки» лиц, присвоившей себе право именоваться «мозгом нации», то можно сказать, что их отъезд в эмиграцию нисколько не ухудшил жизнь людей и состояние общественного производства. (Ну, в самом деле, если и есть связь между каким-нибудь Мережковским и производством тракторов или борьбой с холерой, то только в воспаленном мозгу антисоветчиков.)
Ну, а о том, что отсюда следует, надо будет говорить уже отдельно…
P.S. Кстати, забавным образом о том, что такое на самом деле представлял собой «великий исход русского народа» в 1917 году, можно прочесть у Булгакова в «Белой Гвардии». Надо ли говорить, что данный автор сам этот самый «исход» практически пережил. (Хотя по причине болезни он и избежал эмиграции.) Разумеется, речь там идет о «побеге на Украину», но именно данный контингент бежал и дальше, вплоть до Парижа:
«…Бежали седоватые банкиры со своими женами, бежали талантливые дельцы, оставившие доверенных помощников в Москве, которым было поручено не терять связи с тем новым миром, который нарождался в Московском царстве, домовладельцы, покинувшие дома верным тайным приказчикам, промышленники, купцы, адвокаты, общественные деятели. Бежали журналисты, московские и петербургские, продажные, алчные, трусливые. Кокотки. Честные дамы из аристократических фамилий. Их нежные дочери, петербургские бледные развратницы с накрашенными карминовыми губами. Бежали секретари директоров департаментов, юные пассивные педерасты. Бежали князья и алтынники, поэты и ростовщики, жандармы и актрисы императорских театров…»
Как говориться, найдите тут врачей-учителей-инженеров!