Великая Человеческая Революция 2. О массовом обществе, "людях-винтиках" и хождении строем
В прошлом посте был начат разговор о том, что многие явления, кажущиеся нашим современникам простыми и естественными: «ну, в самом деле, как же может быть иначе», в действительности часто имеют довольно неочевидное основание. И, вследствие этого, достаточно неочевидные варианты развития в будущем - как, скажем, приведенный в прошлом посте пример дворца в качестве «идеала жилища». Который принимается практически всеми представителями общества (разумеется, к дворцам не имеющими ни малейшего отношения) - начиная с буржуа и заканчивая коммунистами. Но для буржуа это приводит лишь к комичным попыткам воссоздания «аристократического шика» у себя дома. (Особенно забавно это выглядит у мелкой буржуазии, пытающейся «построить Версаль» в своих особнячках и даже квартирах.) Тем более, что принципиальной разницы между буржуазным и аристократическим положением нет: и те, и другие являются представителями правящих классов.
Для коммунистов же указанная ошибка оказывается гораздо серьезнее. В том смысле, что она создает упрощенную и, вместе с тем, фактически переворачивающую все с ног на голову картину, основанную на пресловутых «фаланстерах». Т.е., на тех же дворцах, однако «переданных» из рук аристократов и тиранов в руки пресловутых «коммун». (Организующих там совместное проживание - поскольку даже с т.з. здравого смысла понятно, что жить одному во дворце бессмысленно. Да и не «заточен» он под это.) Причем, относится это не только к «утопическому коммунизму»: следы этой самой «дворцовой идиллии» находятся и в более поздних моделях коммунистического будущего. В которых, вроде как, декларируется, что их цель состоит в переводе общества от хаотического состояния - характерного для конкурентно-иерархического принципа социального устройства - к сознательно управляемому и планируемому, которое наиболее присуще для мира, ориентированного на удовлетворение собственных потребностей людей. (Т.е., для неотчужденного мира.) А значит, люди, принимающие их, должны - вроде как - отказаться от некритического воспроизводства текущих явлений в своем «гипотетическом будущем»…
* * *
Однако же самое можно сказать и про другие стороны популярных образов «коммунистического будущего», существующих в настоящее время. В том смысле, что в них очень часто переносятся элементы и механизмы, характерные для общества классового только потому, что они тут считаются оптимальными. Например, очень распостранено представление о том, что «при коммунизме все будут ходить строем». В смысле - что человек будет существовать в рамках больших коллективов, полностью подчиняя свою личность «их интересам». Символом подобного «растворения в массах» обычно считаются разного рода «коллективные мероприятия», требующие участия огромного количества людей. (Скажем, демонстрации, парады и т.д.) Любовь которых антикоммунисты очень любят приписывать коммунистам, с очевидным выводом: стоит им прийти к власти, и они заставят всех забыть про свою индивидуальность, превратив каждого в неотличимый от других «винтик» в огромной государственной машине.
Однако в действительности подобное «обезличивание» характерно именно для классового общества, особенно в своем «максимальном варианте» - в виде суперимпериализма. (Фашизма.) Который одновременно сделал «стирание индивидуальности» открытой декларацией, а «массовые мероприятия» с участием десятков, а то и сотен тысяч человек - своей «визитной карточкой». Впрочем, тут сразу же стоит сказать, что фашисты, как таковые, основные элементы своего «мира» открыто заимствовали у менее «радикальных» представителей классового общества. Которые создавали огромные «обезличенные» человеческие механизмы - вроде миллионных армий - задолго до того, как Муссолини объявил свой «манифест фашизма». Более того - сами «идеологи фашизма» - как упомянутый выше Дуче и его германский «собрат» Адольф Гитлер - участвовали в этих самых «человеческих машинах» в роли «тех самых винтиков», т.е., рядовых участников, подчиненных воле вышестоящего начальства. (Положение капрала от положения рядового в данном случае не отличалось.)
Собственно, при подобном положении вещей вряд ли стоит удивляться, что многие, считающиеся «визитной карточкой тоталитаризма», явления - вроде массовых парадов, партийных действ, массовых же спортивных соревнований или, даже, пресловутых факельных шествий - существовали задолго до появления фашистских режимов. (Да что там факельные шествия - даже открытые сожжения «запрещенных книг» выступало нормальной практикой в «просвещенной Европе» XIX столетия.) Другое дело, что Первая Мировая война значительно поуменьшило пыл «традиционных правительств» в плане «мобилизации масс» - по крайней мере, в плане демонстрации. Поскольку даже обыватель начал подумывать о связи «военизированных церемоний» и ужасов пережитой им Мировой бойни. Поэтому в 1920-1930 годы фашисты - с их любовью к подобным вещам - действительно смотрелись несколько отличающимися. Но именно, что «несколько». А самое главное - даже самые «демократические» государства «внутри себя» остались теми же империалистическими. Сиречь, ставящими потребности и волю человека гораздо ниже, нежели пресловутые «национальные интересы». (Состоящие исключительно в росте «национального капитала».)
* * *
То есть, изначально «превращение человека в винтик государственного механизма» не было каким-то исключительно «тоталитарным» признаком. Скорее наоборот: они были универсальны для капиталистического мироустройства, особенно в империалистической форме, тесно связанной с массовым индустриальным производством. Которое, собственно, и превращает почти каждого индивида в «винтик», в чистую функцию в рамках огромных систем по производству прибыли. (Коими и являются производства при данном мироустройстве.) Правда, в данном случае остается «свободная» элита, которая может бравировать своей «свободной волей» и открыто демонстрировать отказ от соблюдения навязываемых обществу моделей поведения. Но сути это не меняет по причине ее (элиты) немногочисленности.
Правда, тут можно возразить тем, что и социализм, по своей сути, так же оказывается на данном пути. По крайней мере, в своей «исторической реализации» - в виде СССР. С этим спорить невозможно: да, советское общество, осваивая индустриальный способ производства - который был жизненно необходим ему хотя бы в плане выживания страны среди империалистических хищников - volens-nolens, но вынуждено было принимать и «привычные» для данного способа формы организации людей. В том смысле, что - ставя рабочих к конвейеру - оно неизбежно должно было способствовать росту отчуждения последних. Ровно то же самое можно сказать и про создание индустриальных армий, кои неизбежно должны были появиться для противодействия индустриальным армиям империалистических агрессоров. Правда, тут сразу стоит сказать, что в отличие от «механической солидарности», характерной для последних, в советском обществе существовала и солидарность «органическая». (Т.е., производимая не внешним давлением - начальством, должностными инструкциями, полицейским террором и т.д. - а способностью индивида к прямым контактам с другими индивидами.)
Эта способность в классовом обществе блокируется конкурентными механизмами, ну, а тут она могла распространяться довольно свободно. Поэтому можно сказать, что в СССР происходило своеобразное «очеловечивание» массовых организаций (трудовых и иных) - т.е., они не столько подавляли индивида, сколько мягко ограничивали его. Что было на порядок более комфортно с эмоциональной точки зрения, а главное - позволяло в недрах этого самого «массового общества» вызревать и формироваться зачаткам совершенно иных способов взаимодействия людей. (В то время, как в обществе классовом конкуренция нещадно «выпалывала» все, что хоть как-то выбивалось из господствующей схемы.) Поэтому - по мере того, как давнные локусы «укоренялись» в производственной и непроизводственной жизни - указанная выше «официальная массовость» стала постепенно уходить из общества. Заменяясь более естественными формами взаимодействия между людьми. (О коих надо будут говорит уже отдельно.)
* * *
Правда, стоит понимать, что на указанный процесс в нашем случае наложилось уже не раз описанное явление массовой урбанизации. Благодаря которому в мир, где действовали индустриальные и формирующиеся постиндустриальные (т.е., неотчужденные) модели поведения были внесены в массовом количеством модели доиндустриальные. Что очень сильно запутывало ситуацию - в том смысле, что становилось трудно понять, где идет смена менее прогрессивного (классового, индустриального) явления на более прогрессивное постклассовое, а где, наоборот, речь идет о соперничестве его (индустриального явления) с доиндустриальными нормами. Поэтому никакие «статические» рассмотрения советского общества - т.е., без учета динамики происходивших в нем изменений - не имеют смысл.
Иначе говоря, для понимания того, что происходило в СССР, нет смысла рассматривать «статичную картину» - как это возможно, например, для тех же классовых обществ. Нет, тут имеет смысл разбирать те или иные явления исключительно с учетом того, что и когда тут появилось и как развивалось со временем. Впрочем, обо всем этом надо будет говорить уже отдельно. Тут же можно только еще раз отметить что данное общество может считаться коммунистическим исключительно в «потенциальном» смысле. (На самом деле, конечно, и это очень много - поскольку иные типы общества вообще не предполагают выхода за пределы отчужденных отношений без своего разрушения.) В любом случае, стоит понимать, что рассматривать те или иные особенности коммунистического мира без учета смены его базиса - т.е., привычного для империалистического устройства индустриального производства, или, тем более, более ранних производственных систем (к коим обращались те же утописты) - совершенно невозможно..
Однако об этом - а равно, и о том, что же следует делать в данном случае - будет сказано несколько позднее…
Для коммунистов же указанная ошибка оказывается гораздо серьезнее. В том смысле, что она создает упрощенную и, вместе с тем, фактически переворачивающую все с ног на голову картину, основанную на пресловутых «фаланстерах». Т.е., на тех же дворцах, однако «переданных» из рук аристократов и тиранов в руки пресловутых «коммун». (Организующих там совместное проживание - поскольку даже с т.з. здравого смысла понятно, что жить одному во дворце бессмысленно. Да и не «заточен» он под это.) Причем, относится это не только к «утопическому коммунизму»: следы этой самой «дворцовой идиллии» находятся и в более поздних моделях коммунистического будущего. В которых, вроде как, декларируется, что их цель состоит в переводе общества от хаотического состояния - характерного для конкурентно-иерархического принципа социального устройства - к сознательно управляемому и планируемому, которое наиболее присуще для мира, ориентированного на удовлетворение собственных потребностей людей. (Т.е., для неотчужденного мира.) А значит, люди, принимающие их, должны - вроде как - отказаться от некритического воспроизводства текущих явлений в своем «гипотетическом будущем»…
* * *
Однако же самое можно сказать и про другие стороны популярных образов «коммунистического будущего», существующих в настоящее время. В том смысле, что в них очень часто переносятся элементы и механизмы, характерные для общества классового только потому, что они тут считаются оптимальными. Например, очень распостранено представление о том, что «при коммунизме все будут ходить строем». В смысле - что человек будет существовать в рамках больших коллективов, полностью подчиняя свою личность «их интересам». Символом подобного «растворения в массах» обычно считаются разного рода «коллективные мероприятия», требующие участия огромного количества людей. (Скажем, демонстрации, парады и т.д.) Любовь которых антикоммунисты очень любят приписывать коммунистам, с очевидным выводом: стоит им прийти к власти, и они заставят всех забыть про свою индивидуальность, превратив каждого в неотличимый от других «винтик» в огромной государственной машине.
Однако в действительности подобное «обезличивание» характерно именно для классового общества, особенно в своем «максимальном варианте» - в виде суперимпериализма. (Фашизма.) Который одновременно сделал «стирание индивидуальности» открытой декларацией, а «массовые мероприятия» с участием десятков, а то и сотен тысяч человек - своей «визитной карточкой». Впрочем, тут сразу же стоит сказать, что фашисты, как таковые, основные элементы своего «мира» открыто заимствовали у менее «радикальных» представителей классового общества. Которые создавали огромные «обезличенные» человеческие механизмы - вроде миллионных армий - задолго до того, как Муссолини объявил свой «манифест фашизма». Более того - сами «идеологи фашизма» - как упомянутый выше Дуче и его германский «собрат» Адольф Гитлер - участвовали в этих самых «человеческих машинах» в роли «тех самых винтиков», т.е., рядовых участников, подчиненных воле вышестоящего начальства. (Положение капрала от положения рядового в данном случае не отличалось.)
Собственно, при подобном положении вещей вряд ли стоит удивляться, что многие, считающиеся «визитной карточкой тоталитаризма», явления - вроде массовых парадов, партийных действ, массовых же спортивных соревнований или, даже, пресловутых факельных шествий - существовали задолго до появления фашистских режимов. (Да что там факельные шествия - даже открытые сожжения «запрещенных книг» выступало нормальной практикой в «просвещенной Европе» XIX столетия.) Другое дело, что Первая Мировая война значительно поуменьшило пыл «традиционных правительств» в плане «мобилизации масс» - по крайней мере, в плане демонстрации. Поскольку даже обыватель начал подумывать о связи «военизированных церемоний» и ужасов пережитой им Мировой бойни. Поэтому в 1920-1930 годы фашисты - с их любовью к подобным вещам - действительно смотрелись несколько отличающимися. Но именно, что «несколько». А самое главное - даже самые «демократические» государства «внутри себя» остались теми же империалистическими. Сиречь, ставящими потребности и волю человека гораздо ниже, нежели пресловутые «национальные интересы». (Состоящие исключительно в росте «национального капитала».)
* * *
То есть, изначально «превращение человека в винтик государственного механизма» не было каким-то исключительно «тоталитарным» признаком. Скорее наоборот: они были универсальны для капиталистического мироустройства, особенно в империалистической форме, тесно связанной с массовым индустриальным производством. Которое, собственно, и превращает почти каждого индивида в «винтик», в чистую функцию в рамках огромных систем по производству прибыли. (Коими и являются производства при данном мироустройстве.) Правда, в данном случае остается «свободная» элита, которая может бравировать своей «свободной волей» и открыто демонстрировать отказ от соблюдения навязываемых обществу моделей поведения. Но сути это не меняет по причине ее (элиты) немногочисленности.
Правда, тут можно возразить тем, что и социализм, по своей сути, так же оказывается на данном пути. По крайней мере, в своей «исторической реализации» - в виде СССР. С этим спорить невозможно: да, советское общество, осваивая индустриальный способ производства - который был жизненно необходим ему хотя бы в плане выживания страны среди империалистических хищников - volens-nolens, но вынуждено было принимать и «привычные» для данного способа формы организации людей. В том смысле, что - ставя рабочих к конвейеру - оно неизбежно должно было способствовать росту отчуждения последних. Ровно то же самое можно сказать и про создание индустриальных армий, кои неизбежно должны были появиться для противодействия индустриальным армиям империалистических агрессоров. Правда, тут сразу стоит сказать, что в отличие от «механической солидарности», характерной для последних, в советском обществе существовала и солидарность «органическая». (Т.е., производимая не внешним давлением - начальством, должностными инструкциями, полицейским террором и т.д. - а способностью индивида к прямым контактам с другими индивидами.)
Эта способность в классовом обществе блокируется конкурентными механизмами, ну, а тут она могла распространяться довольно свободно. Поэтому можно сказать, что в СССР происходило своеобразное «очеловечивание» массовых организаций (трудовых и иных) - т.е., они не столько подавляли индивида, сколько мягко ограничивали его. Что было на порядок более комфортно с эмоциональной точки зрения, а главное - позволяло в недрах этого самого «массового общества» вызревать и формироваться зачаткам совершенно иных способов взаимодействия людей. (В то время, как в обществе классовом конкуренция нещадно «выпалывала» все, что хоть как-то выбивалось из господствующей схемы.) Поэтому - по мере того, как давнные локусы «укоренялись» в производственной и непроизводственной жизни - указанная выше «официальная массовость» стала постепенно уходить из общества. Заменяясь более естественными формами взаимодействия между людьми. (О коих надо будут говорит уже отдельно.)
* * *
Правда, стоит понимать, что на указанный процесс в нашем случае наложилось уже не раз описанное явление массовой урбанизации. Благодаря которому в мир, где действовали индустриальные и формирующиеся постиндустриальные (т.е., неотчужденные) модели поведения были внесены в массовом количеством модели доиндустриальные. Что очень сильно запутывало ситуацию - в том смысле, что становилось трудно понять, где идет смена менее прогрессивного (классового, индустриального) явления на более прогрессивное постклассовое, а где, наоборот, речь идет о соперничестве его (индустриального явления) с доиндустриальными нормами. Поэтому никакие «статические» рассмотрения советского общества - т.е., без учета динамики происходивших в нем изменений - не имеют смысл.
Иначе говоря, для понимания того, что происходило в СССР, нет смысла рассматривать «статичную картину» - как это возможно, например, для тех же классовых обществ. Нет, тут имеет смысл разбирать те или иные явления исключительно с учетом того, что и когда тут появилось и как развивалось со временем. Впрочем, обо всем этом надо будет говорить уже отдельно. Тут же можно только еще раз отметить что данное общество может считаться коммунистическим исключительно в «потенциальном» смысле. (На самом деле, конечно, и это очень много - поскольку иные типы общества вообще не предполагают выхода за пределы отчужденных отношений без своего разрушения.) В любом случае, стоит понимать, что рассматривать те или иные особенности коммунистического мира без учета смены его базиса - т.е., привычного для империалистического устройства индустриального производства, или, тем более, более ранних производственных систем (к коим обращались те же утописты) - совершенно невозможно..
Однако об этом - а равно, и о том, что же следует делать в данном случае - будет сказано несколько позднее…