Как Иван Ефремов определил развитие нашей цивилизации 2
В прошлом посте было сказано, что Иван Антонович Ефремов выступил человеком, по существу, создавшим совершенно новое представление о коммунистическом обществе. Представление, выходящее далеко за пределы прежних его (коммунизма) моделей. Однако тут может возникнуть резонный вопрос: а есть ли в этом тот исторический смысл, о котором говориться в заголовке? То есть - если даже дело обстоит так, как было сказано, то сильно ли изменился наш мир после создания этого представления? Ведь - как не печально это прозвучит - Ивана Антоновича сложно назвать автором, популярном в мировом смысле. Ну да, в СССР 1950-1970 годов его книги были достаточно известны и поэтому постоянно находились в дефиците, но эти времена давно прошли. И современная российская молодежь вряд ли может даже вспомнить про подобного автора. Ну, а современная - да и не современная - молодежь западная его вообще не ведает про указанного автора.
Подобная мысль кажется более, чем очевидной. На этом фоне фраза об определении «цивилизационного пути» данным автором выглядит слишком пафосной, не имеющей основания в действительности. (В том смысле, что может Ефремов и определил какие-то особенности советской фантастики, но не более того.) Однако очевидность эта ложна - в том смысле, что в действительности дело обстоит гораздо сложнее, нежели это кажется на первый взгляд. И в данном случае низкая известность в мире ефремовской фантастики оказывается не сказать, чтобы критичным.
Дело вот в чем: как уже было сказано, «предыдущие модели коммунизма» - а именно, «Дворец» и «Монастырь» - вырабатывались во время господства классового общества. (Коммунистами-утопистами.) Вследствие чего они были адекватны представлениям именно этого периода. И для людей прошлого эти миры действительно выглядели достаточно привлекательными на фоне ужасной окружающей действительности. (Разумеется, если вести речь о 90% населения, не входящих в классовую верхушку.) Да, именно так: даже пресловутый «монастырь» - которым, по сути, и являлись утопические фаланстеры - с их общим проживанием в одном помещении и минимумом личных вещей, являл собой существенное улучшение жизни по сравнению «обыденной жизнью». Впрочем, по сравнению с ней (обыденной жизнью) даже пресловутое «хождение строем» в то время вряд ли выглядело чем-то страшным: палками не лупят, кланяться перед господами не заставляют - уже хорошо.
Ну, а «Дворец» с обитающими там аристократами вообще выглядел вершиной блаженства: мысль о том, что жизнь обитателя «графского замка» может иметь какие-то проблемы, выглядела тогда абсурдом. Однако после начала Великой Пролетарской Революции - а особенно после того, как созданный ей СССР обрел возможность «отбрасывать свою тень» на весь остальной мир - ситуация изменилась. В том смысле, что теперь образ чистой и сытой казарменной жизни утратил свою прежнюю привлекательность. Более того - появились вопросы и к «обществу полного изобилия». По крайней мере, стало понятным, что оно не приведет к автоматическому установлению «Рая на Земле» - сиречь, общества полностью удовлетворенных всем людей.
* * *
На этом фоне возникло сомнение в том, нужно ли вообще подобное общество? Особенно актуальным оно - данное сомнение - стало тогда, когда советизация мира привела к широкому распространению т.н. «государства всеобщего благосостояния». Проще говоря, к фактическому переходу развитых стран на социал-демократическую программу, предусматривающую передачу некоей части изымаемой у рабочих прибавочной стоимости на их социальное обеспечение. Понятно, что это стало возможным только благодаря наличию СССР, который выступил более, чем весомым аргументом в руках соцдемов. (Иначе говоря, они могли сказать буржуазии: не хотите нас, получите советских.) Однако в данном случае важно то, что прежние модели «утопического общества» подобное положение полностью обесценивало - вследствие чего вопрос о переходе к ним почти полностью отпал.
Однако это было только мнимое благополучие. В том смысле, что проблемы, которые испытывали подобные общества, остались. Причем, как показали дальнейшие события - проблемы эти были фундаментальные, связанные с базовыми качествами имеющегося социального устройства. (И поэтому неустранимые без изменения этого устройства - т.е., без смены общества.) В подобном случае «вопрос о коммунизме» - т.е., о том, к чему стоит стремиться при изменении текущего мироустройства - так и не стал риторическим. Скорее, наоборот: после того, как гибель СССР привела к остановке, а затем - и обращению процесса «советизации мира» - он снова приобрел свою актуальность. Поскольку тогда стало понятным, что ни к какому стабильному состоянию пресловутое Welfare state не способно: стоит только исчезнуть внешнему давлению, как оно начинает приобретать свое «естественное» состояние обычного империализма.
А значит - вопрос о посткапиталистическом мире вновь поднимается в полный рост. Приводя или к уже указанной бинарности «Дворец/Монастырь». (Или, в сильном варианте, «Рай/Муравейник».) Что - как было сказано выше - навряд-ли может рассматриваться, как привлекательная альтернатива для современного мира. Или же к поиску нового варианта «общества будущего». Которым, по сути, никто - кроме советских фантастов - не занимался. Точнее сказать, все попытки «сфутороложить» чего-то более-менее привлекательное, у западных мыслителей неизбежно приводило или к этим двум вариантам. (В приукрашенной форме.) Или же к бесконечному длению текущего момента - что, собственно, и является сейчас самой популярной формой «позитивного будущего». (Вот пугать будущим они - эти мыслители - умели, и умеют до сих пор, поэтому количество антиутопий зашкаливает. На любой вкус: от постапокалиптических банд до военной диктатуры, от генетических мутаций до восстания машин.)
* * *
Так что созданный советскими фантастами - и, прежде всего, Иваном Антоновичем Ефремовым - образ низкоэнтропийного мира сейчас является фактически единственным вариантом «реального будущего». А значит, существует огромная вероятность того, что - в случае возникновения потребности в подобном - именно он будет принят всем остальным человечеством. Разумеется, можно будет ожидать нового создания чего-то подобного - однако вероятность создания нового образа коммунистического общества много меньше, нежели вероятность использования уже готового варианта. Кроме того, стоит понимать, что текущий кризис - а точнее, наступающий Суперкризис - наиболее сильно ударит по англосаксонским странам и англосаксонской культуре. (В связи с диалектичностью мира.) Вследствие этого текущий «англоцентризм» современного общественного сознания будет разрушен - и образовавшийся «вакуум» должен будет неизбежно заполняться «иноплеменными» смыслами. (То, что современная англоязычная культура крайне однобока и неполна - думаю, ни для кого не является секретом.)
В подобной ситуации «советский коммунизм» - сиречь, та самая «модель Ефремова-Стругацких» - приобретает реальный шанс стать всемирным прообразом будущего. Просто потому, что - как было сказано выше - никакой реальной альтернативы не существует. То есть - именно она будет определять тот идеал, к которому будут стремиться люди всего мира. Но, понятное дело, об этом надо будет говорить уже отдельно…
Подобная мысль кажется более, чем очевидной. На этом фоне фраза об определении «цивилизационного пути» данным автором выглядит слишком пафосной, не имеющей основания в действительности. (В том смысле, что может Ефремов и определил какие-то особенности советской фантастики, но не более того.) Однако очевидность эта ложна - в том смысле, что в действительности дело обстоит гораздо сложнее, нежели это кажется на первый взгляд. И в данном случае низкая известность в мире ефремовской фантастики оказывается не сказать, чтобы критичным.
Дело вот в чем: как уже было сказано, «предыдущие модели коммунизма» - а именно, «Дворец» и «Монастырь» - вырабатывались во время господства классового общества. (Коммунистами-утопистами.) Вследствие чего они были адекватны представлениям именно этого периода. И для людей прошлого эти миры действительно выглядели достаточно привлекательными на фоне ужасной окружающей действительности. (Разумеется, если вести речь о 90% населения, не входящих в классовую верхушку.) Да, именно так: даже пресловутый «монастырь» - которым, по сути, и являлись утопические фаланстеры - с их общим проживанием в одном помещении и минимумом личных вещей, являл собой существенное улучшение жизни по сравнению «обыденной жизнью». Впрочем, по сравнению с ней (обыденной жизнью) даже пресловутое «хождение строем» в то время вряд ли выглядело чем-то страшным: палками не лупят, кланяться перед господами не заставляют - уже хорошо.
Ну, а «Дворец» с обитающими там аристократами вообще выглядел вершиной блаженства: мысль о том, что жизнь обитателя «графского замка» может иметь какие-то проблемы, выглядела тогда абсурдом. Однако после начала Великой Пролетарской Революции - а особенно после того, как созданный ей СССР обрел возможность «отбрасывать свою тень» на весь остальной мир - ситуация изменилась. В том смысле, что теперь образ чистой и сытой казарменной жизни утратил свою прежнюю привлекательность. Более того - появились вопросы и к «обществу полного изобилия». По крайней мере, стало понятным, что оно не приведет к автоматическому установлению «Рая на Земле» - сиречь, общества полностью удовлетворенных всем людей.
* * *
На этом фоне возникло сомнение в том, нужно ли вообще подобное общество? Особенно актуальным оно - данное сомнение - стало тогда, когда советизация мира привела к широкому распространению т.н. «государства всеобщего благосостояния». Проще говоря, к фактическому переходу развитых стран на социал-демократическую программу, предусматривающую передачу некоей части изымаемой у рабочих прибавочной стоимости на их социальное обеспечение. Понятно, что это стало возможным только благодаря наличию СССР, который выступил более, чем весомым аргументом в руках соцдемов. (Иначе говоря, они могли сказать буржуазии: не хотите нас, получите советских.) Однако в данном случае важно то, что прежние модели «утопического общества» подобное положение полностью обесценивало - вследствие чего вопрос о переходе к ним почти полностью отпал.
Однако это было только мнимое благополучие. В том смысле, что проблемы, которые испытывали подобные общества, остались. Причем, как показали дальнейшие события - проблемы эти были фундаментальные, связанные с базовыми качествами имеющегося социального устройства. (И поэтому неустранимые без изменения этого устройства - т.е., без смены общества.) В подобном случае «вопрос о коммунизме» - т.е., о том, к чему стоит стремиться при изменении текущего мироустройства - так и не стал риторическим. Скорее, наоборот: после того, как гибель СССР привела к остановке, а затем - и обращению процесса «советизации мира» - он снова приобрел свою актуальность. Поскольку тогда стало понятным, что ни к какому стабильному состоянию пресловутое Welfare state не способно: стоит только исчезнуть внешнему давлению, как оно начинает приобретать свое «естественное» состояние обычного империализма.
А значит - вопрос о посткапиталистическом мире вновь поднимается в полный рост. Приводя или к уже указанной бинарности «Дворец/Монастырь». (Или, в сильном варианте, «Рай/Муравейник».) Что - как было сказано выше - навряд-ли может рассматриваться, как привлекательная альтернатива для современного мира. Или же к поиску нового варианта «общества будущего». Которым, по сути, никто - кроме советских фантастов - не занимался. Точнее сказать, все попытки «сфутороложить» чего-то более-менее привлекательное, у западных мыслителей неизбежно приводило или к этим двум вариантам. (В приукрашенной форме.) Или же к бесконечному длению текущего момента - что, собственно, и является сейчас самой популярной формой «позитивного будущего». (Вот пугать будущим они - эти мыслители - умели, и умеют до сих пор, поэтому количество антиутопий зашкаливает. На любой вкус: от постапокалиптических банд до военной диктатуры, от генетических мутаций до восстания машин.)
* * *
Так что созданный советскими фантастами - и, прежде всего, Иваном Антоновичем Ефремовым - образ низкоэнтропийного мира сейчас является фактически единственным вариантом «реального будущего». А значит, существует огромная вероятность того, что - в случае возникновения потребности в подобном - именно он будет принят всем остальным человечеством. Разумеется, можно будет ожидать нового создания чего-то подобного - однако вероятность создания нового образа коммунистического общества много меньше, нежели вероятность использования уже готового варианта. Кроме того, стоит понимать, что текущий кризис - а точнее, наступающий Суперкризис - наиболее сильно ударит по англосаксонским странам и англосаксонской культуре. (В связи с диалектичностью мира.) Вследствие этого текущий «англоцентризм» современного общественного сознания будет разрушен - и образовавшийся «вакуум» должен будет неизбежно заполняться «иноплеменными» смыслами. (То, что современная англоязычная культура крайне однобока и неполна - думаю, ни для кого не является секретом.)
В подобной ситуации «советский коммунизм» - сиречь, та самая «модель Ефремова-Стругацких» - приобретает реальный шанс стать всемирным прообразом будущего. Просто потому, что - как было сказано выше - никакой реальной альтернативы не существует. То есть - именно она будет определять тот идеал, к которому будут стремиться люди всего мира. Но, понятное дело, об этом надо будет говорить уже отдельно…